Славянские древности
Шрифт:
Лишь одна вещь свидетельствует о том, что еще до X века сами славянские мастера могли изготовлять мелкие металлические украшения. Это известное славянское височное кольцо, происхождение которого не выяснено, но которое, вероятнее всего, было изготовлено где-то на юго-западе по римским образцам и стало с течением времени характерным признаком славянской прически настолько, что в X и XI веках височные кольца встречаются в славянских погребениях повсюду — на Балканах, в Альпах, на Эльбе, на Висле и в обширном днепровском бассейне. Это височное кольцо следует рассматривать сначала как чужеземное изделие, распространявшееся постепенно начиная с VII века с запада на север и на восток, а в VIII или IX веке заимствованное славянскими мастерскими, местонахождение которых нам до сих пор, конечно, неизвестно.
Итак, наряду с имитацией римской провинциальной керамики [1483] , это первое появление изделий славянской художественной промышленности, сначала простых, невзрачных, но начиная с X века уже самой разнообразной формы, нарядно украшенных и выполненных в более совершенной технике, так как начиная с этого времени в находках довольно часто встречаются позолоченные и посеребренные височные кольца [1484] .
С началом поступления к славянам значительного числа восточных и византийских художественных изделий местная индустрия получила большое число образцов для имитации. Подражали, в частности, серебряным восточным изделиям, украшенным тонкой зернью [1485] , причем подражали более или менее удачно в серебре или грубее в различных белых сплавах менее ценных металлов, затем плетеным серебряным ожерельям и разным браслетам и перстням, рогам для питья и, конечно,
1483
См. выше, стр. 338.
1484
См. подробно обо всем этом в „Ziv. st. Slov.“, I, 592 и сл., и здесь, на стр. 242 и сл.
1485
О популярности этой филиграни свидетельствует, в частности, распространенность арабских кладов с этим серебром среди всего северного славянства и до Одера (см. выше, стр. 348).
1486
См. Лаврентьевскую летопись под 988, 989 годами, а также здесь, на стр. 400.
1487
Киево-Печерский патерик, IV, 13; R'eau, L’art russe, 198.
1488
Н. Кондаков, Русские клады, СПБ, 1896, 1, и „Русские древности в памятниках исскуства“, V, 6, 10, 101 и сл.
1489
См. „Ziv. st. Slov.“, I, 645, III, 242. См. также „Известия българ. арх. общ.“, VII, 114.
В области славянской индустрии наряду с вышеуказанными височными кольцами достойна особого упоминания еще одна категория украшений, поскольку они очень типичны для восточных славян, так же как S-образные височные кольца для западных, и еще потому, что они не являются простой имитацией чужеземных образцов, а самостоятельными творениями славянской индустрии. Это так называемые височные кольца русских курганов X–XII веков (см. выше, стр. 244), которые вплетались в волосы по обе стороны головы, так же как западные S-образные височные кольца. Но эти последние на территории Руси сохраняли единообразие, самое большее, что допускалось, это когда к ним что-нибудь подвешивали или вставляли, тогда как развитие русских височных колец привело в некоторых местах, в частности на востоке у племени северян, радимичей, вятичей и кривичей, к образованию новых вариантов [1490] . Некоторые из них замечательны изяществом формы и тонкостью отделки, например вятичские височные кольца из междуречья Оки и Москвы. Эти прекрасные образцы местной славянской индустрии X–XII веков возникли, по-видимому, благодаря восточному влиянию; по крайней мере, об этом свидетельствует их географическое расположение. Они известны у тех племен, которые долгое время находились под хазарским владычеством.
1490
См. рис. на стр. 34.
Больше всего мастерских, в которых делались эти вещи в X и XI веках, было в Киеве и его окрестностях. Там были найдены около княжеского дворца остатки ювелирных мастерских и мастерских по производству эмалей, подобные же остатки были открыты также В. Хвойко и на Шаргородском городище около Василькова [1491] . Но вскоре мастерские стали появляться и в других местах, как, например, в Новгороде, на Волыни и больше всего, что интересно отметить, на северо-востоке, в бассейне Волги и Оки, во Владимире, Суздале, Ростове, Ярославле и Юрьеве. Особенно славились всеми видами художественных работ владимирские и суздальские мастерские.
1491
В. Хвойко, „Древние обитатели среднего Преднепровья…“, 71, „Изв. арх. ком.“, II, Приложение 30.
Но этот период и его ремесла выходят за рамки этой книги, так же как и описание развития славянской промышленности на Западе после XI века.
Для южных славян местом обучения славянских мастеров ремеслам была Антиохия. Томаш из Солуни свидетельствует, что епископ Лаврентий (около 1060 года) посылал в Антиохию человека для обучения там мастерству золотых и серебряных дел. И этот последний, возвратившись, «omnia perfecit opere sculptorio artis ingenii antiochenae» [1492] .
1492
Thomas, Hist. salonit., XVI.
Песни и музыка
Ни один вид развлечения славяне не любили так, как песню, пляску и музыку. Еще и ныне славянин любит пение, он поет в радости и в печали, во время работы и отдыха. Тысячелетия тому назад пели постоянно, вероятно, больше, чем теперь, на свадьбах и на похоронах, на общественных и семейных празднествах [1493] .
А с песней неразрывно были связаны пляска и инструментальная музыка. Sclavus saltans было, по-видимому, обычным понятием в IX или X веках [1494] .
1493
Свадебная песня упоминается в Поучении Владимира Мономаха 1096 года (Лаврентьевская летопись, 244).
1494
Ermenricus Augiensis (Mon. Germ., II, 101).
Об этом свидетельствует также множество других самых достоверных сообщений. В различных церковных проповедях и поучениях, о важности которых для ознакомления с концом славянского язычества я уже говорил выше (стр. 269), в частности в русских проповедях, которых сохранилось больше всего, постоянно звучит жалоба на то, что русский народ в определенные дни недели (в субботу), а также во время различных годовых празднеств собирается на деревенской площади или за деревней для разнузданных увеселений, на которых много пьют, пируют, предаются суевериям и занимаются жертвоприношениями рожаницам, феям и другим бесам, но больше всего пением, плясками и музыкой. Церковь безуспешно пыталась искоренить это «бесовское» или «сатанинское» пение и пляски [1495] . Все было напрасно. Народ тяготел к этим развлечениям, сопровождающая их музыка была ему во сто крат милее, чем монотонное пение в церквах. В 1068 году Киевский летописец горько жалуется, что на увеселительных празднествах полно народу, тогда как церковь зияет пустотой… [1496]
1495
В
славянских текстах имеется для пения общепринятый древний термин peti (пение, песнь), для танца с песней — термин plesati (плясать), и для уяснения силы характера славянского народа интересно то, что слово плясать является одним из немногих слов, заимствованных у славян германцами (см. готск. plinsjan — в библии Ульфилы).1496
Лаврентьевская летопись, 166.
В остальном же о характере этих древних песен и плясок нам ничего не известно. По современным песням славян до сих пор не удалось создать представление об основах праславянской музыки [1497] . Нам не известна ни ее форма, ни тональность и такт, но, возможно, гармония тонов и минорная тональность современной народной музыки уже праславянские. Древние песни были чаще всего хоровые, но в отдельных случаях возникали уже первые любовные песни. Были ли в те древние времена у славян также свои героико-эпические песни, прославляющие князей и героев, достоверно не доказано. Однако весьма вероятно, что на празднествах, в частности во время пиршеств на княжеском дворе, специальные певцы пели такие панегирические песни. К ним относился, по-видимому, и мифический Боян конца XI — начала XII века, о котором неоднократно упоминается в «Слове о полку Игореве» и который воспевал славу и печаль русской земли в боях с половцами, перебирая при этом струны лютни [1498] . Вообще же русские былины и южнославянские эпические песни засвидетельствованы только в более поздние времена.
1497
Когда-то это попытался сделать Л. Риттер из Риттерсберга (Myslenky о slov. zpevu. Литер, прилож. к „Venci“, Praha, 1843; Pravlast slov. zpevu, Cas. Ces. Musea, 1846), но без достаточного материала. См. J. Hor'ak, Narod. vestnik, XV, 143.
1498
„Слово“ (ed. Erben), 1 и сл. Также в других источниках (см. Полн. собр. русских летописей, II, 180, 187) упоминается о подобных песнях на княжеских пиршествах. См. прежде всего В. Ягич, Gradja za slov. nar. poeziju (Rad. XXXVII, 77) и E. Аничков, Язычество и Древняя Русь, 184, 192, 205 и сл.
