Скрепы нового мира

Пока водитель рулил по забитым машинами улицам, Маша дала волю любопытству. Уж не знаю, сама ли она продумала тему, или помог кто-то умный, но мне в кость она попала первым же вопросом:

– Герр Кирхмайер! А зачем вы, такой известный антикоммунист, решили помогать советским школьникам?

– Хорст, - поправил я.
– Мы же договаривались.

Самое смешное, что ни я, ни Александра, никогда не планировали помогать юным строителям большевистского рая. Не из-за старой обиды или какой-то лютой злобы, просто поначалу мы не хотели брать на себя лишний риск и заботу. Чуть позже, году к тридцать пятому, текучка стремительно расширяющегося бизнеса и вовсе вытеснила новости из СССР на периферию нашего внимания.

Все поменяла поистине булгаковская история. Нежданно-негаданно, а вернее сказать, после публикации "VorwДrts!" необыкновенно слезливого репортажа о трудной судьбе советских беспризорников, ко мне в кабинет, с категорическим требованием помочь деньгами несчастным сиротам, вломилась делегация собственных сотрудников. Сцена из "Собачьего сердца", в которой домкомовская дама требует с профессора деньги для немецких детей, встала перед моими глазами как живая. И, вместо того, чтобы отделаться о просителей сотней-другой марок, я решил пошутить.

Снял со стены кабинета изрядно надоевшую картину, тот самый несостоявшийся подарок Бабелю, который мы с Сашей по случайности прихватили во время бегства из СССР. Затем, обливаясь крокодиловыми слезами, вручил полотно делегации со словами: "денег нет, а искусство полезно для здоровья молодежи". Нормальные бы люди обиделись, да выбросили бесполезную живопись в ближайшую помойку. Те, что с хорошим чувством юмора - повесили бы подарок на стенку у себя дома, а долгими зимними вечерами рассказывали гостям за кружечкой пива, какой гадкий козел их шеф.

Озабоченные советскими беспризорниками тетки пошли к искусствоведам, и... там выяснилось, что пейзажик в стиле луминизма написан каким-то знаменитым маляром.

Активисты получили огромные деньги. Огромные, разумеется, лишь в их понимании, на самом деле за "образчик луминизма" дали что-то около трех тысяч марок. И все бы на этом благополучно закончилось, однако история попала к журналистам. По старой скандальной памяти они постарались, раздули из мухи шикарного белого слона. Меня, впрочем, не обидели, напротив, выставили эдаким щедрым спасителем сирых и убогих, не пожалевшим отдать на нужды несчастных детишек свою любимую картину. Задать вопрос, какого черта миллионер жертвует живопись, а не деньги, никто не удосужился.

Возможно, все они хотели сделать как лучше, но на самом деле, лучше бы обвинили в поедании христианских младенцев.

Просители многочисленных конфессий, партий и союзов немедленно взяли меня в осаду по всем правилам стяжательской науки. Послать их сразу и далеко опасно, раздутый до неприличного размера пузырь хайпа схлопнется в маленькую черную дыру, которая навсегда похоронит за горизонтом событий доброе имя "Quantum Fund". Давать же деньги - не просто опасно, а еще и глупо: у подобных товарищей, как правило, нет ни тормозов, ни совести. То есть, требовать они будут все больше и больше, а передавать по-настоящему нуждающимся - все меньше и меньше.

Спасением стал собственный благотворительный фонд под прямым управлением Александры.

– Герр Хорст, - не слишком вежливо прервала мою задумчивость Маша.
– Так зачем?

– Взрослые должны сами отвечать за свои поступки, - попробовал отшутиться я.
– А дети... советским детям можно помочь.

– Только советским?

– Им тяжелее всего.

– Почему?
– нахмурилась Маша.

– Вашей стране нужен не коммунизм, а образование!

– Неправда! СССР вкладывает огромные средства в школы и университеты!

– Попы тоже церкви для прихожан строят, - пошел на обострение я.
– Так и большевики, сперва строят школы, а затем насаждают в юные доверчивые умы марксистскую лженауку. И этого еще мало, - продолжил я перечислять популярные страшилки, не обращая внимания на выражение Машиного лица.
– В ваших учебных заведениях слабая, не соответствующая современному развитию техники материальная база. Под прикрытием идеологических лозунгов проводится политика ограничения доступа к новейшим достижениям европейской и американской науки. А еще, и это, пожалуй, самое страшное на сегодня - штаты преподавателей закрыты квалифицированными кадрами едва ли четверть!

– Да как, как вы можете так говорить!
– задохнулась от возмущения Маша.
– Чтоб вы знали, счастье советской молодежи состоит в том, что она, будучи избавлена от физического закабаления, не знает и закабаления духовного. Материалистическая наука фундаментирует ее взгляды...*

– Маша, вы же очень умная девушка, зачем вы говорите не своими словами, а глупыми штампами газетных передовиц?

– Вы, вы...

В ответ я демонстративно отвернулся к окну.

На самом деле советское образование далеко не так ужасно, как я пытаюсь его представить. Пусть оно не самое лучшее в мире, однако сырцовский всеобуч, без сомнений, прочно сидит в первой мировой десятке.** С институтами и университетами дела обстоят заметно хуже, впрочем, и тут не "кошмар-кошмар-кошмар". Единственный серьезный недостаток системы - безжалостная трамбовка мозгов в духе марксизма-ленинизма. И то, назвать это страшной бедой прямо сейчас нельзя: матерям, отцам и большей части педагогов мозги промыть не успели; дети, по крайней мере этого поколения, связь с реальностью не потеряют.

Есть лишь один неприятный нюанс: если все так неплохо, то как объяснить мое и стремление помогать именно советским, а не немецким, румынским или китайским детям?

Несмотря на все мои старания, молчание Маши не продлилось и пяти минут. Любопытство, или, что гораздо вернее, задание любимого наркома, пересилило обиду:

– За прошлые три года вы обеспечили великолепной техникой и учебными материалами двести сорок три школьных кабинета электротехники. Почему, почему именно электротехника?!

– "Quantum Fund" охотно бы профинансировал кружки изучения реальной истории вэкэпэбэ, - брезгливо поморщился я.
– Не двести сорок три, а двадцать три тысячи. Да разве такое позволят? Вот на что радиодело нужный советскому хозяйству предмет, и то запретили. Там, - я выразительно ткнул пальцем вверх, в металл крыши автомобиля, лишенный ради экономии кожаной мерседесовской обивки, - прямо сказали, нечего поважать контру, ночи на пролет слушающую "Российский национальный фронт" фашиста Ларионова.

– Так вы правда надеетесь внести сумятицу в мировоззрение школьников!

Молодец Маша! Сама, разве что с небольшой подсказкой, сумела вскрыть суть "мягкой силы", или второй слой маскировки, призванный скрыть необъяснимую симпатию немецкого мультимиллионера к России нового мира.

– Люблю делать простые добрые гадости, - подтвердил я Машину догадку.
– Истина познается в сравнении. Даже у самого твердого ленинца появятся неудобные вопросы, если подаренная буржуями техника, на которой учился в школе, на порядок лучше заводской.***