Сквозь толщу лет
Шрифт:
Спору нет, успехи предупредительной медицины и гигиены, умение предотвращать внешние причины, грозящие жизни, превзошли в наши дни самые смелые ожидания. Охрана детства и оздоровление старости, целебные средства и воспитание невосприимчивости к заболеваниям, блокирование очагов болезней и мастерство хирургии — все обрело у нас новые черты, все пропитано новыми силами.
Перестали уже быть сенсацией сообщения об успехах слитых воедино физиологии и техники, где через системы обратной связи на автоматические устройства перекладываются многие функции организма. Так готовится драгоценный сплав, укрепляющий слабые звенья, в которых рвется цепь в критические для жизненного процесса моменты.
Мы стали свидетелями того, как вошли в медицинскую практику приемы оживления после клинической смерти. Сейчас вместе
Операции в охлажденном — гипотермическом — состоянии, под непрерывно контролируемым наркозом — вот действительное вторжение в области сна и анабиоза. Операции на костных тканях, побуждаемых расти, восстанавливаться, — прорыв в область регенерации. Все это так, но один момент не ясен. Мне не раз приходилось слышать от некоторых экономистов, — это звучит цинично, однако надо смотреть фактам в лицо, — что вопрос о самоокупаемости для общества продления жизни индивидов требует дополнительного анализа. Существуют опасения: даже самой развитой экономике не выдержать бремени расходов на нетрудоспособных долгожителей.
Фантаст. Этак экономистам полезно было бы послушать Николая Михайловича Амосова, блестяще работающего во всеоружии этой самой новой медицинской техники, о которой вы только что упоминали. «Для меня совершенно очевидно, — говорит академик Амосов, — что спасенный от смерти человек безусловно „окупает“ себя, даже если остается полностью на иждивении общества. Надо только представить себе всю сложность и многообразие этой структуры — общества — с самыми неожиданными и подчас парадоксальными связями между ее элементами. Ведь каждый „элемент“ — человеческая личность». А кроме того, только небольшой процент людей уходит из жизни, став совсем нетрудоспособными. Подавляющее большинство умирает намного раньше. Вы говорили о потенциальных Платонах и Невтонах. А я укажу на реальных, действительных, неоспоримых, потому что они существовали. Подумайте, что могли бы дать миру тот же Горький, Королёв, Шостакович, Эйзенштейн, Сухомлинский, Курчатов, — список можно продлить до бесконечности. Полистайте любой том энциклопедии! Но речь идет не только о гениях и талантах. Слышали поговорку: «Есть старик — убил бы, нет старика — купил бы»? Главное — оптимально сочетать этапы жизни, продлить работоспособность умственную и физическую…
Конечно, не просто представить себе, что старость и смерть, явления столь естественные, могут оказаться отнюдь не обязательными и ничуть не неизбежными… Так называемый «здравый смысл» считает подобные допущения нереальными, отметает их с порога. Сколько существует род человеческий, еще ни одному человеку не удалось избежать кончины. Всё свидетельствует: это невозможно!
Ах, этот здравый смысл! Сколько раз убеждалось человечество, что границы возможного и достоверного — категория историческая, непостоянная.
«Кто верил двести лет тому назад в железные дороги, пароходы, аэропланы, телеграфы, фонографы, радио, машины разного сорта и т. д.? Даже передовые люди, гении того времени, отчаянно смелые, не могли вообразить современные достижения. Пушкин менее ста лет тому назад едва надеялся в отдаленном будущем на проведение в России шоссейных дорог»…
Эти несколько строк выписаны из напечатанной в 1925 году в захолустной тогда Калуге брошюры «Причина космоса». Автор брошюры К. Э. Циолковский не надеялся, но убежден был и старался убедить современников: точные расчеты сильнее «здравого смысла»…
А в 1950 году, незадолго до своей смерти, философ Витгенштейн писал в примечании № 106 книги «О достоверности»: «Предположим, что взрослый человек рассказал ребенку, что он был на Луне. Ребенок рассказывает об этом мне, а я говорю ему, что это могло быть сказано только в шутку; что такой-то никогда не был на Луне, что никто не был на Луне, что Луна находится далеко-далеко от нас, что никто не мог взлезть или взлететь на нее. Однако если бы ребенок настаивал на том, что, может, существует способ добраться туда, который мне неизвестен и т. д., что я мог бы ему ответить? Однако ребенок, как правило, не будет настаивать и вскоре согласится с нами, если мы поговорим с ним серьезно».
