Славяне и скандинавы

Выше порогов располагается известное Гостиное Поле, или Гостинопольская пристань (Gestevelt), где, по документам XIII в., ладьи, преодолев сложное препятствие, останавливались и платили пошлину. Работами Староладожской экспедиции ЛОНА и ЛГУ в 1984 г. впервые удалось определить характер археологических памятников этого района: напротив Гостиного Поля, открытого берегового участка, на правом берегу Волхова у деревни Вельсы находилось небольшое городище на водном пути по Волхову, располагавшее небольшой гаванью в излучине впадающей в Волхов реки Жупки. Рядом с городищем на высоком береговом повороте с XV в. стояла церковь Никольского гостинопольского монастыря, возможно на месте древнего языческого святилища па водном пути, на участке, где Волхов разделяется на два рукава, омывающие остров Вындин. Городище, культовое место и открытая ладейная стоянка на противоположном берегу составляют единый комплекс памятников Гостиного Поля, судя по имеющимся материалам, восходящий к IX-X вв.

В 40 км вверх по Волхову, у деревни Городище, близ Пчевских порогов расположено следующее из волховских городищ. Находящиеся поблизости группы сопок свидетельствуют о сложении и здесь одного из коммуникационных узлов водного пути VIII—IX вв.

Следующий, центральный узел сформировался в верхнем течении Волхова, там, где на протяжении примерно 15 км от истока от реки отделяется ее рукав Волховец; омываемое Волховом и Волховцом пространство образует крупнейший из волховских «островов», возможно давший название скандинавскому топониму для обозначения Новгорода и поселений его округи (H'olmgardr), по Е.А. Мельниковой, первоначально, может быть, во множественном числе Gardar - «поселения, усадьбы (по реконструкции Т. Н. Джаксон. возможно, букв, «грады») на острове»¹⁰²; может быть, здесь же следует искать и объяснение рассказам арабских авторов о легендарном «острове русов».

Первый из «градов» этого островного пространства-Холопий городок (Drelleborch ганзейцев, калька сканд. thraelleborg), укрепленное поселение, на котором найдены клад дирхемов (811г.) и клад железных орудий труда; материалы памятника датируются IX в.¹⁰³ С IX по XIII в. Холопий городок являлся поселением, контролировавшим движение по Волхову в месте раздвоения водной магистрали¹⁰⁴.

С другого конца раздвоения Волховского водного пути, при истоке р. Волховца из Волхова, находится известное Городище («Рюриково» в книжной традиции. Есть основания сопоставить его с неидентифицированным скандинавским топонимом Gadar)¹⁰⁵. Исследования Е. Н. Носова показали, что не позднее чем со второй половины IX в. оно контролировало ключевое место волховской магистрали¹⁰⁶. Площадь поселения, первоначально не превышавшая 1 га, в X в. возросла до 3 га. В материалах Городища неоднократно отмечались различные категории вещей, характеризующих раннегородскую культуру Верхней Руси, в том числе скандинавские импорты (включая вещи с руническими надписями) и «вещи-гибриды», вроде изготовленной здесь фибулы с маской героя, пожираемого змеей¹⁰⁷.

Градостроительная структура Новгорода Великого, объединившая предшествующие поселения вокруг укрепленного Детинца, сформировалась, как показали исследования Новгородской экспедиции под руководством В. Л. Янина, к середине X в.¹⁰⁸ К этому времени Новгород стал крупным городским центром; в течение X в. формируется плотная уличная застройка Неревского, Людина и Славенского концов, в конце столетия в Детинце был сооружен деревянный Софийский собор. На противоположной, Торговой стороне в начале XI в. основывается княжеская резиденция Ярославово дворище.

В ранних отложениях Новгорода представлены скандинавские вещи (скорлупообразная фибула, фрагмент шейной гривны, различные украшения, христианские крестики); ряд изделий может рассматриваться как «вещи-гибриды», выполненные новгородскими ремесленниками¹⁰⁹. Известны рунические надписи (по кости), нанесенные жившими в Новгороде норманнами¹¹⁰. «Хольмгард» неоднократно упоминается в эпитафиях на рунических камнях XI в., сохранившихся на территории Скандинавии; обычно это место гибели воина, иногда в составе наемного отряда (подобной дружине посвящена известная «Сага об Эймунде»); во второй половине XI в. для варягов в Новгороде была построена церковь в память Олава Святого, норвежского конунга, многие этапы жизни которого были связаны с Русью. Все эти памятники достаточно отчетливо очерчивают основной уровень славяноскандинавских контактов в Новгороде. По сравнению с Ладогой социальное взаимодействие в городских, ремесленно-торговых слоях здесь было менее длительным и глубоким; князья и их дружина - вот преимущественно та социальная среда, в которой и по данным саг, и по сведениям летописи оказывались в Новгороде варяги. При этом политическая структура Новгорода уже в IX-XI вв. существенно ограничивала права князя и его дружины (а тем более временного ее контингента) в пользу местного боярского самоуправления. Тысяче наемных варягов, готовых получать от новгородского князя «по эйриру серебра», а если его не хватало, «брать это бобрами и соболями»¹¹¹, новгородское боярство могло противопоставить многие тысячи воинов, мобилизуемых территориально-административной организацией Новгорода и Новгородской земли, как это следует из рассказа «Повести временных лет» о конфликте 1015 г. между новгородцами и князем Ярославом¹¹². Древнерусская боярская знать (в состав которой входили и какие-то ославянившиеся семьи «от рода варяжьска»), опиравшаяся на политико-административную раннефеодальную структуру, выросшую из «племенного княжения», и в середине IX в., и в начале XI в. была главной политической силой, регулировавшей жизнь этого важнейшего центра на «Пути из варяг в греки». И лишь вступив в договорные, строго регламентированные отношения с этой знатью, варяги получили доступ по этому пути в глубины русских земель.

Со второй четверти IX в. серия находок скандинавского происхождения в небольших локальных центрах Волхово-Днепровского пути фиксирует ранние этапы формирования главной древнерусской водной магистрали. На Ловати в IX-X вв. одним из таких центров было небольшое укрепленное поселение с ремесленным посадом, Городок близ Великих Лук; наряду со скандинавскими и балтскими здесь представлены и западнославянские элементы (прежде всего в керамическом комплексе)¹¹³. В верховьях Западной Двины скандинавские находки в местном культурном контексте известны в Торопце (к IX в. относится селище и могильник «культуры длинных курганов»); в Днепро-Двинском междуречье - у деревни Рокот (селище и могильник «культуры длинных курганов» близ более раннего городища), у деревни Кислая (аналогичный комплекс памятников), у деревни Новоселки (городище и курганные группы)¹¹⁴. В кладе у деревни Кислая вместе с арабским серебром найден датский полубрактеат Хедебю (ок. 825 г.), поступивший, видимо, по Двинскому пути из области наиболее ранней стабилизации славяно-скандинавских отношений на Западной Балтике¹¹⁵. Остальные находки - второй половины IX в. В курганах у деревни Новоселки с норманнскими вещами и чертами обряда сочетаются особенности, характерные для местных балтских племен¹¹⁶. Крупнейшим же центром славяноваряжских контактов на центральном участке «Пути из варяг в греки», где перекрещивались водные и волоковые переходы систем Волхов - Днепр - Двина - Угра - Ока, стал Смоленск, который для этого времени многие исследователи отождествляют с Гнездовским комплексом памятников¹¹⁷.

В 12 км от современного Смоленска, у деревни Гнездово на правом берегу Днепра высится Большое гнездовское (Центральное) городище, укрепления которого были впервые сооружены в начале X в. (илл. 75). Вокруг городища на площади около 16 га раскинулся неукрепленный «посад». Полукольцом его окружает курганный могильник, по традиционной терминологии разделяемый на Центральную и Лесную группы и насчитывавший до 6000 насыпей; Это крупнейшее средневековое курганное кладбище Европы

75. Гнездовский комплекс памятников (городища, поселения, курганные группы)

В 1868 г. при строительстве железной дороги был найден замечательный клад серебряных вещей (хранится в Государственном Эрмитаже); многие изделия, особенно характерная «маска», могут быть произведениями местного ремесла, «гибридизировавшего» древнерусские и скандинавские традиции (цв. илл. 1, 14, 15, 23, 24). Со времени находки этого клада и до наших дней, по существу, не прекращается систематическое изучение Гнездова. Раскопки курганов здесь производили в дореволюционные годы В. И. Сизов, С. И. Сергеев и др., в советское время - Д. А. Авдусин. Изучение поселения связано также с именами А. Н. Лявданекого, И. И. Ляпушкина, ныне его исследует Т. А. Пушкина.

Первоначальное поселение в Гнездове связано, по-видимому, с местной культурой «тушемлинского типа», на основе которой в VIII IX вв. во многом сформировалась кривичская «культура смоленских длинных курганов». В самом Гнездове, правда, длинных курганов нет, хотя в некоторых погребениях представлены элементы характерного для нее обряда. Основная масса гнездовского населения сформировалась за счет активного притока славян; при этом прослеживаются связи как со Средним Поднепровьем, так и с западнославянскими землями в Центральной Европе: серия височных колец, аналогичных великоморавским, а также известных в роменско-боршевской культуре Днепровского Левобережья¹¹⁸. Серия небольших полусферических курганов с сожжениями в верхней части насыпи характеризует погребальные обычаи славян VIII-IX вв.

В IX в. гнездовское поселение представляло собой открытый, довольно крупный по тем временам поселок (площадью около 4 га). Из 117 монет, найденных к 1982 г. в культурном слое поселения, наиболее ранняя серия (18%) чеканки VIII начала IX в.; небольшое количество монет африканского чекана свидетельствует об участии Гнездова в восточноевропейском монетном обращении уже на первом его этапе (до 833 г.). Однако наиболее интенсивные торговые операции здесь разворачиваются в 920-950-х гг. В это время были зарыты в землю семь гнездовских кладов (цв. илл. 15), после 960-х гг. приток восточного серебра прекращается¹¹⁹.

Первые варяжские погребения в Гнездове также появляются в IX в. Среди них выделяется курган № 47 (раскопки Д. А. Авдусина). Обряд как в курганах Плакуна под Ладогой, сожжение в ладье. Но курган отличается от ладожских сравнительно крупными размерами (высота насыпи более 1,2 м, диаметр 13 м), разнообразием мужского и женского погребального инвентаря. Остатки сожжения были помещены в две урны (сосуды южного, причерноморского происхождения); в погребении найдена железная шейная гривна с молоточками Тора. Наиболее же примечательная находка - золотая, превращенная в подвеску монета византийского императора Феофила II (829-842 гг.), того самого, что принимал послов «хакана росов». Если учесть, что вторая из весьма редких монет этого императора (серебряная, также превращенная в подвеску) найдена в одном из камерных погребений Бирки, то мы располагаем свидетельством если не судеб самих «свеев» - послов «хакана росов» (на Север, в Бирку, поехал один, и «на Восток, в Гарды», другой), то, во всяком случае, установления контактов между Русью, Византией и Швецией по «Пути из варяг в греки» не позднее второй трети IX в. (вероятнее всего, в интервале 825-838 гг.)¹²⁰.