Сладкий привкус яда

Должно быть, Игорь Петрович надеялся на более теплое к себе отношение и в душе пожалел о напрасно подаренных шоколадке и гвоздике.

– Вот моя визитка, – небрежно, обращая внимание на свою скромность, произнес он, и в его руке, словно это был фокус, матово блеснул глянцевый квадратик. Он с щелчком положил его перед Татьяной и стал на память декламировать: – Публицист, правовед, поэт, режиссер, генеральный директор межрегиональной ассамблеи представителей правозащитников, сопредседатель общественной кампании «Педагоги против насилия», член ассоциативного комитета экологического движения «Мэнкайнд энд гранд корпорэйшн»… Ну, этого, наверное, достаточно. Если я начну перечислять все свои титулы, вам журнала не хватит.

Я заметил, как Татьяна в графе «Род занятий» написала «Член» и задумалась.

– И вам тоже, – перенес на меня свое обаяние Игорь Петрович, протягивая еще одну визитку мне. – Ай'м глэд ту мит ю! В отпуске были?

Я почувствовал, что теряюсь от обилия информации, и растерянно пожал плечами.

– Прекрасно! – чему-то обрадовался Игорь Петрович. – Танюшка, голубушка! Ну-ка, быстренько отпечатайте на принтере рекомендательное письмо. Текст небольшой. «Директору дома отдыха «Ласточка» Иванченко В.А. Прошу вас взять под свою опеку господина…» Как ваша фамилия?

– Ворохтин, – ответил я, не успев солгать.

– «…под свою опеку господина Марохтина с женой и детьми». А подпись сделаем не мою, а генерального директора производственного объединения «Витязь» Всемилова Андрея Андреевича… Вы, конечно, знаете Всемилова?

Я отрицательно покрутил головой.

– Как же! – разочарованно произнес Игорь Петрович и замер напротив меня, широко расставив ноги и пуская дым колечками. – Мы с Всемиловым как-то такие дела крутили! Такие дела!.. Так на чем я остановился?.. Да! Покажете Иванченке эту бумагу, и он вас устроит в своем доме отдыха на самой опушке леса… Вы гжель любите? Могу устроить. Но я, собственно, не по этому поводу к шефу. По секрету – у меня грандиозный проект! Усадьба не контролируется ментами. Можно раскопать несколько родников и наладить выпуск отличнейшей водочки. Имеются акцизные марки и все необходимое оборудование. Представьте: автостоянка, склады готовой продукции, гостиница и бар. Рядом с прудом – автомойка и сервис-центр. Берем еще круче и открываем центр оптовой торговли «Скандинавия – Прибалтика – Россия – Азия». Звучит, да?.. Неограниченные партии, льготы по пошлинам – я все беру на себя. Нужны только деньги и согласие шефа… Ну как? Впечатляет?

– Наверное, этот проект стоит огромных денег, – предположил я.

– Да бросьте вы! – поморщился Игорь Петрович и вновь задвигался. – Для кого-нибудь, может, и огромные, а для Орлова – копейки. Да все это окупится за один месяц, можете не сомневаться. Кстати…

Игорь Петрович поднял палец вверх, окунул руку под пиджак и извлек оттуда две стодолларовые купюры.

– Это вам! – громко и возбужденно произнес он, опуская одну купюру на стол для Татьяны, а затем повернулся ко мне. – А это вам!

– Ну что вы! – в один голос сказали мы с Татьяной, ошарашенные столь щедрым подарком.

Девушка залилась краской стыда, отчего ее волосы стали казаться белыми. Я не прикоснулся к купюре, хотя Игорь Петрович продолжал держать деньги в вытянутой руке. Поступок незнакомого человека был нелеп; я никогда и ни у кого не брал незаработанные деньги, думая не столько о последствиях, сколько о собственном достоинстве.

– Возьмите, возьмите! – радостно настаивал он. – Может, мало? Тогда нате вам еще!

Он достал из кармана еще сто долларов. Татьяна с полными недоумения глазами смотрела на меня, словно спрашивая, как ей поступить по отношению к столь щедрому гражданину.

