Следак

— Вот поэтому молодых невозможно просчитать. У них в голове черте что творится. — наставительно сообщил он Ломакину, тот послушно закивал. — Ладно, понял я твою просьбу. Будет тебе путевка. Но конкретные сроки, сам должен понимать, сейчас сказать не могу. Да и перед выездом за границу тебе придется проверку пройти, а она много времени занимает. Согласен подождать?

— Согласен, — кивнул я.

— Ну вот и отлично, — поднялся он с места и, рассматривая меня уже без неприязни, протянул мне руку.

Я, конечно, удивился такому жесту первого секретаря, но руку пожал без промедления — этот человек обещал достать для меня пропуск за железный занавес.

Глава 32

Разбудил меня звук дождя. Настырная трель от бьющихся о стекло капель заставила открыть глаза. Надо мной нависал некогда белый потолок, его замысловатый узор из трещин живописно обтекал трубчатые лампы. Я повернул голову и наткнулся взглядом на стоящий рядом со мной штатив от капельницы. Специфический запах хлорки и лекарств подтверждал мою догадку о больничной палате. Помимо занятой мной кровати, здесь их стояло еще три, но судя по голым металлическим сеткам и пустым тумбам, в палате я был единственным пациентом. Дальше взгляд зацепился за дверь, она была приоткрыта, отчего до меня из коридора доносились голоса.

Все-таки угодил в больницу — констатировал я.

Последнее из того, что помню — мы с Головачевым садимся в служебную машину нашего следственного отдела.

Когда я, подписав заявление и протокол, вышел из кабинета Решетникова, в коридоре меня ждал только мой непосредственный начальник. Он отмеривал шаги в одиночестве и при моем появлении принялся выговаривать мне за заслуги. Объяснял, что ночью надо спать дома, а не шляться по городу, беспокоя начальство, у которого от нового сотрудника одни лишь проблемы, да головная боль.

Еще на лестнице у меня началась отдышка, когда же мы с Головачевым залезли в салон автомобиля, меня начал глушить кашель, а грудь сдавило от боли. Дальше я слышал лишь скрип тормозов и мат подполковника, ощущал резкие развороты, как автомобиль набирает скорость и вновь тормозит, затем меня куда-то потащили, после покатили, и в завершении я очнулся в этой палате.

Прислушался к своим ощущениям, но кроме дискомфорта в груди и заполненного мочевого пузыря ничего не почувствовал. Сбросив одеяло, я пошевелил конечностями. Боль отдалась лишь в грудной клетке, но была терпимой, так что я решил продолжить. Кое-как уселся, мешало головокружение. Оглядел себя. На ногах штаны от поношенной пижамы, вместо пижамной рубашки — накрученные на грудь бинты. Тапочки под кроватью не нашлись, но деревянный пол не особо студил босые ноги, так что я отважился на вылазку. Поднявшись с кровати, я чуть не свалился обратно — ощутимо пошатывало, и я решил воспользоваться помощью штатива. Выкатил эту хреновину за порог и побрел в самый конец коридора, где обычно находится туалет. Тут главное не ошибиться с выбором направления, я взял верное и оказался в санузле, где помимо туалетных кабинок, располагались еще и душевые. Судя по звуку льющейся воды, по крайней мере, одна сейчас была занята. Но мне нужно было левее к кабинкам.

— Что за, — выругался я — штатив наехал на преграду, а я чуть не навернулся — на полу лежали тапки. Их-то мне и не хватало. Из-за того, что пол в санузле, в отличие от коридора и палат был выложен из кафеля, ноги уже замерзли.

На обратном пути меня заметил медперсонал.

— Больной, вы почему встали?! — передо мной возникла пышущая здоровьем молодая женщина. Белый халат обтягивал ее объемные формы.

Пришлось отвести взгляд, мне пока не до них.

— Я не совсем встал, — кивнул на штатив.

— Это штука для капельницы, — строго заметила она, колыхнув бюстом.

— Это многофункциональная штука, — поправил я ее, стараясь игнорировать раздражитель.

— Под кроватью у вас стоит утка, — проинформировала меня медсестра, будто бы я не заметил этот тазик, — так что вернитесь в палату! — потребовала она.

— Я туда и иду, — пробурчал я и покатил штатив дальше.

Только я уселся на кровать, как в палату с криком "Завтрак!" зашла еще одна сотрудница больницы, на этот раз не такая привлекательная, которая принесла тарелку с кашей, чай в стакане и хлеб с кусочком сливочного масла.

Пребывание в этом времени сделало меня неразборчивым в еде, так что я умял безвкусную и уже остывшую кашу, даже не поморщившись. Предложили бы мне добавки — я бы не отказался.

Спустя полчаса до меня добрался и лечащий врач.

— Такс, что тут у нас, — деловито начал он осмотр. — Ну и как вы себя чувствуйте? — повесив стетоскоп на шею, спросил он.

— