Сладкий грех. Разрушение
Шрифт:
— Я нервничаю, — признаюсь ему.
— Я рядом с тобой. Я всегда рядом с тобой, Энрика. Этот бой мы выиграем. — Он улыбается мне, и я чувствую себя уверенней.
Я покажу Доналлу Ангусу Нолану средний палец. Мы оба это сделаем.
Глава 21
— Не понимаю, почему вы так любите жить за такими огромными каменными стенами, — бормочу, глядя на большой замок, раскинувшийся передо мной. Я не шучу, это настоящий замок. Старинное здание, в котором раньше принимали даже королеву. Я не удивлюсь, что здесь устраивались самые дорогие и элитные приёмы. Так и вижу, как мимо идут девушки в бальных платьях, а за спиной
— Потому что это история. Мы чтим и уважаем свои корни. Такие поместья сложно содержать в приличном виде, поэтому зачастую используется только несколько комнат, а остальные закрыты. Это место принадлежало моему пра-пра-прадеду, графу Нолану, — спокойно объясняет Слэйн, сопровождая меня по тротуару к входу.
Мы походим мимо величественных колонн, статуй и многочисленных фонтанов.
— Всё такое красивое, — оглядываясь, шепчу я.
— Тебе это не нравится, — заключает Слэйн.
— Нравится, наверное, но у меня такое чувство, словно я попала в какую-то паршивую пародию сказки про Золушку, а она из меня никакая. Я чувствую себя не в своей тарелке. Фальшивкой какой-то, — признаюсь я.
— Энрика, тебе не о чем волноваться. Поверь мне, что кто здесь и фальшивые, так это те, кто находятся внутри, — успокаивает меня Слэйн.
— Ты вырос здесь? — интересуюсь, меняя тему.
— Да, но часто проводил время в поместье деда. Оно очень отличается от этого замка. Оно проще, и напротив него есть озеро. Мне нравится находиться там. Там спокойно. Только природа и ты, — улыбается он.
— Думаю, что там нет ощущения холода, как здесь.
— Тебе холодно? — удивляется Слэйн.
— Немного. Не из-за погоды, а из-за мнения об этом месте. Наверное, нужно привыкнуть жить в нём или родиться в такой семье, как твоя, чтобы подобные места не вызывали желания убежать отсюда, — кривлюсь я.
— Тогда дело совсем не в месте, где ты родился, Энрика. Я тоже постоянно испытываю желание свалить отсюда к чёрту, — улыбается Слэйн. — Я ненавижу это место и этот дом. Хреновые воспоминания.
— Хм, ты про случай в школе?
— Нет, — лицо Слэйна мрачнеет, и он останавливается на середине парадной лестницы. — Я никогда не знал, что такое дом и нормальная семья. Ни разу не слышал о том, что меня здесь любят.
— Как так? А твоя мама не говорила тебе об этом? — ужасаюсь я.
— Нет. Она была слишком занята, чтобы тратить время на глупости. Отец, вообще, не воспринимал меня, как человека, а только как способ удачных инвестиций в будущее. Единственный, кто увидел во мне личность, был мой дед. В этом мы с тобой похожи, Энрика. Я тянулся к деду, и именно он, когда меня сломали и унизили, протянул мне руку помощи. Он показал мне совсем другой мир, учил меня и гордился моими победами не в спорте, а в умственном развитии. Он поощрял моё желание развиваться в науках и технологиях, когда отцу была важна сила.
— Твой отец ублюдок, — злобно шиплю.
— Не могу не согласиться. Это так. Единственный, кого он боялся, это мой дед.
— А что с ним случилось? Он умер из-за старости?
— Нет, его убили.
Охаю и закрываю рот рукой.
— Убийцу нашли?
— Нет. Никаких отпечатков пальцев, никаких зацепок. Мне было двадцать два, когда его убили. Киф несколько лет пытался найти убийцу, но всё было тщетно. Моему деду вырезали сердце.
Ком тошноты поднимается к горлу, и я с ужасом смотрю на Слэйна.
— Господи, — шепчу я.