– Да не нужны мне ваши деньги! – с мягким раздражением сказал я и тут вдруг начал понимать суть происходящего. Сопредседатель общественной кампании «Педагоги против насилия» пытался всучить нам всего лишь рекламные календарики с изображением стодолларовой купюры на одной стороне. Он от души рассмеялся, крякнул от удовольствия и даже ударил ладонь в ладонь от избытка чувств.

Я глаза прикрыл от стыда и почувствовал себя гадко, словно попался на каком-то тайном пороке. Татьяна, пялясь в журнал, схватилась за стакан с водой и принялась топить в нем свой позор. Игорь Петрович, очень довольный своей шуткой, возобновил движение по комнате, рассказывая о том, как сегодня утром он таким же образом надул продавщицу сигарет в ларьке и нищенку на паперти у старой церкви, и пообещал, что непременно надует князя.

– Хочу похвастать, – рекламировал себя Игорь Петрович, вкусно покуривая сигарету. – Для Святослава я приготовил еще один потрясающий подарок! Вы даже предположить не сможете, что я ему привез. Ну-ка, Танюшка, даю три попытки!

Татьяна, еще не пришедшая в себя после ста долларов, лишь молча покачала головой, отказываясь от игры в угадайку. Я воспользовался только одной попыткой:

– Сто фунтов стерлингов.

– Мимо! – обрадовался Игорь Петрович, подошел к стулу, на котором лежал его кейс, щелкнул позолоченными замочками, приподнял крышку и с таинственным видом, предвосхищая наш восторг, положил на стол нечто тяжелое, завернутое в пергамент. Бережно развернув бумагу, он представил нашему вниманию кусок бетонной плиты размером с хороший энциклопедический словарь.

Мы с Татьяной смотрели на подарок как два идиота. Игорь Петрович выдержал паузу, в течение которой, по его мнению, мы должны были умереть от любопытства, после чего бережно упаковал строительный мусор в пергамент и спрятал в кейс.

– Кусок Берлинской стены, – пояснил он дрогнувшим голосом, словно только что показал нам яйцо от Фаберже. – Символ крушения тоталитаризма и экстремизма. Я думаю, что князь будет в шоке…

– Еще в каком! – подтвердила Татьяна.

– Представьте, – прищурившись, виртуозно фантазировал Игорь Петрович, – мраморная подставка в виде античной колонны. На ней, на красном сукне, эта реликвия. Сверху – стеклянный колпак. Чтобы не пылилась, чтоб руками не трогали. И чеканная надпись на бронзовой табличке: «Обломок Берлинской стены. Декабрь тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Начало новой эры». Впечатляет?

– Следующий! – произнесла Татьяна и с опаской покосилась на дверь.

Очередная посетительница вытеснила Игоря Петровича, который нехотя удалился в соседнюю комнату. Шаркая ногами, вошла низкорослая женщина в синтепоновой куртке и платке. За ней волочились выпачканные в чем-то пахучем дети. Девочка держала в руке надкусанное яблоко, а мальчик – надкусанное печенье.

– Фамилия, – произнесла Татьяна, как-то странно поводя носом.

– Бергамотовы мы, – ответила женщина. Ее мелкое лицо выражало страдание, но голос был твердым и полным оптимизма.

– С какой целью к Орлову?

– Мы люди не здешние, – принялась объяснять женщина, невыносимо растягивая слова. – Беженцы мы. Детям моим требуется платная операция…

Я склонился над ухом Татьяны и прошептал:

– Мужайся! Если старик будет спрашивать – скажи, что к восьми часам я буду.

Она кивнула, не поднимая головы, и не заметила, как я взял из стопки несколько чистых бланков для писем, украшенных личным экслибрисом князя.

Потом вышел на крыльцо, где вполголоса разговаривал и курил хвост очереди, разрыхленный и утративший очертания. Под ногами тлели окурки, шуршали бумажки от шоколада и мороженого. Люди смотрели на меня оценивающим и завистливым взглядом, пытаясь догадаться, много ли денег удалось мне выпросить у князя. В этой очереди они были бесстыдны и доверчивы, как больные в очереди к врачу. Только вместо болезней несли старику свои пороки.