Скрипка дьявола

20

Через минуту после того, как младший инспектор Вильянуэва вышел из кабинета, Пердомо набрал номер ясновидящей и попал на автоответчик. Он оставил сообщение, назвав свою фамилию, должность и номер телефона. Через полчаса женщина перезвонила, и они договорились встретиться у нее дома в два часа.

Милагрос Ордоньес жила в домике в пригороде Мадрида, Посуэло-де-Аларкон, там же она принимала посетителей. Когда открылась дверь, он увидел женщину совсем иного типа, чем ожидал, — возможно, потому что представлял себе гадалку на картах Таро, каких обычно показывают по телевизору. Ни накрашенных губ, ни цыганских серег, ни цветастой шали на плечах. Женщина была невысокого роста, лет пятидесяти, с коротко стриженными седыми волосами, подчеркивавшими тонкие черты. Завитки на висках, как у подростка, обрамляли лицо. У нее были глаза цвета меда, умело подчеркнутые макияжем. Пердомо тут же отнес ее к разряду «зрелых красавиц».

— Добрый вечер, инспектор, — сказала она с едва заметной улыбкой, которая не сходила с ее губ в течение всего разговора. — Если вы дадите мне свой плащ, я его повешу в прихожей, и он не будет нам мешать.

Расставшись с плащом, инспектор принялся осматриваться, пытаясь понять, что представляет собой дом, куда он попал, и женщина, заметив это, сказала:

— Если вы ищете доску для спиритических сеансов, то напрасно теряете время.

Она говорила мягко, но в то же время совершенно определенно, что окончательно привело Пердомо в замешательство.

— Вы нисколько не похожи на практикующего парапсихолога, — заметил он.

— Я клинический психолог, специализируюсь на детях. И только время от времени по просьбе полиции применяю свои скромные экстрасенсорные способности при расследовании преступлений. Всегда бескорыстно, потому что на жизнь я зарабатываю, занимаясь интерпретацией бессознательного у детей с проблемами.

— Каких детей? — заинтересовался инспектор. — Как в «Шестом чувстве»?

Милагрос Ордоньес спокойно восприняла иронию инспектора и ответила:

— И даже еще более странных. Давайте пройдем в мой кабинет. В гостиной мы не сможем разговаривать, потому что там моя мама после обеда смотрит сериал. Хотите кофе?

— Да, спасибо. Черный, с сахаром. И немного.

— Значит, ристретто, — уточнила Ордоньес.

Она провела его в кабинет, где было очень немного вещей: большой лакированный стол, по виду старинный, переделанный в письменный, лампа на гнущейся ножке, кресло с подголовником, кушетка психоаналитика, игрушки на полу и фотография среднего размера на стене, на которой Пердомо, как ему показалось, немедленно узнал великую создательницу детективов Агату Кристи.

— Это Мелани Кляйн, — поправила его хозяйка. — Создательница английской школы психоанализа и одна из пионеров детского психоанализа.

Она ушла готовить кофе, и Пердомо в ожидании ее возвращения сел на кушетку. Так как дверь осталась открытой, до него издалека доносились диалоги мыльной оперы, которая шла по телевизору. Ему запомнилась совершенно невероятная реплика: «Я женщина, и боролась за тебя как женщина». Пердомо с горечью подумал, что на постановку подобной чуши уходят деньги налогоплательщиков, в том числе его собственные.

Через несколько минут вошла Ордоньес с небольшим подносом, на котором стояла одна чашка.

— Я не буду. Я достаточно нервничаю из-за детей, чтобы еще вливать в себя кофеин.

— Для чего эти игрушки? — спросил Пердомо, показывая на пол, где лежали детали «Лего», а также поезда, шарики и предметы, которые он не сумел опознать.

Ордоньес села в кресло психоаналитика, как будто собиралась начать сеанс, и объяснила:

— Детей нельзя положить на пресловутую кушетку, на которой сейчас сидите вы. Техника, которую разработала Мелани Кляйн, состоит в том, чтобы интерпретировать свободную игру ребенка.

— Понимаю. Тогда зачем вам кушетка?

— Время от времени мне приходится заниматься с кем-то из взрослых. Я это делаю, чтобы заработать себе на пропитание, когда мало работы с детьми.

Делая первый глоток кофе, Пердомо заметил, что Ордоньес внимательно изучает его взглядом, словно дает психологическую оценку, и почувствовал себя неловко. Психолог пояснила:

— Если бы мы проводили сеанс, мне бы пришлось интерпретировать тот факт, что вы по собственной воле сели на кушетку для пациентов.

— Вы хотите, чтобы я пересел? — спросил Пердомо, простодушие которого иногда граничило с глупостью.

— Нет, оставайтесь там, где сидите. Я только попыталась понять, не значит ли, что, сев на кушетку, вы таким образом бессознательно сделали выбор.

Пердомо помедлил несколько секунд, переваривая слова психолога, а когда в конце концов понял, озабоченно спросил:

— Вы считаете, что мне нужна терапия и я выразил это невербальным способом?

— Я говорила не всерьез. На самом деле бессознательные ошибки, сделанные вне психоаналитического контекста переноса и контрпереноса, не подлежат интерпретации. Достаточно сахара?

— Кофе замечательный, спасибо.

— У меня через полчаса пациент, лучше, если мы сразу перейдем к делу, — заметила психолог.

Хотя она поторопила его, в том, как она это сделала, не чувствовалось никакой невежливости. Напротив, она произнесла фразу тоном, в котором можно было услышать: «Мне очень хочется поговорить с вами, и я хочу использовать для этого все время, которым располагаю, до последней минуты».

Ордоньес прекрасно выглядела в темном костюме в полоску, который имела обыкновение надевать, чтобы произвести хорошее впечатление на родителей, приводивших к ней своих детей. Родители не присутствовали на сеансах, но, как правило, обменивались с ней несколькими фразами, когда оставляли детей в кабинете и потом возвращались за ними.

К своему удивлению, Пердомо обнаружил, что ему вдруг стало интересно, вдова ли Ордоньес, как и он, или просто не выходила замуж или развелась, но он тут же прогнал эти и другие мысли, чтобы сосредоточиться на проблеме, о которой шла речь.

— Как я уже сказал по телефону, по причине смерти моего коллеги, инспектора Мануэля Сальвадора, расследование убийства Ане Ларрасабаль поручено мне.

Казалось, психолог, словно хороший игрок в шахматы, продумала несколько вариантов ходов, потому что сразу сказала:

— И вы хотите знать, насколько я, как говорится, замешана в деле?

— Буду совершенно откровенен, сеньора Ордоньес. Я с уважением отношусь к методам всех моих коллег, — разумеется, если они не идут вразрез с законом, но у меня нет намерения рассчитывать на сотрудничество с вами ни в этом расследовании, ни в каком другом.

— Я прекрасно понимаю это, инспектор. В таком случае чему я обязана удовольствием принимать вас?

«Удовольствием принимать вас?» Пердомо не мог понять, заключена ли в этой фразе ирония, и это совсем сбило его с толку.