Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Такие обиталища всем знакомых ос, возникающие под небом незнакомых широт и меридианов, не демонстрируют ли наглядную естественную модель явления многозначного? Не является ли это сигналом, несущим обнадеживающую информацию для всех, кто задумывается над вопросами продления жизни? Ведь смогли же однолетние живые системы сами собой оказаться в новых условиях многолетними? Можно ли проходить мимо такого факта? Простительно ли не заглянуть в такой смотровой глазок?

Он позволяет познакомиться воочию еще с одним веским подтверждением справедливости мыслей французского биолога Жана Ростана:

«Всё, что до сих пор говорилось и написано о естественно предписанном природой для каждого животного сроке жизни как о роковой черте, которую нельзя переступить, всё это слишком общо и туманно, так как доказано, что жизнь данного животного, данного насекомого не предопределена в столько-то месяцев или в год, разве что до тех пор, пока способ ее продления на некий новый срок не открыт.»

Это заключение относится не только к насекомым.

Тетрадь пятая

ВТОРОЙ ВАРИАНТ

Два

диалога

У костра в пещере сидят на валунах, оставленные стеречь огонь, двое в шкурах — старец, в совершенстве знающий секреты костра, и подросток, обязанный знакомиться с этими секретами, чтоб не переводились в роду хранители огня. Седобородый гигант разгребает берцовой костью оленя тлеющую золу, указывая молодому помощнику, куда подбросить сухие листья, и продолжает давно начатый разговор:

Нет уж, младший брат мой, ничего не поделаешь. Далеко не каждому доводится увидеть новую траву после того как сломаны верхние клыки, а это обычно происходит со всеми, кто пережил столько новых трав, сколько пальцев на руках и ногах. А уж чтоб и нижний клык сломался, надо уйти от медвежьих лап, от мамонтовых бивней, от дротиков обитателей пещеры за рекой… Если б еще вы, молодые, быстрее подрастали. А то ведь пока вы в толк войдете, почти половина жизни и проживается. Сколько трав тому назад отдали тебя мне на выучку, столько же ты ходишь в моих помощниках, и только когда еще столько трав сменится, сколько у нас на руках пальцев, ты сам станешь хранителем костра и получишь своих учеников. Но меня уже к тому времени с вами не будет: я уйду к своим наставникам, которые меня уже давно поджидают.

— Но почему, старший брат мой, обязательно уходить к наставникам? Как хорошо со всеми встречать новую траву! Может, можно прожить и не обломав клыки? Ты много знаешь и умеешь. У кого же будем спрашивать советов, когда ты нас покинешь? Без тебя станет труднее. Не уходи!

— А если глаза мои заслезятся и я не смогу больше оттачивать наконечники стрел и копий? Если ослабнут руки? Кому я нужен стану такой?

— Ну и что же? Будешь учить нас. Оставайся, по твоему примеру и другие перестанут уходить. Как сестры и братья горюют, сколько льют слез, как лица ногтями раздирают, когда кто-нибудь уходит навсегда. Оставайся, старший брат мой, а я постараюсь скорее усвоить тайны костра и смогу за тебя дерево щепить и в огонь подбрасывать без опоздания. И ты еще столько новых трав увидишь, сколько пальцев у тебя и у меня вместе и на руках и на ногах…

…Кто знает, сколько сотен тысяч трав сменилось после беседы у пещерного костра, и вот новый диалог, и снова Реалиста и Фантаста.

Реалист. Не к чему обманывать себя громким словом «бессмертие». Всё, что рождается, обязательно должно умереть. Логика накладывает вето на все мечтания. Смена поколений полезна для человечества в целом, но не отменяет борьбы за продление жизни, она на повестке дня. Научные прогнозы говорят о том, что на протяжении ближайшего полувека мы можем намного повысить среднюю продолжительность жизни. Такая тенденция наблюдается на протяжении всей истории человека. Не хочу быть голословным. Возьмем первобытнообщинный строй. Средняя продолжительность жизни индивидуума — примерно 20 лет. Подавляющее большинство людей умирало в детском возрасте, подавляющее большинство оставшихся гибло от болезней, в зубах хищников или от других несчастий.

Затем, когда люди освоили земледелие, животноводство, стали поселяться в городах, средняя продолжительность жизни несколько увеличилась. Но не превысила 30, максимум 40 лет.

