Слава Богу! Они все снова мертвы!

Я люблю тебя, и значит я живая.

Ты меня не должен никогда забыть,

И я знаю, к нам придет пора златая,

Будем мы с тобой, словно в сказке жить.

Завершив чтение, я снова взял в руки сумку с продуктами и внимательно осмотрел все бумажные пакеты, в которых они были размещены. На них ничего мне обнаружить не удалось, но этот факт меня нисколько не расстроил, ибо всё равно, теперь я был твердо уверен в том, что моя любимая Анна была всё же жива. И это было прекрасно. Я почувствовал себя намного спокойнее. И тут на меня напала слабость и сонливость. И я решил немного взбодриться и перекусить теми самыми продуктами, которые были почти стопроцентным вероятным подарком моей любимой девушки. Кто же еще позаботился бы обо мне, кроме моей любимой Анны. После этой небольшой трапезы, когда я запивал пищу отличным коллекционным вином из элегантной бутылки, настроение мое еще более улучшилось.

И вдруг мне пришла идея. Я решил сам для себя исполнить ту самую песню, которая была напечатана в газете. Я для своего удобства, чтобы не держать в руках всю подшивку, вырвал лист из подшивки для того чтобы начать петь сидя на диване. И вот я уселся на диване и, взяв газетный лист обоими руками, стал читать текст песни. И в этот раз, из-за того, что газетный при чтении просвечивался светом от окна, я обратил внимание, на то, что в первый раз ускользнуло от моего взгляда. Текст песни, как оказалось, не был настоящим, он был составлен из небольших кусочков другой газеты, которые были так аккуратно наклеены на лист газеты, что специально выделить данное место на общем фоне газетного листа, в тот момент, когда она лежала в общей подшивке, было практически невозможно. Данный текст был не просто песней, он явно был неким посланием для меня. Возможно от моей любимой девушки. 

Глава 26

Корабль, на котором подплывали к острову барон Унгерн с господином Джонсом и небольшим отрядом офицеров был наверно самым небольшим в своем роде судном. Но, несмотря на царящую, на судне тесноту Унгерн нашел возможность разместиться в полном одиночестве на самом носу судна и погрузился в свои размышления. Мистер Джонс через некоторое время подошел к погруженному в раздумье барону Унгерну и спросил:

– Командир, я вижу, вы сейчас заняты просчетом возможных вариантов развития ситуации после нашего прибытия на остров. Не помешаю ли я вам своим присутствием, господин барон?

Унгерн холодно посмотрел на англичанина и ответил:

– Вы правы, я думаю. Имею, знаете ли, такую дурацкую привычку. Из-за неё у меня все проблемы и возникают в моей жизни. Иногда думаешь:

— Как хорошо бы не думать! Вот огромное количество людей живут себе спокойно и вообще ни о чем не задумываются. Никогда. Возможно, им нечем это делать. Но они от этого не слишком страдают, можно сказать вообще ни чем по жизни не заморачиваются. Согласитесь со мною, что это так. А в процессе бесконечного мышления, в самом деле, есть нечто беспокойное, изнурительное в самой стихии мысли. Говорят: „навязчивые мысли“. Но разве не каждая мысль является в какой-то степени „навязчивой“? Мыслительный процесс в значительной мере самопроизволен. Хочешь затушить его, как свечу, — и не выходит. „Черные мысли, как мухи, жаля, жужжат и кружатся…“

Но, с другой стороны, разве в природе мысли нет внутреннего света, способного побороть тьму этих черных мух? Конечно, есть.

Но, должно быть, именно вот это-то противоборство света и тьмы в нашем мозговом аппарате и утомляет, изнашивает, изнуряет его. „Свет победил, но аппарат окончательно сдал“.

Как хорошо бы не думать! Разумеется, это вздор. Это равносильно иному: „как хорошо бы не жить“. Но и в этом есть своя мудрость. Видимо первыми эту истину осознали буддисты. В великой Сутре золотого света говорится о том, что наше тело подобно пустому дому. Чувства подобны разбойникам и ворам; хотя все они живут в одном доме, но не знают друг друга. Зрение гоняется за формами, слух преследует звуки, обоняние хватает запахи, чувство вкуса постоянно гоняется за вкусами, осязание гоняется за осязаемым, ум преследует явления. Каждое из этих шести чувств воспринимает свои объекты. Ум колеблется, как иллюзия, и шесть чувств наших преследуют свои объекты – будто некий человек мечется в пустом доме, живя вместе с разбойниками и ворами; ум, в зависимости от шести объектов, познает сферы деятельности чувств.

Так ум, в зависимости от шести объектов, познает сферы деятельности чувств: формы, звуки и запахи, вкусы, осязаемое, а также сферу явлений. Ум, вступая в каждое из шести чувств, колеблется, как порхающая птица; и на какое чувство он опирается, тому чувству доставляет свойственное ему знание.

– Да, как верно подмечено, господин барон – сказал Джонс.

– Сутра учит, что страдания сансары неохватны мыслью. Вращающиеся в колесе сансары, возникнув из не-возникшего, не возникают; их устанавливает лишь ошибающийся ум. Оставь представление о существовании своего я, переруби мечом мудрости сети помрачений. Смотри на сферу совокупностей как на пустую. Прикоснись к великим достоинствам Пробуждения – закрыв глаза, повторял слова древних учителей барон Унгерн.

Но тут ветер дул порывами. Берег стремительно приближался. И здесь барон сказал:

– На этом наш разговор прекращаем. Пора готовиться к прибытию на остров. Будем предельно бдительными и готовыми в любой момент сразу же применить оружие для защиты наших жизней. Не будет у нас особого плана, будем действовать по ситуации.

На берегу густой толпой стояли встревоженные люди. Впереди этой плотной массы вооруженных казаков стоял атаман, рука его покоилась на кобуре и была готова в любой момент выхватить оружие. Он внимательно и насторожено смотрел на то, как корабль с вывешенным на борту белым флагом подплыл к берегу. Когда до пристани осталось совсем небольшое расстояние, на борт вышел капитан корабля и обратился к людям, стоявшим на берегу с небольшой речью:

– Здорово, братцы! Это я, Сергей Иванов, ваш хороший знакомый. Вы же меня хорошо знаете. Несколько дней назад я привозил вам продукты и медикаменты. Мы тогда с собой привезли к вам шесть человек, ваших родственников из Астрахани. Вы же должны были меня запомнить. Я знаю, что положение ваше сейчас вовсе не шуточное. И у меня к вам есть предложение. Я вам передам один пулемет, а за это вы отдадите двух человек, которые по нашим сведеньям сейчас находятся у вас. Это хорошее предложение! Дело верное! Соглашайтесь! Соглашайтесь скорее! Нам надо уже домой ехать. Некогда нам тут с вами попусту время проводить!

— Говоришь ты много, помолчи лучше, а то, как собака брешешь — махнул раздраженно рукой атаман и обратился к Унгерну:

— Вот ты мне лучше ответь сейчас. Я вижу ты тут главный. Я атаман этой вольной земли. А вот ты. Ты ведь явно разбираешься в военном деле… ты же боевой офицер? — Получив в ответ утвердительный кивок, атаман продолжил. — У меня есть к вам своё предложение. Помогаете отбить атаку на остров, забирайте своих друзей, или кем они там вам приходятся с собой. И другого предложения у меня не будет. Ясно? Только все вместе, всем экипажем вместе с пассажирами вы занимаете оборону на острове, и тогда у нас с вами будет всё хорошо. Нам сейчас каждый человек, способный в руках держать оружие, на вес золота. Так что вот так. Соглашайтесь. Других вариантов не будет.