Скрипач
Шрифт:
Из-под свода своей небольшой пещеры мальчик видел, как небо медленно темнеет. Дождь прошел, оставив лишь запах затхлой сырости и звук скатывающихся с камней и деревьев капель. Ганс знал, что его никто не ищет. Он не слышал криков, не слышал, как трепещет воздух, рассекаемый чьими-то голосами. Он закрыл глаза ладонями и окунулся в свой мир. В мир своей души.
Мысли нестройными рядами роились в голове. Она теперь далеко. Слишком далеко. И больше не услышать этого голоса… Медленно приходит понимание, что она ушла навсегда. И сразу внутри стало как-то холодно, ведь не увидеть больше этих лучезарных глаз, не почувствовать нежного прикосновения рук…
Скрипка, казалось,
Ганс, наконец, оторвал ладони от лица и глянул на свою спутницу. Да, она идеальна. Эти плавные черты, напоминающие женскую фигуру, изящно изогнутая головка, натянутые струны… Сейчас как никогда скрипка напоминала Гансу о матери. Казалось, будто в самих очертаниях инструмента прослеживался её силуэт.
Мальчик вытер лицо, размазывая остатки не засохшей до сих пор грязи, и протянул руки к скрипке. На ум сразу же пришли с полсотни мелодий. Ганс начал играть.
Вот эту небольшую польку напевала мама на прошлое Рождество. А эту павану Ганс слышал, когда они с родителями ездили в город этим летом…
Воспоминания мигом нахлынули, прервав на несколько мгновений связь мальчика с реальностью. Ему казалось, что вот, прямо сейчас, он бежит по сухому, раскаленному палящим солнцем песку, слышит песни пастухов, направляющих свои стада на ночлег, чувствует на своей коже прикосновение жаркого ветра. Он закрыл глаза, воссоздавая в голове картины природы: скалистых гор, где воздух всегда прохладен и свеж, леса, полного разнообразных шорохов и пения птиц, реки, с вечно квакающими лягушками по берегам. Эти образы в голове были такими яркими и живыми, так явно напоминали о былом счастье, что Ганс на мгновение забыл о случившейся трагедии. Лицо его изменилось. Губы осветились улыбкой радости, окончательно изгнавшей тяжелые мысли из разума. Мальчик смеялся, вспоминая все больше и больше деталей: маленького ягненка, отбившегося от стада, мамину шляпку, унесенную ветром на реке, вечно красные щеки кухарки…
Внезапно перед внутренним взором вновь возникла комната, остекленевшие глаза, кровь, стекающая по щеке… Ганс Люсьен распахнул глаза и прекратил играть. Что-то как будто кольнуло сердце, заставив его сжаться с болью. Учащенное дыхание с хрипом вырывалось из груди.
«Её больше нет. И что будет дальше?» – прошептал голос внутри.
Резкое осознание того, что теперь он остался совершенно один, словно кнут, хлестнуло по сердцу. Мальчик внезапно понял, что кроме матери и скрипки в его жизни никого не было: ни друзей, с которыми можно бы было поиграть во дворе, ни отца, в последнее время все чаще коротавшего часы в компании бутылки вина. Страх неизвестности вновь охватил сердце, к чему прибавилась ещё и режущая боль израненных ног.
Уже совсем стемнело, но мальчик все ещё полулежа смотрел на медленно текущую реку, прижимая к груди единственное живое существо, способное понять то, что он чувствует – свою скрипку. Глаза его медленно смыкались. Усталость и боль, которые довелось перетерпеть ему сегодня, медленно затуманивали сознание. Ганс все медленнее хлопал длинными ресницами, обрамлявшими темно-карие, будто бы замершие, глаза, и через некоторое время веки его сомкнулись тревожным сном.
====== Глава 3. ======
Мальчик очнулся оттого, что услышал громкий раскат грома. Раскрыв глаза, Ганс увидел, что за сводами пещеры сверкают ярко-фиолетовые молнии, и льет косой дождь. Он огляделся по сторонам. Ноги его до половины ушли под воду и начали уже синеть от холода.
