Скверное время
Шрифт:
Лишь в одиннадцать он вернулся к той же самой странице, которую читал, когда пробило восемь: раньше сосредоточиться так и не смог. Загнув угол листа, он положил книгу на столик. Жена спала. В прежние времена, стараясь понять, где стреляют и из-за чего, они, бывало, не спали всю ночь до самого рассвета. Несколько раз стук солдатских ботинок и лязганье оружия раздавались у самой двери их дома; они сидели на кровати и ждали свинцового шквала, который, обрушившись, разнесет их дверь в щепы. Много ночей, испытав на собственной шкуре все виды страха, они провели без сна на подушках, набитых листовками. Однажды ранним утром
После девяти вечера начался моросящий дождь. Поставленные при входе на пристань парикмахер и еще один призывник оставили свой пост и укрылись под козырьком лавки сеньора Бенхамина. Парикмахер закурил сигарету и при свете спички осмотрел винтовку. Она была совершенно новая.
— Made in USA, — прочитал он.
Отыскивая клеймо на своем карабине, его напарник сжег несколько спичек, но так и не смог его найти. Крупная капля, сорвавшаяся с козырька крыши, с глухим стуком расплющилась о приклад оружия.
— Ну не скотство ли все это? — пробормотал он, вытирая приклад рукавом. — Торчать здесь с этими винтовками, мокнуть под дождем.
Из темного, с потушенными окнами городка не доносилось ни звука; раздавалась лишь четкая дробь капающей с крыши воды.
— Нас девятеро, — сказал парикмахер. — А их — семеро, считая и алькальда, и трое из них сейчас в казарме.
— Я тоже думаю об этом же самом, — ответил его напарник.
Яркий луч фонарика осветил парикмахера и его товарища: они сидели у стены на корточках, стараясь защитить оружие от капель, что звонкой дробью отскакивали от их ботинок. Алькальда они узнали сразу же, как только он потушил фонарик и подошел к ним под навес. На нем был полевой плащ, а за спиной на ремне — ручной пулемет. С ним был еще один полицейский. Посмотрев на часы — алькальд их носил на правой руке, — он приказал полицейскому:
— Идите в казарму и выясните, почему не несут еду.
Таким же решительным тоном он, вероятно, отдал бы и приказ стрелять. Полицейский исчез за завесой дождя. А алькальд присел рядом с призывниками.
— Есть что-нибудь новенькое? — спросил он.
— Ничего, — ответил парикмахер.
Его напарник, прежде чем закурить, предложил сигарету алькальду, но тот отказался.
— И долго вы нас будете мурыжить, лейтенант?
— Не знаю, — ответил алькальд. — Сегодня — до окончания комендантского часа. А завтра посмотрим.
— До пяти утра! — воскликнул парикмахер.
— Ничего себе заявки, — сказал его напарник. — Я с четырех утра на ногах.
Сквозь завесу дождя до них долетел шум собачьей драки. Алькальд подождал, пока не стихнет визг и возня, и, только когда послышался лишь одинокий лай, повернулся к призывнику и мрачно сказал:
— Вы меня учить будете?! Я уже полжизни тяну эту лямку. И сам сейчас валюсь с ног от усталости.
— И ради чего? — сказал парикмахер. — Ведь все это — как рыбке зонтик. Рассчитано прямо на дамочек каких-то.
— Я начинаю все больше и больше склоняться к такому же мнению, — вздохнул алькальд.
Из казармы прибыл полицейский и сообщил, что еду не несут потому, что ждут, когда кончится дождь. Затем сказал алькальду: в казарме его ждет
женщина, задержанная без пропуска.Это была Кассандра; она спала в небольшой комнатушке, освещаемой лишь слабой балконной лампочкой, в раскладном кресле, укрытая клеенчатым плащом. Алькальд схватил ее двумя пальцами за нос. Женщина жалобно застонала и, отчаянно дернувшись, открыла глаза.
— О, мне приснилось что-то, — сказала она.
Алькальд зажег в комнате свет. Прикрыв глаза руками, женщина изогнулась, словно ей причиняли боль, и, когда его взгляд скользнул по ее серебристым ногтям и бритым подмышкам, у алькальда екнуло сердце.
— Ну и нахал же ты, — сказала она. — Я здесь с одиннадцати.
— Я думал, что ты придешь прямо ко мне домой, — попытался оправдаться алькальд.
— У меня не было пропуска.
Две ночи тому назад волосы у нее были медного цвета, а сейчас — серебристо-серого.
— Я об этом и не подумал, — улыбнулся алькальд и, повесив плащ, уселся в кресло рядом с ней. — Надеюсь, они не решили, что это ты клеишь анонимки.
К женщине возвратилась ее непринужденная манера поведения.
— А жаль, — сострила она. — Жуть как люблю острые ощущения.
Вдруг алькальд как-то сжался, словно он заблудился в этой комнате; на его лице появилась какая-то беззащитность, и, похрустывая суставами пальцев, он пробормотал:
— Мне нужно, чтобы ты мне оказала одну услугу.
Она изучающе взглянула на алькальда.
— Только пусть это останется между нами, — продолжал тот, — я хочу, чтобы ты погадала на картах, кто занимается этой мерзостью.
Она отвернулась.
— Понятно, — сказала она после короткого молчания.
Алькальд попытался ее вдохновить:
— Ведь прежде всего я стараюсь ради вас.
Она кивнула.
— Но я уже гадала, — сказала она.
Алькальд не мог сдержать своего нетерпения.
— Уж очень все странно выпадает, — продолжила Кассандра, расчетливо разыгрывая мелодраму. — Карты столь очевидно показывают, что когда я увидела — вся обмерла от страха.
Даже дыхание ее стало притворно взволнованным.
— Кто же это?
— Все — и никто.
VIII
В воскресенье сыновья вдовы Асис приехали на мессу. Кроме Роберто, их было семеро. Все они словно были отлиты в одной форме — крупные, неповоротливые, и было что-то воловье в их стремлении к тяжелой работе. Мать для них являлась непререкаемым авторитетом: ее слушались и слепо ей повиновались во всем. Из братьев только младший — Роберто Асис — был женат, и лишь нос с горбинкой выдавал его родство с братьями. Слабый здоровьем, с мягкими светскими манерами, он был словно утешением для матери, так и не родившей ни одной дочери.
Вдова ходила по кухне, где семеро Асисов сгружали привезенное, среди связанных кудахтающих кур, гор овощей, головок сыров, темных плоских хлебов и засоленных окороков, давала указания служанкам. Когда на кухне все убрали по местам, она велела выбрать самое лучшее для падре Анхеля.
Священник брился. Время от времени высовывал в окно руку и смачивал подбородок дождевой водой. Падре уже заканчивал бритье, когда две босоногие девочки, не стучась, толкнули дверь и вывалили перед ним груду ананасов, янтарные гроздья бананов, несколько хлебов, сыр и корзину с овощами и свежими яйцами.