Скрытая школа. Квест мирного воина

Пора было вернуть ее к повседневной реальности. Она выглядела сосредоточенной, ее глаза широко распахнулись.

– Подожди, подожди! – сказала она, замерев.

Что-то пульсировало на краю ее памяти и вот-вот могло проявиться. А потом она вспомнила. Я увидел это по глазам.

– Дэн, у моего отца примерно десять лет назад, незадолго до его смерти, начались проблемы с кратковременной памятью. Но я была поражена тем, насколько хорошо он помнит события далекого прошлого. За плечами у него лежало намного больше, чем осталось впереди. Поэтому он многое рассказывал мне, когда я навещала его. О своей юности, а иногда – о пациентах. Он вспомнил не только мучимого лихорадкой неизвестного, назвавшегося Сократом, но и еще одного человека, познакомившегося с моим отцом и ставшего… скажем так, его пациентом.

Ама снова замерла, прислушиваясь к собственным воспоминаниям.

– Я почти слышу отца. Он говорит, что спустя несколько недель после выписки Сократа в больницу пришел незнакомец и начал спрашивать о нем и о какой-то книге. Папа ничего не сказал бы ему, даже если бы знал, – он не мог разглашать информацию о пациентах. Поэтому тот человек ушел ни с чем. Казалось, он разочарован и убит горем. На этом дело и кончилось бы, но спустя несколько месяцев он вернулся, умоляя отца рассказать ему хоть что-нибудь о «книге» или месте, где она спрятана. Чтобы завоевать доверие отца и объяснить свою заинтересованность, он сказал, что по пути на работу (он был садовником) наткнулся на ковылявшего вдоль шоссе человека. Оставлять его под раскаленным полуденным солнцем было бы жестоко, поэтому он остановился и предложил подвезти его. Вскоре тот садовник понял, что странный незнакомец не пьян, а страдает от лихорадки. Глотнув воды, он принялся хриплым голосом рассказывать о том, как не то потерял, не то спрятал тетрадь, в которой описана тайна вечной жизни. Садовнику все это показалось безумием, тем более что бродяга назвался Сократом. А на вопрос о возрасте «Сократ» ответил, что ему семьдесят шесть, хотя выглядел он на двадцать, если не на тридцать лет моложе. Садовник высадил его неподалеку от больницы моего отца. Наверное, именно там его нашел Папа Джо.

А спустя несколько недель у садовника начались странные недомогания. Он прошел обследование в больнице Альбукерке. Ему поставили диагноз: болезнь Шарко – латеральный амиотрофический склероз. Это смертельное неизлечимое заболевание центральной нервной системы. По словам врачей, жить ему оставалось максимум три года. Отец еще несколько раз после этого виделся с садовником. Тот сказал, что хочет получить независимую консультацию. Отец мог лишь подтвердить уже поставленный диагноз. А потом садовник приходил уже просто поговорить, пытаясь узнать больше о человеке, назвавшемся Сократом, и о тетради. Он цеплялся за надежду. Превратившись из лекаря в советчика, отец поделился тем немногим, что запомнил из общения со своим странным пациентом, которого лечил от лихорадки. Но в основном он просто слушал.

Садовник рассуждал так: если Сократ сказал правду о своем возрасте, то вполне возможно, что он действительно нашел какой-то путь к вечной жизни. К тому времени садовник уже начал думать, что сама судьба свела его с этим человеком и что тетрадь предназначалась именно ему.

В последний раз отец видел садовника очень ослабевшим, еле переставлявшим ноги. Его полностью поглотила мания. Он показывал отцу свои выписки из взятых в библиотеке книг о поисках бессмертия и мистических способах исцеления, о персидском алхимике, который пытался создать вещество, называемое по-арабски аль-иксир и якобы дарующее бессмертие. А индийцы и египтяне когда-то глотали особые драгоценные камни и уединялись в пещерах или других темных местах, чтобы запустить процесс омоложения, называемый кайя-кальпа. Садовник теперь уже не сомневался, что в тетради речь шла о легендарном «источнике молодости», или о чудесном грибе, который описывается в древнекитайских книгах, или о «философском камне», объединявшем землю, воздух, огонь и воду, – судя по одному из сочинений Платона, этот камень должен был даровать людям вечную жизнь. Помню, отец говорил: хотя этим человеком и овладела навязчивая идея, к ее исследованию он подошел серьезно и осознанно.

Ама снова замолчала.

– Ах да! Кое-что еще: когда отец спрашивал садовника, почему он так отчаянно хочет жить, тот сказал, что не может сдаться и оставить сиротой своего девятилетнего сына. Мальчик был смыслом его жизни. Он растил сына один – жена умерла за несколько лет до этих событий. По-моему, у мальчика была еще тетя, но… Да, точно: садовник говорил, что она работает по ночам, а днем спит… – Ама вздохнула. – Кажется, мой папа никогда так и не увидел этого мальчика, но тот, конечно, видел постепенное умирание своего отца: он не мог даже еду себе готовить, ходить, ездить, а в конце концов и дышать.

