Сквозняки закулисья
Шрифт:
– Ты знаешь, что такое настоящий творческий кризис?
– Витек уже полчаса пытал этим вопросом осветителя Петю, размахивая перед его носом потухшей сигаретой.
– Это ад! А-а-ад!
Петя поморщился. Нужно было срочно переводить тему на что-то другое, но в голову как назло ничего не лезло. Он покосился на остальных участников банкета. Заслуженный рабочий сцены Михалыч разбирал на запчасти сушеную воблу. Разговоры не были его сильной стороной. Костюмерша Земфира была своим парнем в любой компании, но сейчас от нее не стоило ждать интеллектуальной помощи. Взгляд Пети зацепился за эскиз, криво прикрепленный над столом. Темный и пустой провал сцены и грубо прорисованная веревка на переднем плане, уходящая куда-то в колосники. Над ней на облачке висела надпись - "Санктъ-Петербургъ"
–
– Где?
– Черепков попытался сфокусировать взгляд на эскизе.
– А, это. Семафор "Ревизора" ставит. Слышал? Хлестаков будет в самом начале спускаться по веревке, а потом вознесется по ней вверх, к самому высокому начальству. А чиновники, задрав головы, будут смотреть ему вслед. Между прочим, это целиком и полностью моя идея. Так всегда, консеп...
– Витек запнулся, - конпексц... концепсцию спектакля придумываю я, а хлопают потом Семафору, - он печально вздохнул и вытер набежавшую слезу.
Петя какое-то время смотрел на эскиз, а потом громко и очень оскорбительно для Витька заржал.
– А ты знаешь, кого главреж поставил на роль Хлестакова? Василису!!! Ей не канат нужен, а шест для стриптиза! Пусть задницей своей целлюлитной трясет перед зрителями.
– Пусть он, бля, сам попробует шест на сцене установить. Да хоть в репзале, бля.
– пробухтел Михалыч.
– Он же, бля, шатается.
– Так вот почему Семафор говорил про женский костюм без юбки, - догадался Витек и, бросив сигарету, придвинул к себе папку с эскизами. Лучше всего работалось ему именно в состоянии подпития.
*****
В пошивочном цехе новому спектаклю совсем не обрадовались.
– Ну почему он "Федру" не взял?
– возмущалась Люба, начальница цеха.
– Прекрасная пьеса - никаких вытачек, вшивных рукавов и лацканов! Одни драпировки!
– Или оперетту какую-нибудь. Героине пару платьев сшить и готово! Массовка все равно в одних и тех же костюмах стоит на всех спектаклях.
– поддакнула ей швея на первой машинке. Остальные девочки дружно вздохнули. Пошивочный цех уже давно и успешно подрабатывал пошивом штор, и лишняя работа им была совсем некстати.
– Девки, не парьтесь!
– В комнату ввалилась костюмерша Земфира.
– На "Ревизоре" будет сплошной стриптиз. Рабочие уже шест в репзале устанавливают. Так что кроме трусов с веревочками ничего шить не придется.
Выпалив эту новость, Зяма потеряла равновесие и упала в деревянный короб с мерным лоскутом.
*****
Они вышли из противоположных кулис и встретились точно на середине сцены. Их взгляды скрестились, словно шпаги.
– Что, не по зубам оказалась столица? Она тебя сама пожевала и выплюнула?
– Нет, я просто устроил себе отпуск. А вот ты зря на мужскую роль замахнулась. Я ведь понимаю, часики тикают. Не хочется на роли второго плана уходить? Мой тебе совет - не лезь в классику. Не позорься. Принцесса цирка - твой потолок.
– Ха! Кто бы говорил, мальчик "ваши деньги - наши заботы". У тебя если и был какой-то талант, ты его давно пропил. А я сыграю так, что зрители будут рыдать от восторга.
– Это я сыграю так, что зрители будут рыдать от восторга!
– Спорим, что зритель будет мой?
– Спорим!
– Так что, играем две премьеры сразу? Тогда моя будет первой!
– Как скажешь, дорогая, как скажешь...
И они разошлись в разные стороны, четко печатая шаг.
– А как же я?
– прошептал из оркестровой ямы никем не замеченный Паша Ломакин.