— Сердце вырезали довольно аккуратно, но сделали это на живую. То есть так, чтобы деду было больно, и он умирал в мучениях. Это случилось здесь, в этом доме, когда никого из нас не было.
Мы уехали в Италию всей семьёй. Моего деда многие ненавидели, потому что он был суровый, но справедливый. Он никогда не прогибался ни под кого, а многим это не нравилось. Я думаю, что его заказал мой отец, чтобы слишком влиятельный дед не мешал ему жить так, как он хочет.— Чёрт, это так отвратительно. — Качаю головой и глубоко вздыхаю, чтобы побороть внутреннюю злость. Всё же насколько безобразный человек отец Слэйна. Он убил стольких людей, только чтобы они ему не мешали быть ублюдком.
— Ты права. Поэтому с отцом у нас столь холодные отношения. И сейчас он вновь взялся за меня, за моё воспитание, считая, что может руководить мной. Только вот отец забыл, что меня в основном воспитывал дед, и я не потеряю то достоинство, которое он мне привил. Поэтому и ты здесь, Энрика, — Слэйн приподнимает моё лицо к себе за подбородок.
— Без тебя я бы продолжал страдать тихо, а я так хочу, чтобы все слышали о том, как мне больно. Я обычно молчал, не требуя ничего, завидовал другим семьям, в которых говорили о любви. А я не знаю, что это такое. Я никогда этого не чувствовал ни внутри себя, ни к себе. Никто не любил меня. Мне хотелось влюбиться и понять, как это ощущается, какой у любви аромат, каковы поцелуи, какой у них вкус. И я понял, что любовь — это ты, Энрика. Вся сотканная из сострадания, доброты и желания выживать. С тобой мне не так холодно, как было раньше. Я не хочу отвыкать от этого ощущения, — шепчет Слэйн.
Его слова переворачивают моё сознание. Пытаюсь найти, подходящий ответ, чтобы ответить ему и не выглядеть при этом, как влюблённая дурочка, но не могу произнести ни единого слова. Просто смотрю ему в глаза, окружённая теплом нежности и честности с его стороны. У Слэйна было паршивое и сложное прошлое, но он ещё жив, его сердце бьётся, и он нашёл в себе силы бороться, поэтому я тоже не должна сдаваться.
— Ты, правда, любила меня? По-настоящему? — спрашивает он. Холодный и липкий страх прокатывается по моей спине. Это моя слабость, которой Слэйн может воспользоваться, но я так устала прятаться и что-то скрывать.
Тяжело вздыхаю и провожу ладонями по его пиджаку, а затем улыбаюсь.
— Да. Я до сих пор тебя люблю. И надеюсь, что однажды ты поверишь мне и позволишь помочь разобраться со всем. Любовь — это не просто одержимость, Слэйн. Это желание подставить плечо, когда человек падает. Посмотреть ему в глаза и найти в них просьбу о поддержке, когда слова говорят совсем об обратном. Любовь — это когда не бросаешь тех, кто тебе дорог. Это борьба друг за друга. Это куда сложнее, чем похоть или секс. Любовь — это доверие своей жизни. Безоговорочное, — шепчу я.
— Выходит, ты мне доверяешь свою жизнь? — прищуриваясь, спрашивает Слэйн.
— Видимо, да.
— Но не доверяешь своё тело, — замечает он.
Цокаю и закатываю глаза.
— Серьёзно? Это всё, что тебя волнует? — смеюсь я.
— Очень тяжело вести себя спокойно, когда лихорадит от возбуждения, Энрика. Любовь в твоём понимании не предусматривает секс? — спрашивая, он выгибает бровь.
— Думаю, предусматривает, но я боюсь, что это всё испортит. Я не хочу любить тебя, Тристан Слэйн Нолан. Знаю, что меня ждут большие неприятности, если я позволю тебе завладеть всем моим сердцем. Сейчас ты владеешь им поверхностно, а секс привязывает не только души, но и тела. Моя мама говорила, что чем чаще мы меняем партнёров, тем сложнее любить. Секс — разочарование любви и доказательство фальши чувств. Поэтому я лучше буду биться в лихорадке, но не позволю себе обожать твоё тело, как раньше, — улыбнувшись, делаю шаг назад.