Теперь гибель ребенка в грудном возрасте — это ЧП в экономически развитых странах. Мы одержали победу в борьбе с инфекционными болезнями — чумой, тифом, туберкулезом, пневмонией, родовой горячкой. Результат: средняя продолжительность жизни возросла примерно до 70 лет.

Дальше нас не пускает следующий эшелон болезней. Самые упорные враги сейчас — сердечно-сосудистые и онкологические заболевания. Однако большинство медиков считает, что к 90-м годам оба эти врага будут сокрушены. Это означает годы и годы прибавки к нынешним «средним» 70 годам. Во второй четверти XXI века ожидается открытие способов целенаправленного регулирования обмена веществ, регулирования всей деятельности центральной нервной системы. Это даст еще несколько десятилетий, а может быть, и столетий жизни. Ничего тут нет особенного. Это обычная научная проблема, которая решается сегодня. Но целесообразно ли личное бессмертие? Целесообразно ли оно не только для человечества в целом, но и для отдельной личности? Собираются сделать бессмертной личность, но личность не раз навсегда задана. За свою жизнь человек проходит по крайней мере четыре фазы развития: а) детство, отрочество, юность, б) творческую молодость, в) стабилизацию, зрелость, г) угасание, старость. И науковеды утверждают, что оптимальный научный коллектив должен иметь определенное соотношение возрастов. Как этот вопрос будет решаться при бессмертии? Кому нужен столетний ребенок? Для чего нужна старость, растянутая на сто лет? Не делить же общество на «бессмертные касты» детей, молодых, стариков? Но тогда обесчеловечатся все, превратятся в каких-то «актеров на одну роль»!

Или вы клоните к другому — к бессмертию с повторными циклами? Но хорошо ли будет молодому человеку с памятью старика? Наверно, не лучше, чем старику с психикой ребенка. Может, все же лучше сохранить смену поколений в том виде, как она происходит сейчас? Где гарантия, что ваши циклы омоложения вновь и вновь приведут людей на вершины творческой зрелости? Не будут ли они постоянно отдалять нас от наиболее творческого периода? Вот уже сейчас трудоспособному пенсионеру найти работу не всегда легко, а знания сегодня стареют каждые пять — шесть лет. Профессор Эрвин Чергафф заметил, что для ученого наука — зеркало, которое каждые тридцать лет разбивается. Так обстоит теперь дело не только с наукой. Каждый молодой человек до 2000 года фактически 3 или 4 раза как бы сменит профессию, должен будет переучиваться,

чтоб не отстать от века. А чем старше человек, тем труднее ему приспособиться ко всё новым переменам обстановки. Как будут выглядеть бессмертные в быстро меняющихся условиях жизни? Как это скажется на психологии? Не станет ли для них бессмертие пыткой? Учтите, что при омоложении будут меняться профессии, вкусы, привычки, отношение к детям… Человек не магнитофонная лента: сотрите запись — сотрете личность. Не будете стирать? Но для чего память бессмертному? Она ему либо без пользы, либо в тягость, либо во вред! И еще не известно, какую цену заплатит человечество за бессмертие прежних поколений. Что получится, если мы осуществим эту мечту раньше, чем получим возможность посылать людей во все уголки Вселенной? Неужели матерям будет запрещено иметь детей, пока не умрут бессмертные? Личное бессмертие не обернется ли личной трагедией, не потребует ли тотального отказа от будущих «Невтонов и Платонов»? Одно лишь сознание того, что ты живешь за счет будущих нерожденных талантов, даже пусть не талантов, но просто твоих же правнуков и праправнуков, разве не разрушит, не деморализует личность? Природа решает проблему просто и естественно: сменой поколений. Сможем ли мы придать новую форму этому порядку, который на протяжении всей истории обеспечивал научно-технический и социальный прогресс? К тому же, когда у человека бог знает сколько времени впереди, можно сто лет прожить Обломовым, сто лет буйствовать, как Ноздрев, и т. д. Но когда знаешь, что проживешь всего семьдесят лет, начинаешь ценить время…

Фантаст. И Обломов, и Ноздрев — XIX век со средним сроком жизни в России едва до сорока лет. Однако мы не имеем основания считать, что сейчас, когда продолжительность жизни почти удвоилась, процент обломовых и ноздревых вырос в соответствующей пропорции. В портретной галерее литературы нашего времени ноздревы и обломовы что-то не появляются. И неудивительно! Оба — продукты общества, в котором сохранилось рабовладение. Та эпоха отмерла, а с ней ушли из жизни и они. Новый уклад порождает новые характеры, и общество, состоящее из бессмертных, будет подвластно этому закону. Так что опасения насчет новых обломовых и ноздревых несостоятельны. Вообще вопрос о том, кто и как использует жизнь, которая каждому дается лишь однажды, никакого отношения не имеет к проблеме продления средних сроков жизни.