Мальчик попытался припомнить, что случилось с ним до этого, и память тут же услужливо подсказала
ответ. Поежившись от страшных воспоминаний, мальчик привстал, решив, что ему следует идти домой. Стянув с себя изорванную местами рубашку, Ганс укутал в неё скрипку и вышел из своего укрытия. Дождь хлестал сплошной стеной, так, что нельзя было различить даже кончиков собственных пальцев на вытянутой руке.Мальчик закрыл глаза и прислушался. Где-то позади слышался шум воды, ударяющейся о камни, а впереди слышался шелест голых ветвей деревьев. Не открывая глаз, Ганс двигался вперед, полностью отдавшись своему слуху. Река вела его вперед, к дому.
Через некоторое время Ганс услышал знакомый с детства громкий и резкий крик кучера. Кажется, отец собирался куда-то уезжать…
Экипаж сорвался с места и умчался прочь до того момента, как мальчик вошел в сад. Слегка покачиваясь на исхудавших ногах, он дошел до дома и толкнул входную дверь. Раздался знакомый скрип, мальчик вошел в дом. Оглянувшись в поисках людей, Ганс сделал несколько шагов вперед. Неожиданный визгливый оклик заставил мальчика вздрогнуть.
– Батюшки святы! Явился!
Затем послышался глухой стук. Ганс резко обернулся и увидел старушку-горничную, привалившуюся к стене и держащуюся за сердце.
– Батюшки святы, батюшки святы… – повторяла она, – четыре дни тому назад пропал же… Уж не чаяли найти…
Наконец, оправившись от неожиданного испуга, старушка бросилась к Гансу и сжала его в крепких объятиях. Мальчику на какой-то миг показалось, что он снова теряет сознание.
Он уже не понимал ничего, когда старушка еле как переодела его в сухую теплую одежду, накормила и уложила спать. В голове мелькали только её слова: «Четыре дни тому назад пропал же… Батюшки святы!..»
Проснувшись на следующее утро, Ганс Люсьен понял, что не в силах подняться с кровати. Все тело ныло и горело, а голова будто налилась свинцом. Горло то и дело сводили приступы резкого, но почти беззвучного кашля. Оставив попытки подняться, мальчик снова очутился в беспамятстве.
Это состояние казалось ему какой-то безумной, ужасной пыткой. Мальчик не давал себе отчета, где он находится, что с ним происходит, не знал, сколько прошло времени, не понимал, кто приходит к нему в комнату, практически перестал различать голоса.
Он только слышал в голове голос матери, звуки скрипки, звон стекла, крик отца… Все это молнией проносилось перед сознанием, а затем повторялось снова и снова, бесконечное количество раз… Он потерял счет минутам. Только обрывки фраз, звуков, мутные картинки перед внутренним взором и темнота…
«Это твоя душа. Каждый звук, каждая интонация, каждая пауза – все в ней идеально. Сохрани её такой, такой как есть. Сохрани её такой, такой как есть! Такой, как есть!»
Мальчик резко распахнул глаза, ослепленный солнечным светом, шумно вдохнул и прислушался. В доме было тихо. За окном не слышен был больше стук капель дождя и завывания ветра. Ганс приподнялся на локте. Во всем теле чувствовалась колющая боль. Крупная дрожь сводила руки и ноги. Вдруг до слуха мальчика отчетливо донесся голос:
– … осталось не больше недели. Затянувшаяся болезнь его полностью истощила. Если он и очнется, то разве для того, чтобы попрощаться и испустить дух…
Затем послышались тяжелые шаги и скрип входной двери. Мальчик откинул голову на подушку, прикрыл глаза ладонями и погрузился в свои мысли.
«Сколько же я спал? И о чем говорил тот человек?» – подумал Ганс.
Этому мальчику, возможно, суждено было умереть от воспаления легких, но нечто держало его в этом мире. Почему-то Господу Богу вздумалось позволить ему жить…