Скверная жизнь дракона. Книга пятая

Клаусу мой ответ понравился. Матон чуть смягчил взгляд и сообщил, что благодаря исполнению заказа в гильдии авантюристов — на сегодня моя оплошность останется без внимания. Но в будущем за такое последуют наказания вплоть до лишения меня права на клаш уезжать из академии. Подобное меня более чем устраивало, ибо я в ближайшее время собирался приписать Улу себе в комнату, получив в распоряжение писклявый будильник.

На всякий случай я уточнил у Клауса, подошла ли ему псехвотрубка? Но хоть о закрытие заказа его оповестили в тот же день, а чёрную палку доставили вчера вечером — матон не успел её получить. Но она подойдёт, если соответствует основе моего посоха. А раз я добыл нужную трубку, то со следующего же занятия по фехтованию он начнёт возвышать мои навыки. Меня всего передёрнуло от слова «возвышать», произнесённого с небольшой задержкой.

Закончив разговор, матон приказал фаронам продолжить бег, а меня заставил размяться. И именно тогда я понял, что до обеда вряд ли доживу. Вчера я успел только позавтракать, да в дороге сухомяткой подкрепился и один бутерброд в трактире съел, но приехал поздно и на ужин опоздал, а сегодняшний завтрак пропустил. Не самое лучшее состояние для изнурительных физических тренировок.

Немудрено, что я ощутил некую слабость, нацепив на себя после разминки рюкзаки в два кило веса каждый. Уже на шестом круге я внешне выглядел хуже серых от усталости и перенапряжения фаронов. И только когда нас переключили на отжимания, заставив оба рюкзака повесить на спину — только тогда я сообразил пересчитать разумных, выбравших на турнире обучение на матона. Их количество приблизилось к составу фарасара из шестнадцати лиц. Двадцать дней назад фаронов было двадцать девять, а сейчас на одного меньше.

Мне категорически неизвестно, как я вообще дожил до обеда: отжимания и приседания с постоянным перевешиванием рюкзаков со спины на живот и обратно, полосы препятствий, таскание тяжестей, групповые попытки сдвинуть гружённую камнями телегу, и снова бег и вновь упражнения… Я просто в какой-то момент осознал себя в харчевне академического городка, бездумно смотрящим в одну точку. На столе передо мной стояла пустая тарелка и кружка, в животе ощущалась приятная тяжесть, а в голове гуляла единственная мысль, что это ещё не конец.

За час до ужина Клаус объявил об окончании тренировки. Я медленно побрёл в сторону первого кольца в компании фаронов. Они не прерывали занятия на двадцать дней и выглядели чуть бодрее моего, но даже в таких раскладах сил на разговоры у них не было. Единственное я успел поинтересоваться о судьбе двадцать девятого фарона. Неделю назад во время тренировки его сердце не выдержало, и он упал замертво.

Подходя к бараку, я даже и не думал рефлексировать о смерти несчастного разумного — мне бы позаботиться, чтобы самому так же не кончить. Первую половину дня я три раза чуть не упал в обморок. Сейчас же мне хотелось как можно быстрее переодеться в чистое и немного отдохнуть. И как назло, из соседнего барака с благородными вышел нутон с зализанными русыми волосами и в дорогих одеждах.

— Я впервые рад видеть ксата, — Касуй поспешил приблизиться и даже чуть кивнул в знак приветствия. — В обед по маяку дальней связи со мной связалась моя семья. Я должен, скажем так…

— Чего надо? — мне настолько отвратно делить один воздух с этой благородной тварью, что будь я сейчас в нормальном самочувствии, то всенепременнейше врезал ему по морде. Хотя, не врезал бы, ведь это явное нарушение правил академии, но всяко бы сразу послал, а не попытался разговор закончить мирно.

— Я просто удивлён, что даже ты смог сделать правильный выбор, хоть и между нами и были разногласия в прошлом. Я…

— Чего надо?

— Я хотел бы забыть наши прежние разногласия и предложить тебе дружбу.

— Слушай, ты…

Я прервался, стараясь подобрать правильные слова. Настолько зашкаливающая наглость нутона ошарашивала. После всех слов, сравнивая меня и Налдаса с псами, желая мне смерти и прочего — он хочет подружиться? Это даже не наглость, а какое-то запредельное самомнение.

