Сладкий привкус яда

На дне оврага, по-прежнему верхом, поставив лошадей боками друг к другу, стояли князь и Татьяна. Орлов, держа ружье на изломе, вытаскивал из стволов пустые, обуглившиеся гильзы, кидал их под ноги коню и короткими ударами ладони забивал новые. Татьяна, уверенно сидящая в мужском седле, поправляла на голове хулиганский берет, под которым прятала свои роскошные волосы, и оглядывала поверх головы князя склоны оврага.

Я уже был готов подняться на ноги и приветствовать неудачников, которые, по всей видимости, тоже проворонили секача, как Филя вдруг скомкал куртку на моем плече и поднес палец к губам. Я не мог понять, зачем он следит за хозяином и Татьяной, мне ни к чему и стыдно было заниматься столь неблаговидным делом, но время, когда еще можно было раскрыться и остаться вне подозрения, уже ушло, и теперь приходилось таиться до конца.

– К чему мне ваша похвала, Святослав Николаевич? – со вздохом произнесла Татьяна. – Кому это надо? Только мне одной?

– Каждый человек, камочка, должен уметь и знать многое, – ответил князь. – Что-то не видать наших рохледей…

– А смысл этого? – сказала Татьяна, прижимаясь к гриве коня и поглаживая его шею рукой в кожаной перчатке. – Мне самой разве это надо? Вы же сами говорили – дарить людям радость общения с собой.

– Правильно, – ответил князь, с щелчком замыкая ствол. – С чего, ты думаешь, я тебя до сих пор терплю?

– Вы терпите меня как секретаршу. А ведь я еще молода, я могу быть верной женой, но чувствую себя старой вдовой. Это ужасно, Святослав Николаевич! Это пытка!

– Счастье пытать – лишь деньги терять. Смотри наверх, золотце, как туман небо шлифует – так денечки наводят блеск на твоей молодости.

– Вы все шутите, а мне не до шуток… – глухим голосом произнесла Татьяна и вдруг порывисто взяла белую, в набухших венах руку князя и стала ее целовать. – Ах, Святослав Николаевич, родненький! Если бы я стала вашей женой! Я об вас беспокоилась и заботилась бы, как о собственном ребенке!

– Срамословишь, камочка! – без гнева ответил князь, убрав ладонь от губ девушки, и несильно толкнул ее в лоб. – Стыдом умываешься! Я тебе в дедушки гожусь.

– Ну и что! Ну и что! – торопливо заговорила Татьяна. – Сколько богом отпущено, столько любить вас буду…

– Я подумаю! – перебил ее князь, натягивая поводья, чтобы удержать коня на месте. – Обгодим, посмотрим, что ты за птица.

Он пришпорил коня. Гнедой с места пошел галопом, шурша листьями. Некоторое время Татьяна неподвижно смотрела Орлову вслед, затем подняла над головой длинный арапник с шелковым навоем и жестоко стегнула коня по бокам. Конь, встав на дыбы, неистово заржал и понесся по дну оврага, гулко стуча копытами.

Некоторое время мы с Филей продолжали пялиться на скомканное одеяло из прелых листьев, словно ожидали развития действа. Кассир первый поднялся с земли и стал отряхиваться. Я увидел его глаза. Они смотрели внутрь черепа.

– Палка, палка, огурец, вот и вышел человец, – пробормотал он. – Что-то я ничего не понял…

– А что тут понимать? – возразил я. – Девочка цепляется за княжеское состояние любыми доступными способами. Раз не получилось выйти замуж за Родиона, можно попытаться выйти за Святослава Николаевича.

– Но разве… разве старик не видит, что пригрел у себя на груди змею! – с трудом произнес Филя, скрипя зубами. – Мерзавка! Проститутка! Дрянь!

– Мне кажется… – начал было я, но Филя, перехватив мой взгляд, перебил:

– Я знаю, что тебе кажется! Я знаю, что ты думаешь обо мне! Не только наследство, дружище, не только! – Он тряс кулаком перед моим лицом и брызгал слюной. – Я не выношу гадюк вроде Татьяны! Не выношу их змеиной гибкости, понял?

Его скулы обострились. Дыхание становилось все более частым и глубоким, отчего ноздри стали широко раскрываться, как у взмыленного коня. Вскинув ружье, он принялся палить по веткам, которые паутиной нависали над нами. Тучи ворон взмыли в воздух. Небо пришло в движение.

– Ненавижу! – кричал Филя, продолжая палить вверх. – Ненавижу этих тварей!

Глава 24 ГОРОД СОШЕЛ С УМА

Стол, сколоченный из сосновых досок, уже был на две трети заставлен снедью, и места на нем оставалось в аккурат для длинных, будто нанизанных на луковые стрелы шашлыков и щуки, запеченной в тесте в костровых углях. Не успела Татьяна водрузить на свободное место овальное блюдо, как князь шлепком припечатал к столу свежий номер местной газеты «Двинская заря» и сказал:

– Полюбуйтесь! Вольно псу и на владыку брехать. Им в охотку не только чистую бумагу бандать. Позор!

Он отошел от стола, снял папаху и пристроил на ней рябое зимняковое перо. Я стоял к столу ближе всех и взял газету в руки. На первой полосе, как обычно, размещались криминальная хроника и реклама. А вот разворот был посвящен родословной князя и озаглавлен «Генеалогичекое дерево Орлова С.Н.». «Дерево» было путаным, сложным, состоящим из множества квадратиков и полосок.

– Мать Ольга родилась от Елены и Ивана, – вслух расшифровывала схему Татьяна, глядя на газету через мое плечо.

– Мать Ольга – это моя мать, – пояснил князь, отламывая от курицы прожаренное до сухого хруста крылышко.

– А Елену, в свою очередь, родили Агафья и Николай, – продолжала Татьяна. – Николай – от Ульяны и Федота. У Федота три брата. Один из них, Касьян, с Пелагеей родили Зою, которая в браке с Никоном родила двух сыновей и дочь: Макара, Карпа и Раису. А те родили… Ой-е-ей! Тут столько фамилий и имен!

– Это все мои родственники! – обратил внимание присутствующих князь, надкусывая крылышко.

– Про меня, наверное, там не написали, – с деланным безразличием сказал Филя, наматывая круги по поляне вокруг стола.

– Про тебя… – произнесла Татьяна и опустила взгляд ниже. – Почему же! Вот твое имя – в жирной рамке.

– Как в некрологе, – усмехнулся Филя.

– Значит, мать Святослава Николаевича – Ольга, – бормотала Татьяна. – Ее сестра Ксения с Михаилом Гонзой родили Матвея, который с Марией родили сына Филиппа.

– Ну, утешила, – с заметным облегчением произнес Филипп и взял со стола бутылку вина.

– Ты аж побледнел, братец! – усмехнулся князь.

– А чего мне бледнеть, Святослав Николаевич? – пожал плечами Филя и отхлебнул из горла. – Я к вам в родственники не записывался, как некоторые. Не моя вина, что вы мне двоюродный дядька. Так судьбой определено. Хотите – гоните в шею, не обижусь.

– Видал? – подмигнул мне князь. – Жалость вызывает.

Татьяна в черных кожаных джинсах и полушубке – изящная, пружинистая, сильная, как пантера, с нежной настойчивостью взяла из моих рук газету. Некоторое время она с интересом рассматривала схему, особенно ее нижнюю часть, куда дождем стекли все ныне живущие родственники князя, человек пятьдесят-семьдесят, потом подняла глаза на Орлова и спросила: