Скверна. Шаг первый
Шрифт:
– А? – Алекс сейчас был растерян, пожалуй, даже больше, чем когда узнал о чудом сросшихся ногах своего сына.
– Я думал, что с твоим воспитанием он вырастет размазней, – продолжил Вульфрик. – Прости за откровенность, но, зная о его домоседстве… Думал, будет безвольным и стеснительным вроде маленького тонкого деревца под сенью вековых гигантов. Но он доказал, что я ошибался.
Алекс продолжал молчать, не зная, что на это ответить. Как ни обидно это звучало, но даже у него самого иногда закрадывались мысли о том, что Марк звезд с неба не хватает, и вряд ли это когда-нибудь изменится. Более того,
– Теперь я вижу, – Вульфрик глядел прямо на него, – что из них с Элизой выйдет отличная пара. Возможно, моей девочке даже будет чему у него поучиться.
Взгляд главы клана Белецких посуровел.
– Вот только не будет никакой свадьбы, если мы его немедленно не найдем.
Девушка из УБИ
Я открыл глаза в пустом поезде. Мы мчались так быстро, что невозможно было рассмотреть вид за окном. Хотя на самом деле мне было все равно.
Закатав рукава чистой толстовки, я сидел и смотрел в никуда; вокруг было тихо. От скуки меня отвлек звонок. Я уверенно нырнул рукой в правый карман джинсов и с удивлением обнаружил, что телефона в нем не было. Мелодия продолжала звучать.
Я встал и зашагал в соседний вагон, возмущенный тем, что каким-то образом упустил собственный мобильник из виду. Без проблем открыв дверь, я вошел внутрь и бегло бросил взгляд на два ряда кресел. С одной стороны они почему-то были черными, а с другой – синими. Долго я над такой мелочью думать не стал и зашагал вперед.
Судя по всему, звук доносился из кабинки проводника.
Я нахмурился: как можно было оставить свой телефон в таком месте? Я раздраженно открыл дверь, но никого не обнаружил внутри. Только телефон. Он лежал на столе у вычищенного до блеска окна, в котором отражалось мое лицо, и звонил.
Абонент «Элиза».
Ну уж нет. Я не хочу с тобой разговаривать. Тебе разве прошлого раза не хватило?
Мой большой палец нажал на красную кнопку «Сброс», но ничего не произошло. Еще раз. И еще. Тишина. Только после четвертого нажатия телефон замолчал.
Я облегченно выдохнул и почти развернулся, чтобы сесть и наконец-то дождаться конца этой нудной поездки, однако взгляд зацепился за отражение. Я выглядел совсем не так, как раньше. Глаза словно принадлежали покойнику; они были холодными и ничего не выражали. И улыбка от уха до уха. Мне захотелось схватиться за голову, но я понял, что не могу пошевелить и пальцем. Тело словно начало двигаться независимо от меня, подчиняясь чему-то неизвестному. Моя рука поднесла телефон ближе к лицу и, медленно выбрав контакт «Элиза», нажала на зеленую кнопку вызова.
Я еще раз посмотрел на себя в отражении. Окровавленная физиономия смотрела мне прямо в глаза и улыбалась.
Первое, что я ощутил, – это вкус земли во рту, и земля сильно горчила. Зрение, слух и даже осязание еще не вернулись ко мне после недавнего забвения. Спустя секунды – или же десятки секунд – я наконец осознал, что лежу лицом в траве.
Я снова и снова жадно глотал воздух, пока не понял, что больше не лезет, а затем выдохнул. Потерев ладонями
глаза, я заметил, что на запястьях не было узоров «Сдвига». Хорошо. Значит, смерть выключает все активные ауры. Можно было бы догадаться, конечно, но теперь знаю наверняка.Сердце все еще трепетало, как лист на ветру, но на душе было относительно спокойно даже несмотря на разбитое состояние и тот факт, что меня пробудил кошмар. Жаль только, это спокойствие длилось недолго.
Сон – забвение. Ты засыпаешь, отбрасывая все проблемы, сбегая в спасительно комфортный мир иллюзий. Но затем приходит время проснуться. Ты открываешь глаза, вначале даже не до конца понимая, кто ты и где ты. Но затем, подобно лавине непрочитанных писем, скопившихся в электронном ящике, на тебя скопом начинает наваливаться осознание. Поток воспоминаний и тревог, с которыми ты засыпал, никуда не делся: он терпеливо стоял над твоей кроватью, дожидаясь утра.
Так было и в этот раз. Я лежал голой спиной на прохладной траве и глубоко дышал. Осознавал. Прозрение не принесло ни капли радости – только стыд и чувство вины. Эта мерзкая липкая смесь чувств становилась все более вязкой с каждым новым воспоминанием о недавних событиях. Один за другим образы резко возникали перед глазами застывшими во времени кадрами из памяти, перебивая собой мысли.
Воспоминание, как я иду к Элизе и Вульфрику полуголый. От стыда я скривил лицо и даже немного дернулся, словно увидел резкую вспышку. Интересно, что подумала сама Элиза? Наверное, была в ужасе от того, как выглядит ее будущий муж.
Да я уже не говорю о том, как себя вел. Конечно, ранение было серьезным, но вот так вот вырывать платок из кармана Вульфрика? Любой другой на моем месте после такого уже хвастался бы своей дерзостью рыбам на дне реки в ботинках из бетона. Наверняка он в ярости, считает меня теперь заносчивым малолеткой.
Отлично успокоил себя «Сдвигом». Еще пара таких спокойных моментов – и полетишь в психушку, Марк. Без обратного билета. Сколько раз я почти что прямым текстом оскорбил Вульфрика? Даже считать не хочу.
«Мой отец в курсе, что вы хотите разорвать помолвку?»
Это единственная фраза, которая не вызывала у меня чувства стыда. Все поведение моей суженой указывало именно на это. Хотя не стоило, наверное, говорить об этом в такой обстановке, ну да черт с ним.
«Хватит», – единственное, что ответил мне Вульфрик. Фраза эхом разносилось у меня в голове. Похлопал меня по плечу, как какого-то мальчонку. Сколько скрытой угрозы было в одном этом жесте! Одним словом и жестом он показал, чтобы я заткнулся наконец и не позорил себя дальше.
Но я не заткнулся. Я продолжил. Солгал Вульфрику, что мы с охранником заблудились, о том, что шли к автомату с едой, о том, что меня выкинули из окна.
Ведь понимал, что он не потерпит такого в собственной больнице. Что ему придется ответить на это хотя бы ради сохранности авторитета перед своими людьми. Уже не говоря о том змеином клубке из более мелких кланов, что вечно вьется под ним.
Я собственноручно ввел в заблуждение главу клана Белецких и натравил его на УБИ. Наверное, в каких-нибудь иных обстоятельствах таким можно было бы даже гордиться. Но вскоре ложь вскроется – и я представить не могу, насколько он будет зол.