Через полгода мой отец узнал, что садовник умер, так и не найдя незнакомца или тетрадь, которые, по его мнению, могли его спасти. Но пока садовник еще мог говорить, он не мог не рассказывать своему сыну о человеке по имени Сократ и о книге, указывавшей путь к вечной жизни. Папа думал, что сын садовника запомнил это на всю жизнь… Вот и все, – еще раз вздохнула Ама, словно сняв груз с души. – Эти печальные события не оставили моего отца равнодушным. Кажется, он часто о них говорил.

«Ама в трансе говорила не солнце, а сын [19] », – подумал я.

19

То есть не the sun, а the son. Эти слова по-английски звучат очень похоже.

Сократ действительно говорил с людьми о тетради и ее содержании. И садовник почти наверняка рассказывал сыну о своих поисках. «Но с тех пор прошло тридцать лет, – сказал я себе. – Тех событий давно уже и след простыл. Мальчик вырос, начал жить своей жизнью. Он мог переехать и оставить все это в прошлом. Скорее всего. Вероятно».

Голос Амы вернул меня к реальности:

– Я решила рассказать тебе об этом. Больше я ничего не знаю. Может быть, Папа Джо добавит что-нибудь… Он ведь себе на уме…

– Да уж, я заметил.

– Думаю, тетрадь ждет нужного человека – тебя, Дэн. Надеюсь, ты найдешь ее.

Сидя на качелях, мы молчали еще несколько минут. Кроме слов прощания, сказать было нечего.

Отъезжая от школы, я увидел в зеркало заднего вида двоих детей на покрытом пылью пятачке травы под дубом. Они ходили колесом. Я отвел взгляд и поехал дальше, глядя перед собой, в неведомое.

Глава 7

Вскоре я свернул на усыпанную гравием дорожку, ведущую к магазинчику Папы Джо. Я должен был спросить у старика, что он хотел сказать своими намеками и как ему удалось ночью исчезнуть. Оказалось, что магазинчик закрыт. Я прождал почти час, а потом уехал разочарованный, но полный решимости продолжать путь. Вряд ли Папа Джо мог поделиться со мной чем-то еще, кроме очередных загадок. К тому же я теперь был уверен, что тетрадь где-то в одном-двух днях пути на запад. Сократ упоминал и пустыню Мохаве, и Лас-Вегас. Я долил в двигатель масла и поехал по шоссе 40 и 66, направляясь в бесплодные земли Аризоны, за которыми у границ с Невадой и Калифорнией лежала пустыня Мохаве.

Иногда мне казалось, что Сократ дремлет рядом, на пассажирском сиденье.

– Ну что, Сок, – вслух сказал я, обращаясь к пыльному лобовому стеклу, за которым клубился горячий воздух, – правильно ли я выбрал направление? Теплее?

Нечего сказать, остроумный вопрос, учитывая, что раскаленная духовка пустыни как раз пыталась меня поджарить. Я опустил окно и высунул руку, но порывы горячего ветра не принесли облегчения.

Знойное марево помогало представить себя на месте Сократа: вот он, страдая от лихорадки, ищет укромное место подальше от чужих глаз, чтобы спрятать тетрадь. Но от таких раздумий меня лишь начала мучить жажда. Я проезжал милю за милей, оставляя позади плоскогорья, холмы и кактусы. Машина медленно ползла вверх по крутым склонам, а потом летела под гору сквозь полосу дождя. А затем я снова ехал по бесплодным низинам. На бескрайних равнинах Нью-Мексико и Аризоны я думал о семьях переселенцев, которые ехали когда-то в фургонах по этой негостеприимной земле.

У меня снова и снова появлялось жутковатое ощущение, что за мной кто-то наблюдает издалека. Сквозь усеянное грязными отметинами лобовое стекло я смотрел вперед, на длинную полосу дороги, потом в зеркало заднего вида и в боковое окно. Мимо проплывали заросли кустарника. Изредка попадались машины и заправочные станции с кафешками – вот и все, что я видел.

Ближе к вечеру я остановился, чтобы размять затекшие мышцы, а потом проехал еще двадцать миль, перебрался на заднее сиденье машины и на несколько часов забылся беспокойным сном. Проснувшись, я поехал дальше. Утренний воздух принес прохладу.

После восхода солнца стало жарко. Я ехал на запад, теперь уже медленно, вглядываясь в горизонт в поисках знака. И вот один из миражей оказался настоящей заправочной станцией с магазинчиком. «Добро пожаловать!» – приветствовала меня вывеска. Припарковавшись, я вошел в магазин.

Я запасся водой и едой, а потом изучил висевшую на стене карту, пытаясь найти какие-нибудь интересные места возле Форт-Мохаве. Лас-Вегас был в двух часах пути по шоссе 95, которое пересекало крошечный городок Кал-Нев-Ари (его название происходило от начальных букв трех соседних штатов).