Сквозь тени прошлого

Тогда Габриэлла нетерпеливо выругалась. Захария лениво усмехнулся, бросил пустую упаковку от презерватива на стол и резко вошёл в неё, вызвав во всём теле трепетную дрожь.

— Я знал, что с тобой будет именно так. — Очередной глубокий толчок. — Жарко, тесно и невероятно сладко.

Габриэлла рассеянно улыбнулась его словам и тут же вскрикнула от наступившего бурного и сокрушительного оргазма.

Глава 16

Второе утро подряд Габриэлла ужасно нервничала перед выходом к завтраку. И если вчера она боялась встречи с самим Захарией, то сегодня опасалась его домочадцев. То, что миссис Грин оповестила весь дом об увиденном, сомнений не вызывало. Габриэлла прекрасно знакома с человеческой природой, а с женской страстью к сплетням и пересудам тем более. Переплюнуть женщин в этом вопросе могли, наверное, только мужчины! Можно, конечно, допустить, что англичанки принципиально отличаются от американок, но…

«Ох, вряд ли!» — про себя воскликнула Габриэлла.

Захария же абсолютно не разделял ни её тревог, ни переживаний. Он вообще не мог взять в толк, почему Габриэллу заботит то, что подумают другие. На все её вопросы он спокойно и уверенно отвечал, что никто не посмеет даже взглянуть косо в её сторону, не то что сделать замечание. Захария давно уже не был мальчиком, и прятаться по углам, скрывать свои отношения с женщиной не собирался. О них в любом случае узнали бы, просто не в такой шокирующей форме. Его, казалось, сильно забавляло, что экономка застала их за таким личным занятием. А на сетования Габриэллы он только отшучивался, со смехом заявляя, что она чертовски привлекательная женщина, и Сесили Грин радоваться должна, что узрела такую изысканную красоту.

Но вот тем, что та ворвалась в кабинет без разрешения войти, Захария был сильно недоволен. Габриэлла даже терялась от таких резких смен настроения: только он веселился и шутил, а через секунду его глаза гасли, наполняясь тем непроницаемым выражением, с каким он обычно смотрел на окружающих. В эти моменты она вспоминала как все в Эйджвотер-Холле любили и тянулись к нему, но одновременно ходили по струнке и были предельно осторожны в высказываниях, чтобы не вызвать его недовольство. Парадокс.

А на замечание Захарии, что Элизабет сегодня придётся очень серьезно поговорить с женской прислугой, Габриэлла отвечала, что миссис Грин не виновата в том, что её работодатель — консервативный во многих вопросах, оказался таким раскрепощённым новатором в интимной жизни. Очень уж ей не хотелось, чтобы из-за той пикантной ситуации в особняке были какие-то проблемы и раздоры. Однако Захарию бесило не то, что увидела экономка, в нём, как оказалось, не было ни капли стыдливости, а то, почему она это увидела. Да, мистер Денвер очень трепетно относился к своему личному пространству и никому не позволял нарушать его.

Габриэлла, отмахнувшись от назойливых мыслей, ступила на широкую мраморную лестницу, устланную ковром цвета нежных персиков, и заметила Его. Обычно, когда она спускалась, все уже были за столом, но только не сегодня. Захария стоял, облокотившись на перила и улыбался миссис Крэмвелл, а Оливер серьёзно кивал на какие-то её замечания. Раньше Габриэлла не позволяла, ну, или почти не позволяла, думать себе о Захарии Денвере как о мужчине. Мужчине, с которым у неё могло быть нечто большее, чем деловые отношения. А сейчас она могла открыто и без притворства перед самой собой любоваться им.

Высокий светловолосый красавец с породистой благородной внешностью. Наверное, именно таким юные девочки обычно рисуют в своих мечтах принца на белом коне. А вот аура властности, непоколебимой уверенности в себе и огромные финансовые возможности привлекали женщин постарше. Габриэлла уже молчала о его умелых сильных руках, всю ночь не выпускавших её из объятий, о горячем поджаром теле, касаться которого одно удовольствие и о… Но думать об этом сейчас было небезопасно. Габриэлла ощутила, как щёки вспыхнули от предательского румянца, а на лице расцвела глупая улыбка. Да, от такого горячего коктейля любое сердце может дрогнуть и сдаться в любовный плен, но только не её. Она поймала себя на мысли, что не мечтает о возвышенных глубоких чувствах, не надеется выйти за него замуж и родить ребёнка. Захария ей нравился, а про химию и сексуальное влечение говорить было излишним, но это не было любовью или хотя бы влюбленностью. И Габриэлла искренне верила, что это не изменится.

— Доброе утро! — с улыбкой, произнесла она, остановившись на последней ступеньке.

Захария повернулся на голос и протянул руку. Габриэлла осторожно вложила в его ладонь свою, а он в ответ слегка сжал женские пальцы. Когда она оказалась совсем рядом, Захария коснулся её губ невесомым поцелуем, давая понять всем и каждому, что в отношениях с гостьей Эйджвотер-холла наступил новый виток.

Захария был прав — Габриэлле никто и слова не сказал ни о произошедшем в кабинете, ни об их романе в целом. Новость, что она теперь не только гостья, но и близкая подруга хозяина поместья, разлетелась со скоростью света, но сказать что это как-то повлияло на отношение к ней обитателей Эйджвотер-Холла было сложно. Прислуга, может, и шепталась о жизни своего работодателя, но никоим образом этого не демонстрировала. Да и выглядели они настолько вышколенными и готовыми услужить, что проявление какого-либо неуважения с их стороны было просто немыслимо. Но так было всегда, с самого приезда Габриэллы, поэтому здесь принципиально ничего не поменялось. Разве что миссис Грин, тощая, как жердь и натянутая, как тугая струна, в последнее время стала еще более прямая, будто кол проглотила. Она была неизменно тактична и любезна с Габриэллой, но та иногда замечала, как экономка неодобрительно поджимает губы, полагая, что на неё не смотрят, и слегка прикрывает глаза, будто до сих пор не может забыть увиденную в кабинете картину. Габриэлле в такие моменты казалось, что миссис Грин обвиняет её в совращении такого благородного и высокоморального человека, как мистер Захария Денвер.

Семья же предпочитала делать вид, что вообще ничего не произошло. И им, надо сказать, это неплохо удавалось! Став любовниками, Захария и Габриэлла старались не афишировать свои отношения, но и не таились. Для него, как ни удивительно, стало нормой посреди чопорного чаепития и пустых светских бесед, а порой и серьезных разговоров, брать руку Габриэллы в свою и не выпускать до конца вечера, совершенно не замечая, что этим он шокирует окружающих, да и её саму. Элизабет в такие моменты замирала и с трудом проглатывала свой чай, но быстро приходила в себя и деланно улыбалась, а вот Эмма стреляла в Габриэллу неприязненными, весьма красноречивыми взглядами и быстро отворачивалась.

Такое поведение не вязалось с образом английского джентльмена, который давно сформировался у простой американской журналистки, и после проявления первого публичного приступа нежности, она поделилась с Захарией своим недоумением.

— Разве у тебя раньше были английские мужчины? — в ответ поинтересовался он.

— Нет, но о вашей чопорности, холодности и консерватизме можно слагать легенды. Стереотипы как всегда сильны!

— Это всё имеет место быть, но в своём доме, с близкими мне людьми, а в своей постели и подавно, я могу позволить себе быть таким, каким мне того хочется. Без оглядки на правила и стереотипы.

И после таких высокохудожественных изъяснений он совершенно бесстыдно и невероятно убедительно развеивал последний миф — об английской холодности. Габриэлла была счастлива от того, что её предположения относительно чопорности и сдержанности британских джентльменов в интимной сфере оказались в корне неверны. Иногда она смеялась, вспоминая, как представляла Захарию эдаким мистером Дарси, который, наверняка, приходил в спальню к своей супруге в колпаке и длинном ночном платье.

Но Захария оказался прекрасным любовником и после проведённой вместе первой ночи доказывал это при каждом удобном случае. Да, отношения, установившиеся с момента их знакомства, претерпели немалые изменения. Причем, с одной стороны могло показаться, что они не переменились вовсе, но с другой — стали диаметрально противоположными.

Он, как и прежде, дни посвящал работе, но их вечерние беседы, направленные на изучение его личности и коллекции, возобновились. Габриэлла не забывала, для чего она приехала в Англию, и была твердо намерена собрать всю необходимую информацию для своей книги. Книги, которую хотела написать в память об отце. И посвятить её Габриэлла собиралась именно ему. Сказать, что Захария стал как-то больше помогать ей или откровенней отвечать на щекотливые вопросы было бы ложью. Они оба — деловые люди, и когда речь шла о делах, то оба вели себя совершенно непреклонно. Каждый отстаивал свою точку зрения, правоту и собственную выгоду, невзирая на изменившиеся обстоятельства и взаимную симпатию. Их пикировки стали более хлёсткими за счет комментариев, которые они никогда бы не позволили себе при ином положении вещей. Но и Захария, и Габриэлла не могли не признать, что получали огромное удовольствие от этих словесных баталий.