Скорость

— Оправдались? — спросила она вздрагивающим голосом. — Успокоили?

Сахаров сделал вид, что не понял вопроса.

— Да не хитрите вы, Федор Кузьмич, — махнула рукой Чибис. — Разве партком не может повлиять на Кирюхина? Может. Я уверена. Не хотите вы портить с ним отношений, вот в чем дело.

— Ну это вы бросьте! — вскипел Сахаров. — Что значит не хочу? У нас отношения деловые, партийные.

— Партийные. Кому вы говорите? Ходите перед Кирюхиным на цыпочках. Один Алтунин только и держится.

— Вон как! — Сахаров подумал: «Спелись вы с Алтуниным крепко. Уже по ночам в цехах вместе сидите. Даже людей не стесняетесь». Он хотел вслух сказать ей об этом, но, подумав, как бы не разозлить человека еще сильнее, воздержался. Однако намек все же сделал:

— Захвалите вы Алтунина по соседству. Смотрите.

— Не язвите, — сказала Елена Гавриловна, и взгляд ее сделался еще суровее. — Алтунин как раз принципиальный человек. А насчет квартиры нужно немедленно разобраться, иначе я напишу секретарю горкома…

— Только не пугайте, — прервал ее Сахаров. — Можете писать куда угодно. А вот нарушать партийную дисциплину не позволю. — Он встал, сощурил налитые гневом глаза, спросил, положив на стол обе ладони: — Вы думаете, мне ваша хитрость с этой самой летучкой не понятна?

— Какая же это хитрость? Просто деловой разговор.

— А кто навязал его?

— Жизнь.

— Бросьте! — погрозил пальцем Сахаров. — Меня не проведете. Я знаю ваши замашки… Я вижу…

Чибис промолчала, дав ему высказаться, потом резко ответила:

— Зря сочиняете, Федор Кузьмич. Летучка была открытой. На ней и начальник депо присутствовал, и представитель горкома.

Сахаров знал, кто присутствовал на летучке, но все же упоминание о представителе горкома покоробило его, сбило с высокого тона. Собравшись с мыслями, он сказал:

— Учтите, если будете покушаться на заслуги Мерцалова, привлечем к партийной ответственности. Мы не можем допустить, чтобы какие-то завистники тушили коммунистические светофоры. Ясно?

— Нет, не ясно, — сказала Чибис. — Я не вижу никаких завистников.

— Что же вы тогда видите?

— А то, что новая квартира Мерцалову пока не нужна.

— Ну, знаете!.. С подобным понятием…

Елена Гавриловна так выразительно посмотрела, что фраза секретаря парткома осталась оборванной. Помолчав, он сказал уже несколько спокойнее:

— Не думаете вы, товарищ Чибис. И других слушать не хотите. Понимаете, в чем дело?

— Да, я все понимаю, — сказала Чибис. И, не желая больше разговаривать, ушла.

«Ох и камешек», — озабоченно вздохнул Сахаров и долго сидел за столом, подперев щеки ладонями.

22

Было очень холодно. Жесткая снежная масса хлестала в ветровое стекло «Волги», а Лида все равно радовалась, и Петр не отводил от нее взгляда. Ему хотелось обнять жену, прижаться губами к милым похудевшим щекам, к пышным волосам с завитками на концах, и так ехать долго, долго, ни о чем не думая. Только руки его были заняты. На них лежал сын, такой близкий, родной, что при одной мысли о нем у Петра сладко замирало сердце.

Машина бежала неровно: то набирала скорость, то вдруг задерживалась на перекрестках, потом, чтобы выбраться на простор, обгоняла троллейбусы. По сторонам мелькали большие дома, заборы с театральными афишами. Лида смотрела на все с таким трепетом, будто очень давно не видела.

Неожиданно для нее шофер повернул машину вправо, в длинный узкий переулок. Навстречу поплыли одноэтажные домики с палисадниками, деревянными воротами и ярко выкрашенными наличниками.

— Куда мы едем? — встревожилась Лида, зная, что Семафорная улица в противоположной стороне.

Петр молчал. Он был рад, что жена ничего не знает о новой квартире, и хотел, чтобы эта приятная тайна сохранилась как можно дольше.

— Ну, Петя? — Она посмотрела ему в лицо. — Куда ты везешь меня?

— Домой, — сказал он безобидным тоном и улыбнулся.

— Не шути, пожалуйста. Эта прогулка совсем некстати.

— Почему некстати? Такой день!

Тем временем «Волга», сделав крутой поворот, обогнула квадратный заснеженный скверик и остановилась у четырехэтажного дома, поблескивающего свежей голубоватой краской. Лида не успела толком осмотреться, как перед ней возник бодро улыбающийся Сахаров. Он сжал ее руку в своих жестковатых ладонях и сказал громко, с подчеркнутой торжественностью:

— Поздравляю вас, Лидия Романовна, с увеличением семьи и вступлением в новую квартиру!

«Так вот в чем дело, — подумала Лида. — Значит, Петю премировали квартирой… Значит, мы теперь будем жить…» Но мысли ее прервал неведомо откуда появившийся чернявый паренек с фотоаппаратом. Он бесцеремонно поправил на ней шапочку, попросил выше поднять голову и, отступив на несколько шагов, скомандовал:

— Внимание!

На втором этаже, в квартире, Лиду встретили Роман Филиппович и Евдокия Ниловна. Мать с дочерью, как водится, кинулись друг другу в объятия, немного всхлипнули на радостях. А тесть и зять стояли на расстоянии, не зная, с чего начать разговор. Одна лишь Евдокия Ниловна, тяжело вздыхая, выводила глуховатым голосом!

— Ах, дочка, дочка, и чего тебе не хватало в родительском доме? Ведь просторно, тепло, да и свету не меньше, чем тут.

— Ну, мама! — прервала ее Лида. — Не мог же Петя отказаться от премии.

— От какой премии? — Евдокия Ниловна недоуменно посмотрела на дочь, потом перевела взгляд на Романа Филипповича. Тот переступил с ноги на ногу, глухо кашлянул.

Лида ничего не понимала. Она смотрела то на отца, то на Петю и не знала, что сказать им. Евдокия Ниловна рассерженно махнула рукой и повернулась к кроватке, на которой лежал внук.

— Нет, ты не отмахивайся, — сказал ей Роман Филиппович. — Тут надо сразу: сюда или гуда? И машина пока здесь.

— Но здесь все-таки я хозяин, — с чувством собственного достоинства сказал Петр.

— Ты хозяин? — удивился Роман Филиппович. — В том-то и беда, Петр, что никакой ты не хозяин.

— Товарищи! — крикнул Сахаров из прихожей, и в ту же минуту вбежал в комнату вместе с фотографом. — Разрешите еще один снимок. Последний, так сказать, семейный.

— Никаких семейных, — категорически заявил Дубков и так выразительно посмотрел на организатора съемок, что у того сразу изменился голос.