Но если мы так и не можем ничего сказать о характере славянских песен и плясок, то нам достаточно известны музыкальные инструменты, на которых играли славяне в X и XI веках или которые им были по крайней мере известны. Во время упоминавшихся уже субботних развлечений и на празднествах, а также на свадьбах и похоронах обычным инструментальным аккомпанементом был оркестр из четырех инструментов, которые следует считать инструментальной основой славянской музыки: труба, свирель, бубен и гусли. Это была музыка — слав, гульба, гуденье — в подлинном смысле слова. Славянская литература XI и XII веков подтверждает эту типичность характера славянской музыки целым рядом свидетельств, собранных мною в другом месте [1499] . В них неизменно встречаются упомянутые четыре основных инструмента [1500] . Имеются еще, однако, более древние интересные сообщения, такие, например, как записанный Феофилактом Симокаттой известный рассказ о трех славянах с лютнями в руках, приведенных к императору Маврикию в 591 году [1501] , и затем несколько арабских сообщений IX и X веков, в которых упоминаются у славян разного вида восьмиструнные лютни, тамбурины и свирели, в частности особые большие свирели длиной в два локтя [1502] .
1499
Собранную литературу о древних славянских музыкальных инструментах см. в моей статье „Pocatky slowansk'e hudby“ в „Вестнике этнографии“ (Прага, 1914, 49, примечание 41) и данную в „Ziv. st. Slov.“, III, 707.
1500
В те времена на княжеских дворах было уже, конечно, много музыкантов и самых различных музыкальных инструментов, занесенных с чужбины. Такую музыкальную сценку наглядно изображает фреска, нарисованная византийскими умельцами на лестнице храма св. Софии в Киеве (рис. на стр. 569), где мы видим, помимо двух плясунов, еще музыкантов, играющих на флейте, свирели, лютне, арфе (псалтерион) и тарелках.
1501
Theoph., VI, 2.
1502
Ибн-Русте (Гаркави, указ. соч., 265); Гардизи (ed. Bartold), 123; неизвестный Персидский географ (ed. Туманского), 121; Al. Bekr^i (ed. Rozen), 55; Ибн-Фадлан (Гаркави, указ. соч., 98).
От этих инструментов ничего не сохранилось, за исключением лишь небольших свирелей, найденных в курганах, едва ли славянских. Однако мы можем все же получить достаточное представление о них по рисункам последующих XII–XIV веков, а кроме того, сравнивая формы, сохранившиеся у славян и у соседних им литовцев или финнов. Труба (старослав. troba), рог (рогъ) и свирель (древнерусск. пищаль, свирель, сопель, свистокъ) имели обычную простую форму, сохранившуюся и поныне у славянских пастухов. То, что славянский пастух уже в X и XI веках носил свирель или флейту, подтверждается древними рисунками; выражение «пастыріе свиряюще» является также одним из древних в славянской литературе, так как встречается дважды в «Житии св. Наума» X века [1503] . Хуже обстоит дело с древним барабаном (бубном) (старославянск. ббънъ), о форме которого нет определенного представления. Он связывается с лат. tympanum и греч. , форма которых известна и которые были знакомы славянам уже в X веке, однако на чешских миниатюрах XIII и XIV веков барабан изображается уже в виде высокого пустого тулова, обтянутого кожей, по которому били палочкой [1504] . К какому из этих инструментов больше приближался русский бубен X и XI веков, я не могу сказать. В римском патерике X века упоминается «бубн кумбальский», соответствующий греч. [1505] .
1503
Изд. Лаврова, 9, 32.
1504
Zibrt, Dejiny tance, (Praha, 1895), 36, 38.
1505
Изд. Соболевского (Киев, 1904), 8.
Наиболее интересным инструментом были древние славянские гусли (гусли от глагола gsti), сильно отличающиеся своей формой от современных гуслей. В ряде упоминаний в древних текстах определенно указывается, что инструмент, называемый гусли, не имел еще смычка и что на нем играли, ударяя по нему пальцами или какими-то палочками. В переводах этот термин употребляется также вместо греч. или и т. п. Из этого ясно, что древние славянские гусли имели приблизительно ту форму, какую мы видим на некоторых миниатюрах XI–XIII веков и какая встречается еще у литовских ka~nkles и финских (карельских) kantele, kannel (рис. 148), эта форма существовала также и в славянской России еще в XVIII веке. Это была плоская продолговатая доска, овальная или с прямыми гранями, на которую натягивалось не менее трех струн и которую музыкант, стоя, поддерживал снизу левой рукой, а сидя — клал на колени [1506] . Только позднее название гусли перешло на инструмент, из струн которого звуки извлекались смычком. Когда и где он появился и откуда перешел к славянам, мне неизвестно. Гусли со смычком у славян до XIII века мне неизвестны. Впоследствии, однако, развитие их было очень разнообразно.
1506
Подробнее об этих и рассмотренных ниже инструментах см. в уже указанной моей статье и в „Ziv. st. Slov.“, III, 726.