Скрепы нового мира

До открытия второго, особого предвыборного съезда Христианско-демократического союза Германии остались минуты, припозднившиеся участники торопятся занять места. А я все мешкаю в проходе, пытаюсь определиться - искать ли свободное кресло, или все же плюнуть на особое приглашение, и провести ли пару-тройку часов с куда большим толком - в ближайшем биргартене.

Ради чего оставаться? Партийные собрания всех конфессий похожи друг на друга как однояйцевые близнецы; зайди к нацистам, коммунистам или агрокультуристам, везде под тусклым, едва пробивающимся сквозь табачный смог светом ламп увидишь ровно одно и тоже: увешанные лозунгами стены, сцену с очередным оратором у кафедры и скучающих чуть позади членов президиума. В самом же зале - воняющих чесноком, табаком и пивом статистов-депутатов, большая часть которых знает друг друга хотя бы шапочно, а посему - не стесняется делиться мнением через десятки голов соседей, порождая тем самым гул, более всего напоминающий рев идущего на взлет реактивного лайнера.

Послушать, о чем говорят? Зачем?! Прочитать стенограмму можно втрое быстрее.

Окончательно решившись на вариант с пивом и острыми колбасками, я развернулся к выходу и тут же расстроенно выругался:

– Mist!

Сбегать поздно.

Навстречу уже спешит Конрад Аденауэр, собственной персоной. Еще тот красавец - задранные к самым глазам скулы, неестественно худые, морщинистые, сползающие в узкий подбородок щеки, почти лысый череп. Похожая на оскал улыбка - последствие старой автомобильной аварии. Ходячая иллюстрация к расхожему ругательству: Dein Gesicht auf einer Briefmarke und die Post geht Pleite - твою рожу на марку-почта разорится.*

Летом, рассматривая фотографии старого мира, я никак не мог понять - как человек с подобной внешностью сумел не только попасть на почтовые марки, но превзойти по своей популярности Бисмарка. Теперь знаю секрет - у него удивительные глаза. Детские, ясные и при этом удивительно живые. Они говорят за все лицо.

– Рад, очень рад приветствовать вас в этом зале, - протянул мне руку герр Аденауэр.

– Удивительный успех, - отвечая на рукопожатие, я кивнул в сторону битком забитого зала.
– Вашей партии нет и полугода, а уже есть полторы тысячи выбранных на местах депутатов. Полагаю, вы без труда возьмете сотню мест в Рейхстаге!

– Ох, хорошо если выбьем половину от вашего прогноза, - попытался скорчить унылую мину Конрад.
– Нас давят по всем фронтам. Однако пойдемте, ваше место в президиуме!

– Зачем?
– опешил я.
– У меня нет никакого поста в ХДС!

– Есть, и самый важный, - отмел мои возражения Конрад.
– Пойдемте же, мне давно пора выступать!

"Обдерет как липку", - тяжело вздохнул я.

Противиться, однако, не стал. Герра Аденауэра можно понять - большая политика, как и война, требует всего лишь трех вещей. Денег, денег и еще раз денег. Вывести ради них за руку на сцену и посадить в президиум неприлично молодого, вдобавок скандального биржевого спекулянта? Нет ничего проще. Толика лести, да еще и бесплатной, никогда не вредила делу выпрашивания денег.

Свою речь герр Аденауэр начал раньше, чем я успел удобно устроиться на стуле.

– Возблагодарим от всего сердца Господа нашего всемогущего! Нам, как и всему народу Германии, нелегко дались прошлые годы. Мы страдали все вместе, мы пережили и вынесли все это вместе. Так давайте поклянемся, что сохраним это единство и в будущем, сохраним ту же верность нашей нации, ту же любовь к нашему отечеству! А теперь все вместе: "Германия, дорогая Германия! Ура! Ура! Ура!"**

Забившие зал депутаты в ответ на немудреный призыв вскочили с мест, и принялись раз за разом скандировать "Германия! Ура!" Поднял свои задницы со стульев и президиум, мне пришлось изображать энтузиазм вместе со всеми. Хоть и выкрикивал я вместо "Hurra!" куда более ребяческое "Bier!" - смысл действа менялся мало.