— Послушай, я выполняю задания в гильдии авантюристов только потому, что мне нужны деньги. И не обольщайся, задание от твоей семьи я выполнил только по этой причине.

От моих слов Касуй насупился, его взгляд похолодел. Благородный захотел что-то сказать — но я не закончил.

— А насчёт предложения дружбы, — я рукой показал в сторону первых ворот из академии. — Вот выйдешь из академии и сразу поверни на запад, чтобы Вифлеемская звезда горела строго в твоих глазах, а жопу мучал недельный запор, то есть строго на запад. И иди вперёд. Иди день, иди второй, третий, четвёртый, потом неделю иди вперёд, ещё неделю, потом месяц. И вот когда пройдёшь месяц, то сразу поверни налево, там «нахер» увидишь. Тебе с твоей дружбой туда.

Стоило мне выговориться и на душе сразу полегчало, даже будто легче дышать стало — хоть скверное предчувствие никуда и не делось. Благородный же медленно краснел от негодования, впившись взглядом в моё лицо и мелко тряся крепко сжатыми кулаками.

В самой ехидной форме пожелав нутону приятного аппетита и не поперхнуться за ужином — я направился ко входу в барак, едва справляясь с подступающим смехом и не без труда гася улыбку.

Остальные ученики ещё не успели вернуться с лекций и в коридорах сновали лишь дети-невольники. Одну из девочек со шрамом на лбу я жестом подозвал к себе. Та быстро подбежала, но не вплотную, держа почтительную дистанцию.

— С возвращением, господин Ликус, — она хоть и постаралась улыбнуться, но её ожидающее выражение лица говорило само за себя.

— Ну, и где назначают невольников?

— В зданиях таких больших, круглых, вы там ещё книги заказываете, — протараторила девочка на одном дыхании, даже не пытаясь скрыть радость в голосе. Но стоило ей закончить, как она что-то вспомнила, опустила взгляд и обиженно надула щёки. И тут же опять что-то вспомнила, вновь заулыбалась и с надеждой посмотрела на меня. — Вы сегодня уже не успеете, там только до ужина можно. Но я и завтра здесь буду работать. Завтра пойдём, да?

Я прыснул от столь неприкрытой наглости. Малышка засмущалась, а мочки её ушей покраснели от стыда. Деваться некуда, так что я согласился на завтрашний день, заодно спросил Улу о странной суматохе в академическом городке.

— Мастерская взорвалась, — та удивлённо захлопала глазами, будто забыв, что я уезжал из академии.

— Как, взорвалась?

— Бух, — Ула вскинула руки, — и нет мастерской.

Я не нашёл ничего умнее, чем удивиться и ошарашенно закивать головой.

— Но они всегда здесь взрываются. Раз в два налима взрываются, иногда даже раз в один налим.

— Из-за чего?

— Не знаю, — малышка пожала плечами, а мне, почему-то, стало немного боязно.

Договорившись, что завтра до обеда схожу в задние лекторума и назначу Улу себе личным невольником, как бы это скверно ни звучало — я заодно попросил её предупредить брата, что завтра она принесёт ему огромный список вопросов.

В ожидании приглашения на ужин я только и сидел в кресле, глядя в одну точку и размышляя над услышанным. Взрыв мастерской — это должно быть экстраординарным событием, но реакция Улы говорила об обратном, словно мастерские здесь взрываются как кукуруза на раскалённой сковороде. И это ещё скверное предчувствие, усилившееся после разговора с девочкой — оно такое же, как в Магнаре. Моя паранойя никогда не ошибается, она уже не раз спасала мне жизнь — но что приключилось в этот раз? Неужели это связано с моим вызовом к Густаху? Вряд ли, иначе бы меня уже под конвоем вели в магистрат. Стало быть, меня вызывают из-за нашего разговора о заллаях и церкви? То же странно, ведь мы и так договорились увидеться по первой же возможности. Тогда в чём дело? Из-за книг? Неужели… Ай, в скверну всё это. Сколько ни думаю, сколько ни размышляю, а легче не становится, только ещё сильнее паршивое чувство усиливаю.