Витгенштейн с тем же основанием мог бы сделать
еще одно примечание: «Предположим, что взрослый человек рассказал ребенку, что он приплыл на корабле к Северному полюсу. Ребенок рассказывает об этом мне, а я говорю ему, что это могло быть сказано только в шутку, что полюс окружен многокилометровыми пространствами вечного льда и корабли не могут туда пройти…»Но корабль прошел. И участвовавший в 1917 году в штурме Таврического В. Купревич уже на склоне лет, будучи президентом Академии наук БССР, оговаривая, что имеется в виду не бесконечное во времени существование, — даже у видимой вселенной есть возраст, — ободрял исследователей жизни и смерти напутствием:
«Обратимся за „эликсиром бессмертия“ к той самой природе, которая нас породила».
Язвенная болезнь, еще недавно вынуждавшая хирургов удалять часть желудка, теперь излечивается простой перерезкой ветвей блуждающего нерва, что подавляет выработку желудочного сока и устраняет главную причину возникновения язвы. Но ее научились излечивать и без операции, применяя синтезированный недавно препарат. Смертельные еще недавно тромбы ликвидируются иммобилизованными ферментами, прицельно направляемыми по кровеносным сосудам к пораженному участку. Сходные ферменты устраняют диабет, тяжелейшие сердечные заболевания. Открыт возбудитель почечной болезни — нефрита. Найдено средство лечения болезни «куру» — еще недавно абсолютно загадочного заболевания, которому подвержено одно-единственное племя в Новой Гвинее. «Мы живем в одну из самых замечательных эпох в истории медицины. Расцвет будущего уже близок», — считают многие авторитетные специалисты.
Тут очень многое будет зависеть от воспитания и от самовоспитания, их роль грандиозна, но основа всего должна быть обеспечена физиологически. И раз уж вы, говоря об операциях при низких температурах, вспомнили про анабиоз, то и я в связи с физиологией вернусь к общественным насекомым. Теперь-то у пчел, муравьев, ос, термитов физиологический процесс нагляден, можно сказать, разыгрывается в лицах. Это физиологическое лицедейство позволяет проследить и то, что в лоне организма не открывает даже ультрамикроскоп. Такие наблюдения помогают рассматривать невидимое, услышать немое, схватить ускользающее. Многое тут еще в перспективе.
Отрывок из ответного письма
…Из текста присланных Вами материалов видно, что в ту пору еще оставалась нерешенной проблема несовместимости тканей и медицина делала первые шаги в области пересадки органов и создания их заменителей, а главное, можно сказать, в зародыше находился антисклерозный комплекс.
Содержание тетрадей обсуждено на нашем семинаре по витабионике. Открывая его, я спросил: кто помнит рассказ Андрея Платонова «Смерти нет»? Добавил, что рассказ этот написан был в 1942 году, когда фашисты рвались к Москве и Сталинграду, и посоветовал его перечитать. Потом предложил представить Москву конца XIX века и великолепный «дом Пашкова» — Румянцевскую, как она именовалась, библиотеку. Там произошла встреча двух ныне всемирно прославленных, а тогда почти никому не известных людей — молодого провинциала и хранителя библиотеки. Об этой встрече мало что известно. Может быть, библиотекарь и не запомнил этого застенчивого провинциала, с которым говорил о «регуляции природы» как сознательной ступени эволюции, как поворотном этапе преобразования всего космоса сплоченным соединением сил труда, наук и искусств. В уклад и строй человеческой жизни после вступления в космическую эру библиотекарь включал и бессмертие, причем не только одновременно живущих и имеющих появиться на Земле, но также и возвращенных к жизни и в жизнь всех прошлых поколений, необходимых для освоения космоса…
Это были Циолковский и самобытный мыслитель, мыслями которого интересовались Лев Толстой, Достоевский, Брюсов, Горький и Маяковский, — Николай Федорович Федоров, который по естественным законам рождения должен был носить фамилию Гагарина, человека, который первым шагнул в космос, воплотив мечту обоих обитателей Москвы конца XIX века.
«Давно замечено, — добавил я, — что история — дама серьезная, но и она не лишена способности улыбаться!»