Дождавшись, когда все вдосталь наорутся, герр Аденауэр оборвал последние вскрики резким взмахом ладони и принялся обстоятельно перечислять достижения партии за прошедшее с прошлого съезда время. Я заскучал, тяжелый рейнский диалект Конрада мешал сосредоточиться на сути событий; должно быть, я даже задремал с открытыми на призрак острых колбасок глазами.

Ровно до того момента, когда услышал знакомое по учебникам старого мира:

– Капиталистическая система не соответствует жизненным политическим и социальным интересам немецкого народа. Новая структура немецкой экономики должна основываться на учёте того факта, что время безграничного господства капитализма ушло.***

Лукавство. Громкое, рассчитанное на кричащие заголовки газет предвыборное лукавство. Я точно знал, предложенная Аденауэром альтернатива осталась все той же, целиком и полностью капиталистической. Однако сами слова! Зал провалился в мертвую тишину. Кажется, я услышал, как лопаются пузырьки в стакане минеральной воды.

– Мы считаем нужным социальное жилищное строительство за счет бюджета, - ударил по залу следующим тяжелым тезисом Аденауэр.
– ХДС установит динамичную пенсию, которая будет зависеть не только от пенсионного вклада, а возрастать пропорционально увеличению государственных доходов. Следующим нашим шагом станут налоговые льготы на вклады в банках и специальные государственные премии на сбережения...

Дальше я не слушал.

Посеянные в Аденауэра зерна "общей теории занятости, процента и денег"**** дали отличные всходы. Меня захлестнул водоворот воспоминаний истории старого мира: Немецкое экономическое чудо,***** Итальянский расцвет, Японский взлет, Азиатские тигры, феномен Сингапура, все они, ранее перемешанные в малопонятную и несвязную кучу, вдруг начали выстраиваться в пронизанную стальной логикой картину.

Послевоенный расцвет экономик старого мира стоял на заложенном Конрадом Аденауэром социальном фундаменте!

– Кажется, наша поездка на Кубу откладывается, - прошептал я сам себе, подтягивая поближе карандаш и выданный организаторами съезда блокнот.
– Причем надолго, очень надолго.

Маркс и его самозванный апостол Ульянов с ордой ортодоксального коммунистического клира никак не могли учесть, что развитый капитализм, в отличии от случившегося в СССР отраслевого феодализма, общество принципиально договорное и полное свободно действующих социальных связей. В его рамках можно договориться даже о такой сложной штуке как межклассовый мир, достаточно лишь осознания жизненной необходимости в сотрудничестве. Тем более, что границы этих самых классов неприлично быстро стираются, а на горизонте всерьез маячит призрак резкого повышения уровня жизни и потребительского насыщения.

Что такого исключительного сможет позволить себе мультимиллионер через двадцать-тридцать лет? Домик с десятком акров земли и теплым сортиром? Гардероб, полный пиджаков, штанов и шляп? Автомобиль премиальной марки? Лишний кусок мяса за обедом? Отпуск на Кубе? Так ведь это все примерно тоже самое, что будет доступно квалифицированному инженеру или дантисту.

Конечно, недобитая "аристократия" все равно найдет способы выделиться из "серой массы". Напялить бриллиант в десять карат на палец любовницы, себе на запястье подвесить коллекционный роллекс, выстроить в заповедном лесу гламурный дворец на сотню или две дворовых слуг, заказать стометровую океанскую яхту... Ха! Да только кому из действительно богатых людей моего старого мира нужно все перечисленное иначе как в качестве экзотического хобби? Брину? Цукенбергу? Ришару? Блумбергу? Мюррею? Дурову? Баффету?

Нет! Богачи и аристо, тащившие на своем кошельке искусства и ремесла все прошлое тысячелетие, более не локомотив экономики. Потребительский спрос эпохи массового производства придется тащить... самим массам. Более того, Великая Депрессия, во многом, есть следствие неготовности спроса к дешевому фабричному производству. Высший и средний класс мгновенно "наелся", а у рабочих и фермеров нет ни денег, ни привычки потреблять в кредит. Технический прогресс обогнал финансовый. Проще говоря, для массовой продажи телевизоров и автомобилей надо... дать возможность массам заработать стоимость этих самых телевизоров и автомобилей!