Скрещенные костями

Я подставила лицо под горячие струи душа. Окей. Итак предположим, что создание пары вещь не постоянная.

Как заставить Адама меня ненавидеть?

Я, конечно, не спала с Самуэлем. И не вредила Джесси.

Вода попала в заживающие раны на подбородке, и я опустила голову. Казалось, оставить меня было логичным, но Адам был не такой человек, чтобы уйти, когда все стало не правильно. И даже если мне это удастся, не будет ли он по-прежнему волноваться, если Марсилия убьет меня? Возможно, если бы у меня было несколько месяцев или год, чтобы поработать над этим, я могла бы справиться.

Могла ли я сбежать? С моим банковским счетом я добегу только до Сиэтла.

Угрожающая паническая атака исчезла и облегчение заполнило меня. Впервые решение сдаться сделало меня счастливой.

Я могу стать мертвой женщиной, но я собиралсь сделать все возможное, чтобы сохранить отношения с Адамом до своего отъезда.

Хотя рука Адама вежливо держала мою, пока мы шли через мой участок к колючей проволоке, разделявшей наши владения, было какое-то собственническое чувство, заряжавшее воздух, как всегда в его обществе. Моя, говорило оно.

Если бы не Марсилия, несомненно, я бы возмутилась этим собственничество. Но как был там ни было, я не была счастлива от невозможности расслабиться в его обществе… не когда он рисковал из-за меня получить травму.

Возможно я должна была уехать, с деньгами или без.

Мой желудок скрутило узлом, я не смогла все удержать внутри, у меня продолжалась эта дурацкая паническая атака, и не под безопасные звуки воды за закрытой дверью ванной комнаты. А прямо здесь, где каждый мог увидеть. Рядом с бедным разбитым Кроликом, с номером Адама, нарисованным на крыше. Звони, чтобы хорошо провести время…

Он остановился. — Мерси? Что тебя так злит?

Он знал. Даже я могла почувствовать это: злость и страх и… у меня было все, и у меня не было ничего.

Это было слишком. Я закрыла глаза и почувствовала как тело беспомощно дрожит и горло сужается, отказываясь пропускать кислород…

Адам поймал меня, когда я упала, и потянул на себя, в тень старой машины. Он был таким теплым, а я — такой холодной. Он ткнулся носом в мою шею. Я не могла его видеть, недостаток воздуха заставил меня видеть черные точки лишающие зрения.

Я услышала рычание в груди Адама, его рот сомнулся на мне, и я сделала глубокий вдох через нос. Я снова могла дышать, вес, придавивший мой желудок, отпустил, и я осталась дрожащей, обливающейся кровью… нет, это сопли текли по моему лицу.

Смущенная всем этим, я рывком высбоводилась из захвата Адама — с унижением сознавая, что он, конечно, меня отпустит. Я вытерла лицо низом рубашки. И уселась в убежище, созданное Кроликом, моя щека прислонилась к прохладному металлу.

Слабая. Сломленная. Черт возьми это все. Черт возьми меня. Я чувствовала волну ужаса, которая опуститься еще ниже. Отчаяние и беспомощная злость… Все они мерты. Все мертвы, и это моя вина.

Но никто не умер. Еще нет.

Все мертвы. Все мои дети, моя любовь, и это была моя вина. Я подвергла их риску и потерпела неудачу. Они погибли из-за моего провала.

Я чувствовала эмоции Стефана.

Золотые глаза Адама встретились с моими, цвет доказывал, что волк преобладает. Он снова поцеловал меня, вжимая что-то между моих губ, проталкивая это между моими зубами с большим и указательным пальцами, не отрывая губы от моих.

Это был слишком маленький кусочек мяса с кровью, чтобы опалить мое горло, как он это сделал. Это что-то значило.

— Моя, — сказал он мне — ты не Стефана.

Сухая трава хрустела под моей головой, и скрип грязи эхом отдавался где-то позади глаз. Я разлепила губы и слизнула кровь. Крови Адама.

Кровь и плоть Альфы… стая.

— Отныне и впредь, — сказал Адам, его голос вытаскивал меня оттуда, где я была. — Моя для меня и моей. Стая и едиственная любовь, — на его лице тоже была кровь, и его руки трогали мое лицо.

— Твоя для тебя, мой для меня, — ответила я сухим, словно кваканье голосом, похожим на шум. Я не знаю, почему я ответила именно так, кроме старых «бритья и стрижки» была непроизвольные реакции. Я слышала эту церемонию так много раз, даже если бы он добавил часть про «единственного любовника».

К тому времени, как я вспомнила почему я не должна делать это и что это означало, было уже слишком поздно.

Магия проходила огнем через меня, следуя за кусочком плоти — и я кричала, так как она делала меня чем-то иным, нежели я была ранее, более ли менее иным. Стая.

Я чувствовала их всех через прикосновение Адама и через кровь Адама. Защиту через его власть. Они все были сейчас и моими тоже — я и их.

Все еще часто дыша, я разлепила губы и посмотрела на Адама. Он позволил мне отстраниться, поднялся на ноги и сделал два шага назад от места, где я лежала сбоку от старой машины. Он яростно укусил свое предплечье.

— Он не сможет тебя получить, — говорил он мне, его золотые глаза подсказывали, что говорит все еще волк. — Не теперь. Никогда. Я ничего ему не должен.

Запоздало, я поняла что произошло. Я вытерла запястьем рот, чтобы дать себе возможность подумать.

Запястье было розовым от крови Адама.

Стефан проснулся… и как-то вторгся в мой разум. Я чувствовала его панику.

Все мертвы… я чувствовала тошноту, чувствовала тошноту потому что знала кто имелся ввиду. Я встречалась с людьми, обычными людьми, кем кормился Стефан. И выучила как ужасно уязвимы они были если что-то случалось с вампиром, который кормился от них и защищал их.

Я посмотрела на садящееся солнце. — Слишком рано, чтобы вампиры проснулись, не так ли? — спросила я.

Время успокоиться для всех. Включая меня.

Мое чувство стаи уменьшилось, но оно больше никогда не уйдет. Не когда Адам сделал меня одной из стаи. Чаще это делается в присутствии всех, но на самом деле оно не требуется. Просто кусочек плоти и крови Альфы и обмен клятвами.

.

Я не думала что инициировать кого-то не являющегося вервольфом возможно. Я конечно не думала, что он может сделать меня одной из стаи. Иногда магия на мне работает странно, и по сравнению с другими, у меня к ней хороший иммунитет.

Но исходя из результата, который теперь чувствовала, на этот раз сработало как надо.

Адам повернулся ко мне спиной, его плечи сгорбились, его руки по бокам сжались в кулаки. Он не ответил на мой вопрос, но жестко произнес. — Я извиняюсь за это. Я запаниковал.

Я опуситила лоб на колени. — Сколько всего происходит вокруг в последнее время.

Я услышала хруст сухой травы, когда он повернулся ко мне. — Ты смеешься? — его голос звучал недоверчиво.

Я посмотрела на него вверх. На его силуэт в последних лучах солнца и непонятное выражение лица. Но я смогла рассмотреть стыд в постановке его плеч. Он сделал меня одной из стаи не спросив меня — и стаю тоже не спросив, хотя это не было строгой необходимостью, скорее традицией. Он ждал, когда я начну на него орать, и чувствовал что это заслужил.