*****
Театр гудел, словно растревоженный улей. Сплетни рождались и умирали в течение одного - двух часов. Мало того, что Форейторов каким-то образом заманил на роль Хлестакова столичную знаменитость - плейбоя и красавчика Арсения Липского, так он еще и Василису назначил на ту же самую роль, что вообще не лезло ни в какие ворота. Предполагали, что Васька, хоть и считалась подругой Лили Форейторовой, тайно спала с ее мужем. Отсюда ее сверхзанятость в репертуаре
и все остальные знаки внимания со стороны Семафора. Жалели Сережу Банника, заставшего свою возлюбленную в объятиях режиссера. Теперь стало понятно, почему он так поспешно от нее сбежал. Сочувствовали страдальцу Ломакину, которого мстительный Семафор утвердил на роль Крокодила Гены в новогодней сказке. Актерам, занятым в "Ревизоре" страшно завидовали, потому что страсти в репетиционном зале кипели совершенно мексиканские. Арсений с Василисой цеплялись друг к другу по любому, самому мелкому поводу. Форейторов терпел это безобразие совсем недолго и уже после третьей репетиции развел оба состава "Ревизора", назначив им разное время. Первый состав, в котором играла Деревянко, репетировал за плотно закрытыми дверями. По слухам, Васька потребовала, чтобы с актеров взяли подписку о неразглашении. Никто из них это не подтверждал, но и не опровергал. Все ходили очень важные и донельзя загадочные. По всеобщему мнению, без стриптиза там точно не обошлось. Липский, напротив, был открыт и доброжелателен. На репетициях он импровизировал и много шутил. В курилке говорили, что театру с таким Хлестаковым повезло. Разумеется, говорили это вполголоса, убедившись, что рядом нет Ломакина и, особенно, Деревянко. Смотреть на Арсения ходила вся женская часть труппы, от балета и хора до бухгалтерии. Режиссера этот нескончаемый поток фанаток очень раздражал, поэтому он воспользовался уже проверенным средством и закрыл перед ними репетиционный зал. После этого страсти немного поутихли. Семен Аркадьевич смог вздохнуть спокойно, даже не подозревая, какая буря надвигается на театр.*****
Очередь к участковому терапевту двигалась медленно. Клавдия Архиповна заняла место возле самой двери, чтобы не пропускать тех, кто нагло лезет вперед.
– Куда?
– заорала она на девицу в узких штанах с дырками на коленях, которая попыталась открыть дверь.
– Вот именно, куда ее родители смотрят?
– вздохнула ее соседка, маленькая благообразная старушка.
– Сплошное растление нравов и моральное падение.
– Кругом разврат!
– подтвердила Клавдия Архиповна.
– Вот, например, в нашем театре "Ревизора" ставят. Так там прямо на сцене все раздеваться будут.
– Какой ужас!
– ахнула ее собеседница.
– И что, прямо голыми будут играть?
– Да, - нахмурив тонкие ниточки бровей, кивнула Клавдия Архиповна.
– Сорок лет работаю в театре, но такого срама не помню.
Увлекшись беседой, старушки не заметили, как нахальная девица просочилась в кабинет врача без очереди.
*****
Художник Витя неспешно прогуливался по супермаркету. В решетчатой тележке у него лежала одинокая пачка пельменей.
– Привет!
– расталкивая покупателей, к нему пробилась старинная знакомая, Лада Брусникина, заведующая отделом светской хроники в местном еженедельном журнале.
– Как успехи, как здоровье?
Витек посмотрел на ее широкую задорную улыбку и скривился. Был он трезв, а от этого неразговорчив и угрюм. Но Ладу трудно было смутить одной какой-то гримасой. Подхватив Витю под локоток, она прижала его к полке с консервами.
– Слушай, что в вашей богадельне творится? По городу такие странные слухи ходят...
Пожав плечами, Витек душераздирающе вздохнул. Журналистка намек поняла и закинула в его корзину две банки шпрот и томаты в собственном соку.
– Да кошмар какой-то, - хрипло пожаловался Черепков и замолчал. Голос к нему возвращаться не хотел.
Лада добавила к консервам бутылку пива и чипсы.
– Я в шоке был, когда узнал. Чего только в нашем гадючнике не было, но, чтобы такое...
– Витек вопросительно посмотрел на Ладу. Она вздохнула и решительно повернула его тележку к вино-водочному отделу.
Через полчаса заметно повеселевший Витя вышел из магазина с двумя пакетами, доверху набитыми провиантом. Жизнь снова была прекрасна и замечательна. Ладу он от избытка чувств чмокнул куда-то в ухо и пригласил в гости. Но журналистка отказалась и на всех парах помчалась в редакцию.