Скрипка дьявола

— Не таким уж хитрым. Убийца совершил ошибку, написав это слово слева направо.

— Это единственная его ошибка, потому что вы не нашли больше ни одной улики: ни волос, ни отпечатков пальцев, ни волокон одежды.

— Ошибаешься, инспектор, ведь он оставил след, который я тебе продемонстрировал, а именно свой образ действий. Очень немногие могут искусно задушить человека с помощью предплечья, — сказал криминалист, выключив свет в комнате и погасив лампу. — Я разговаривал с судебным врачом (еще до того, как ты включился в расследование), и он сказал мне, что неопытный душитель наверняка стал бы сжимать руками горло. Это не только причиняет жертве страшную боль, но всегда вызывает неистовое сопротивление с ее стороны и обычно заканчивается разрывом гортани и переломом подъязычной кости. Тогда бы у нас были частицы кожи и даже крови убийцы под ногтями скрипачки. Вместо этого убийца использует предплечье, чтобы пережать сонную артерию и яремную вену, не прекращая доступа воздуха, и провоцирует сначала церебральную ишемию, а затем смерть.

— Скажи мне, по мнению врача, можно понять, был убийца левшой или правшой?

— Нет, и нельзя узнать, мужчина это или женщина: чтобы пережать кровоток, не нужно обладать большой силой. Чтобы ты понял, скажу, что при удушении нужно нажать на гортань с силой более пятнадцати килограммов; чтобы блокировать яремную вену, достаточно двух килограммов давления, а чтобы проделать то же самое с сонной артерией, около пяти. Но несомненно, человек, которого ты ищешь, занимался боевыми искусствами и, возможно, уже убивал раньше тем же способом.

19

Вернувшись к себе в кабинет после визита к криминалистам, Пердомо обнаружил, что его дожидается младший инспектор, Вильянуэва. Сразу же после появления Пердомо в УДЕВ у них состоялась краткая напряженная беседа, и с тех пор они не обменялись ни словом. Вильянуэва был среднего роста, лет сорока пяти, с буйными, совершенно седыми волосами. Он всегда носил кричащие галстуки, словно восполняя этим отсутствие индивидуальности. Пердомо считал его законченным приспособленцем и был убежден, что, пока он пользуется покровительством комиссара Гальдона, Вильянуэва не только не осмелится ставить ему палки в колеса, но еще и попытается сделать вид, что готов служить инспектору верой и правдой.

Во всяком случае, на словах.

Бывший конфидент Сальвадора держал в руке папку с рабочими записями и уликами, которые группа убитого инспектора успела собрать до его трагической гибели.

— На днях я обещал тебе сотрудничество, Пердомо. К тому же меня вызывал Гальдон, — сказал он мелодичным голосом, в котором слышалась покорность.

— Я не просил Гальдона нажимать на тебя. Мне хватит, и даже с избытком, того, что ни ты, никто другой из людей Сальвадора не будете лезть и мешать мне.

Младший инспектор двинулся к дверям, но его задержал голос Пердомо, решительный и звучный, как молоток судьи при вынесении приговора:

— Минутку. Что за чертовщина на этом листе?

Инспектор достал из папки машинописную страницу с десятком фамилий, среди которых одна была женская, причем вписанная от руки.

— Это люди, которые были связаны с этим делом. От следователя до судебного врача и его помощников, включая людей моей группы.

— Ты хочешь сказать, группы Сальвадора? Или ты считаешь себя его преемником?

— Пердомо, черт возьми, давай кончим дело миром, нам еще столько работать вместе.

— Это мы еще посмотрим. Что это за женщина в конце списка? Ты написал только телефон, но непонятно, из какого она отдела.

— Милагрос Ордоньес, ясновидящая, — ответил Вильянуэва, поглаживая свой галстук фисташкового цвета, который не остался бы незамеченным даже в сельве Амазонки.

— Ты что, меня разыгрываешь? Сальвадор использовал экстрасенсов при расследовании?

— Я хочу, чтобы ты знал, что я играю с тобой честно. Я не обязан был тебе говорить, даже Гальдон об этом не знает.

Пердомо недоверчиво покрутил головой, не отводя взгляда от написанной фамилии.

— Этого только не хватало! Мало того что эти фрики, как чума, заполонили все средства коммуникации, теперь они еще пролезают к нам в полицию.

— Ордоньес нельзя отнести к фрикам, — возразил Вильянуэва. — Она не всегда может сообщить нужную информацию, но в тех случаях, когда она говорила, что у нее есть данные, они всегда оказывались надежными.

— Не морочь мне голову, Вильянуэва, я на таких вещах собаку съел!

— Я-то тут при чем? Это Сальвадор консультировался с ней, когда следствие заходило в тупик.

— Ты хочешь сказать, что эта сеньора была вовлечена еще в какие-то расследования? В какие же?

— Не могу тебе сказать, Сальвадор не распространялся по поводу своих отношений с ней. Он никогда не позволял никому из сотрудников УДЕВ присутствовать на своих встречах с этой сеньорой.

— Тогда откуда ты знаешь, что он обращался к ней в связи с делом Ларрасабаль?

— Потому что три дня назад у него сломалась машина, и он попросил меня отвезти его к дому ясновидящей. Но не дал мне ее увидеть. Оставил меня дожидаться его на улице, и это длилось около часа.

— У него не было с ней любовной связи?

— Не думаю. Он любил расфрантиться, когда собирался покорять кого-нибудь, а тут был небрит и в рубашке, на которую смотреть страшно.

Пердомо заглянул в папку, которую отдал ему Вильянуэва, и вытащил еще один документ: разорванную надвое и склеенную скотчем партитуру, вложенную в пластиковый файл, чтобы не повредить отпечатков. На ней были написаны от руки следующие ноты:

— А это что?

— Это обнаружили в артистической скрипачки, когда мы туда пришли.

— Где?

— В корзине для бумаг.

— Криминалисты видели?

— Да. Там нет отпечатков жертвы, ноты написаны пастой биковской авторучки, бумага обычная.

— А ноты? Из какой вещи?

— Откуда я знаю? Мне никто об этом не говорил. Я могу идти?

— Нет. Что ты выяснил относительно смерти Сальвадора?

— До сих пор явного подозреваемого нет, хотя случай не вызывает сомнений: если скрипачку убила какая-то исламистская группа, а тип из мастерской, подложивший бомбу Сальвадору, араб, то понятно, что с ним расправились, чтобы он не занимался расследованием.

— Эти два убийства не связаны. Я разговаривал с криминалистами, и они мне сказали, что исламский след в деле Ларрасабаль — фальшивка. Этого я тоже не обязан был тебе говорить.

— Спасибо за информацию, мы квиты. Могу идти?

— Да. Но меня беспокоит эта ясновидящая. Обычно эти шарлатаны просят, чтобы полиция предоставила им какую-то вещь, принадлежавшую жертве. Если Сальвадор консультировался с ней по делу Ларрасабаль, боюсь, как бы у нее не осталась какая-то улика.

— Знаешь, это довольно просто узнать. Почему бы тебе не позвонить ей?