Скрепы нового мира

Ошибиться невозможно. Прямо посередине палубы, резко отличаясь от запущенных, но все же добротных надстроек судна, стоял набранный из грязно-белых досок балок, примерно такой, как ставят на стройках. Судя по количеству дверей и окон - кают эдак на шесть или восемь.

Изнутри - две затянутые в дерматин койки одна над другой, длинный основательный стол, шкафчик, окно. Строго, бедно, относительно чисто. А главное - безопасно. Осознание последнего факта как будто выдернуло из меня стержень. Не в силах стоять на ногах, я попробовал присесть, но вместо этого - позорно завалился прямо на пол.

"Неудобно вышло", - мелькнула, и тут же погасла мысль.

В себя я пришел от резкой боли в раненном боку. Надо мной, с окровавленным ножом в руке, нависал пожилой господин с роскошными седыми бакенбардами, из-за его плеча выглядывало испуганное лицо Александры. При виде моих распахнутых глаз господин вытянул откуда-то из-за спины бутылку с мутной коричневой жижей.

Протянул мне:

– Hold on! Drink up!

Я взял, послушно глотнул. Горло обожгло - градусов семьдесят.

– Еще!
– потребовал господин.

Я повторил, пошло легче. Третий глоток вообще хорошо, четвертый...

– Хватит, хватит!
– забеспокоился господин.
– Куда в тебя лезет!
– он вывернул бутылку из моих пальцев, я попробовал протестовать, но не смог, волна неодолимой слабости и безразличия кинула меня в новое беспамятство.

Кажется, сумрачное состояние не было постоянным. Я то и дело чувствовал, что меня тормошат, о чем-то спрашивают, копаются в ране, пытаются залить что-то в рот, или наоборот, дергают замокшие тряпки из-под задницы. Однако все эти пертурбации шли сами по себе, полностью в стороне от сознания - как будто в бесконечном страшном сне.

Обратно в реальность я выплывал медленно. Немудрящая обстановка каюты проступала из серой хмари буквально пиксел за пикселом, начиная с яркого пятна окна и заканчивая роскошной паутиной на грязном потолке. Но даже после обретения четкости мир не прекратил неторопливую раскачку. Пытаясь привести вестибулярный аппарат в порядок, я осторожно пошевелил ногами, затем попытался приподняться на локте, но рука подвернулась и я едва не скатился с койки. Хотел выругаться, но вместо слов смог выдавить невнятный сип:

– С-с-с-сьорт!

– Лешенька!
– шею обвили знакомые ласковые руки, торопливые поцелуи прошлись по губам, щекам, глазам.
– Очнулся! Живой!
– Mister Branson! Richard!
– Саша зачем-то перешла на английский.
– Alex came to his senses!

– Awesome!
– послышалось откуда-то из-за переборки.
– It's the best news of the day! Wait a moment, I'm already coming to you!

– П-п-пить, - попросил я, кое-как проворачивая непослушный язык.

– Сейчас!

У моего рта мгновенно материализовалась огромная жестяная кружка, в нос шибанул густой запах куриного бульона.

– Пей, пей, свежий, часа не прошло как отварила, - голос Саши то и дело прерывался подозрительными всхлипами.
– Весь пей, еще приготовлю!

– Ну что ты, не плачь!
– я зарыл непослушные пальцы в волосы жены.
– Свалился в обморок с недосыпа, подумаешь, эка невидаль!

В каюту после короткого стука ворвался уже виденный мной господин с бакенбардами, судя по всему, тот самый Ричард. Шмякнул на стол звякнувший металлом саквояж, водрузил на нос вытащенное из жилетного кармана пенсне, и только после этого поздоровался:

– I'm glad to see you alive, you're a lucky guy.

– Nice to see you too, - машинально ответил я, и сразу переключился на самое важное: - Did we leave that fucking country?

– Неделя минула!
– вмешалась Саша по-английски, очевидно, Ричард русского не понимал вообще.
– Утром вошли в Красное море.

– Так вот почему меня так трясет и качает, - наконец-то сориентировался я.
– И стук машины слышен, и плеск, как я сразу внимания не обратил?!

– Сегодня ветер, не сильный, зато в борт.

– Красное море, значит? Кораллы... рыбки... оллклюзив, - невольно улыбнулся я воспоминаниям детства.
– Как там моя рана?

– Она загноилась, - подозрительно серьезно ответил Ричард.
– Пришлось чистить. Вы нас здорово напугали!

– Извините, не хотел, - пошутил я, но, поймав укоризненный взгляд Саши, сразу поправился: - Спасибо вам, доктор!

– Не за что, - небрежно отмахнулся тот.
– Я ведь не настоящий доктор, я всего лишь зубной врач. Бор-машина, клещи, несколько зажимов - вот все, с чем я умею работать...

– Вы лучший доктор в мире, - пылко прервала его Саша.
– Вы спасли Алекса!

– Право, не стоит преувеличивать мои заслуги, - смутился Ричард.
– Вы сами бы справились, я видел, вы уверенно работаете с бинтом и скальпелем.

– Простите, - физиология настойчиво звала меня прогуляться.
– Можно мне встать?

– Вреда не будет, только будьте очень осторожны, - включил строгий врачебный голос Ричард.
– Мы с Александрой поможем.

Первые шаги дались мне тяжело. Однако уже ближе к вечеру я сносно передвигался без посторонней помощи. Лучшим лекарством стал соленый запах моря и вид далеких рыжих скал... все как когда-то, в далеком 21-ом веке. Пляжный бар Шарм-Эль-Шейха, первый в жизни алкогольный коктейль под присмотром родителей, и огромный телевизор, на котором две вмазанные девчонки с криками "нас не догонят" несутся по снежной дороге верхом на безумном, горящем грузовике. Знать бы где оно сейчас, мое далекое беззаботное будущее...

Про настоящее куда важнее знать иное - Саша не оплошала, вовремя, к тому же до безобразия дешево, подкупила портового клерка. Печать в паспорте есть, а вот записи в канцелярской книге нет. Если мы не наделаем глупостей - никакие чекисты никогда нас не вычислят. Удача по-прежнему с нами. Даже излишне болтливых пассажиров, и тех на борту трампа не оказалось, если не считать Ричарда и его молодой жены, красавицы-персиянки. Поэтому самым страшным нашим врагом стала жара и скука. Целыми днями мы сидели у борта в раскладных брезентовых креслах, в тени растянутого поверх кают и палубы тента, потягивали кислое, безжалостно разбавленное водой вино, жевали лепешки, фрукты, жилистую курятину, и конечно, болтали обо всем на свете.

Свои историю наш доктор не скрывал: в двадцать пять лет он поссорился с родителями и не придумал ничего лучше, как совместить полезное с приятным - смыться из дома на повышение квалификации среди лучших в мире немецких врачей. В Европу он заявился как раз в четырнадцатом, к началу Великой войны. Водоворот событий закружил, завертел Ричарда по городам и континентам - от Мадрида и Кейптауна до Мельбурна и Сингапура. Вот только в отличии от описанных Булгаковым в "Беге" недовзрослых имперских интеллигентов и генералов, ему не приходило в голову долгими тропическими ночами вздыхать о "родных спрингфилдовских березках".