Теперь о том, с чего вы начали.

Как понимать термин «бессмертие»? Неопределенно долгий срок, который может быть и очень долгим: сто лет, сотни лет, тысяча. И это не иносказание, а бессмертие биологическое в прямом смысле. Надежда на возможность практического бессмертия опирается на простое рассуждение: если есть конкретная причина старости, устрани ее — не будет старости! Генетики считают, что весь организм запрограммирован в генах, — стало быть, и срок его жизни записан там же. И этот срок можно удлинить, переставив или заменив какие-то гены, на которых написано «срок жизни» или «причина старости». Так или иначе, нельзя не видеть, что сейчас существует некий механизм, который раньше или позже выключает организм из жизни. Ну и что же? Значит, надо вмешаться в работу этого механизма, задержать производимое им выключение, задержать на самый долгий, на неопределенно долгий срок, это и будет достижением бессмертия. Сразу такого, конечно, не добиться, но хотя бы удвоить для начала: полтораста лет — уже неплохо.

Полтораста лет — не завышенный показатель. Уже и ныне известны уголки, где люди, доживающие до 130 лет, встречаются в десятки и сотни тысяч раз чаще, чем в других. В «Священной долине» Вилкабамба на юге Эквадора доктор Мигель Сальвадор нашел долгожителей, почти не знающих болезней, сохраняющих ясность мысли и физическое здоровье буквально до последних часов жизни (другой вопрос — как использовали это открытие медицинской географии предприимчивые дельцы тех времен). То же известно стало вскоре о народности хунза в Пакистане, а еще позже и о жителях некоторых народов Восточной Азии… Здесь сама природа демонстрирует естественные возможности рода людского. Всесветно прославлены долгожители Советской Абхазии, где природные и социальные факторы, действуя в содружестве, превратили маленькую республику в лидера стран долгожителей. И общество нисколько не страдает от изменения возрастной структуры населения. Долгожители продолжают работать, живут интересами общества, окружены вниманием и почетом… Так, может быть, сейчас, когда мы приступаем к проектированию искусственно изолированных от природных условий населенных пунктов в районах Заполярья, скажем, стоит попытаться во всеоружии техники воспроизвести под гигантскими полиэтиленовыми или еще какими колпаками климатические параметры нашей Абхазии, разных «священных долин», создав в Арктике очаги долголетия? Но это дело будущего. А пока моя точка зрения предельно ясна: умирать, безусловно, вредно. Вредно для здоровья.

Какие могут быть сомнения насчет того, целесообразно ли такое достижение для человечества в целом или для отдельной личности? Человечество состоит из личностей, и если что-то полезно каждому, то это же хорошо и для всех. Что же касается личностей, тут, по-моему, сомнений нет: здоровой личности умирать нецелесообразно, а больную следует лечить. Точно так же ясно и какой именно возраст разумнее продлевать. Продлевать надо лучшую фазу — фазу зрелости! После того как мы омолодим людей, станет ясно, что у них остается в психологии от возраста и что возникает от омоложенной физиологии. Возможно, опять возникнет творческий подъем от возвращенных сил, от молодого темперамента. И почему бы не допустить, что бессмертные тоже будут переучиваться? Если окажется скучно с одной профессией прожить пятьсот лет — меняй! Практически профессии можно будет, наверно, менять при каждом омоложении. До каких пор мириться с альтернативой: либо обязательно с пеленок приспосабливайся к новым условиям жизни, либо умирай! Пусть каждый сам за себя решает эту задачу, выбирает себе будущее… Как охарактеризовать позицию тех, кто, видя тонущего, стоит на берегу и рассуждает, предается сомнениям: «Допустим, я его вытащу из воды, но будет ли он в дальнейшем счастлив? Не ждет ли его впереди худшее? Не полезнее ли, чтобы он утонул?»

Поделиться с друзьями: