Сквозь тьму

“Это потребовало бы некоторого объяснения, не так ли?” Рауну зевнул, там, в темноте. “Тоже опаздываю для объяснений”. Он закинул свой шлем на плечо, как будто это была палка, и направился к ферме Меркелы. Скарнуф последовал за ним.

Они прошли не более четверти мили, прежде чем Скарну услышал тихий свист каравана, скользящего вниз по лей-линии. Он повернулся к Рауну иншурпрайзу. “Должно быть, что-то особенное. У них ничего не запланировано на это время ночи”. Если бы у альгарвейцев было что-то запланировано, они с Рауну выбрали бы другое время для посещения лей-линии.

Прежде чем Рауну смог ответить, караван проехал над яйцом, которое Скарнуанд зарыл. Яйцо высвободило свою энергию в коротком, резком реве. Последовавшие за этим удары были похожи на падающие на землю фургоны.Ночную тишину пронзили крики.

Скарну повернулся к Рауну. Двое вальмиерских солдат, которые не отказались от борьбы с Альгарве, торжественно пожали друг другу руки. Затем они поспешили прочь, двигаясь быстрее, чем раньше. Люди короля Мезенцио наверняка наводнили территорию вокруг лей-линии солдатами, как для оказания помощи раненым в караване, так и для поиска людей, которые подложили яйцо под нее.

Когда они вернулись на ферму Меркелы, Рауну, как всегда, отправился спать в сарай. Скарну вошел в фермерский дом, запер за собой дверь и поднялся по лестнице в спальню, которую он делил в эти дни с Меркелой. Она лежала в постели, но не спала. “Я слышала, как лопнуло яйцо?” спросила она, садясь. “Я думала, что слышала”.

“Ты был прав”, - сказал Скарну. “Это тоже был особый караван - должен был быть. Это означает, что он, вероятно, был битком набит альгарвейскими солдатами. Возможно, мы нанесли им удар даже сильнее, чем надеялись ”.

“Что бы ты с ними ни сделал, это меньше, чем они заслуживают”. В голосе Меркелы слышалось мурлыканье. Она откинула одеяла, которыми была укрыта. Под ними она была обнажена. “И так ... ты бы предпочел праздновать или спать?”

Скарну подавил зевок, поднимаясь по лестнице. Теперь, рядом с другим, он сказал: “Моя милая, я не имел в виду неуважения, когда сказал, что скорее бы уснул. Нам придется вставать с восходом солнца, а работы всегда слишком много ”.

“Вот что такое жизнь на ферме”, - сказала Меркела. Скарну не ответил. Он знал, что она знала, каким невежественным он был, когда впервые приехал на ферму.Она также знала, что он был офицером, что означало, что он был дворянином - что, как она, несомненно, подумала бы, означало, что он никогда не выполнял никакой работы, о которой стоило бы говорить, до того, как он пришел на ферму. Она была не так уж далеко неправа, но ему не хотелось, чтобы ему об этом напоминали.

Он снял ботинки, разделся до трусов и лег рядом с ней. Следующее, что он помнил, конечно же, солнце светило в окно. Он снова оделся, чувствуя себя так, словно лег спать всего несколько минут назад. Хлеб с медом и кружка эля отправили его из дома, все еще пытаясь прогнать сон с глаз. Я буду спотыкаться весь день, подумал он, и сегодня ночью буду спать как убитый.

Рауну тоже выглядел измученным. Вид этого успокоил гордость Скарну. Этот воин был немногим вдвое старше его, но обладал выносливостью гранита. Если он показал напряжение ночной работы, Скарну не нужно было стыдиться своего собственного истощения.

“Мой день тоже для прополки”, - печально сказал Рауну.

“Ты можешь присматривать за скотом, если хочешь”, - сказал ему Скарну.Присматривать за скотом и овцами было легче - по крайней мере, в большинстве дней.

Но Рауну покачал головой. У него была своя упрямая гордость. “Я не упаду”, - сказал он. С этими словами он вернулся в сарай и вышел оттуда с мотыгой. Как и с лопатой, он держал ее с военной точностью, с какой использовал бы палку. Судя по решительному выражению его лица, он воспринял бы спор как оскорбление. Рауну махнул ему рукой в сторону полей и пошел за длинным посохом с посохом для себя.

Выгоняя животных на луг, он заслонил глаза свободной рукой и посмотрел на Рауну, который согнул спину, выпалывая сорняки из земли. Скарну вздохнул. Сегодня ночью сержанту было бы больно. Скарну тоже было бы больно, если бы он пошел сегодня на прополку, но он справился бы с этим быстрее, чем его товарищ.

И животные не выглядели так, как будто они могли доставить ему какие-либо неприятности сегодня. Они довольно паслись, коровы были не очень далеко от овец. По всем признакам, они были бы довольны продолжать делать это, пока Скарну не загонит их обратно в загоны, когда сядет солнце. Несмотря на то, что они нуждались в нем, он мог бы улечься в высокую, густую траву и наверстать упущенное во сне.

Затем первые двое мужчин, спотыкаясь, вышли из леса, который отмечал границу луга.

Они оба были каунианцами: у них были желтые волосы, и они носили туники и камзолы, хотя такого покроя, который не был модным в Валмиере вскоре после окончания Шестилетней войны. Они также были грязными и небритыми и такими тощими, что их старомодная одежда свободно висела на них.

Увидев Скарну, они поспешили к нему, умоляюще протягивая руки. Они звали его, их голоса были резкими, с пересохшим хрипом.Он смотрел, сжимая посох, наполовину готовый использовать его как оружие, потому что не понял ни слова из того, что они сказали.

Но затем, через мгновение, он сделал это, или подумал, что сделал. Они говорили не по-валмиерски. То, что исходило из их уст, было классическим каунианским, хотя и с акцентом, отличным от того, который он выучил в школе. Они каунианцы с Фортвега, понял он, и дрожь пробежала по его телу.

Он попытался вспомнить классический язык, которым мало пользовался с тех пор, как прекратил учебу. “Повторяйте сами”, - сказал он. “Вы из каравана?”

“Да”. Их головы одновременно качнулись вверх и вниз. “Караван”. Затем они оба заговорили одновременно, слишком быстро, чтобы Скарну мог расслышать, когда они использовали то, что было для него иностранным языком, и говорили с интонацией, которую он вряд ли когда-либо слышал раньше.

“Медленно!” - сказал он, гордый тем, что запомнил это слово. Он указал на более высокого из них. “Ты. Говори”. Слишком поздно он понял, что использовал предпоследнее, а не формальную форму местоимения и глагола. Его школьный учитель надрал бы ему спину.

Но каунианец из Фортвега не критиковал его грамматику. Талхе подчинился, хотя и не так медленно, как хотелось бы Скарну. Краем глаза Скарну увидел, как Рауну перелез через забор, который отделял домашний скот от посевов, и потрусил к нему, мотыга теперь определенно служила оружием.

Немного послушав, Рауну спросил: “Что он говорит? Я могу разобрать слово здесь или там, но это все ”. Будучи сыном продавца сосисок, у него никогда не было возможности изучать классический язык.

“Я сам понимаю только каждое второе слово”, - ответил Скарну.Отвлеченный вопросом ветерана, он даже не особо разобрал пару предложений. Но он думал, что уловил суть. “Если я не ошибаюсь, головорезы отправляли их куда-то, чтобы они могли убить их, чтобы использовать их жизненную энергию для магии”.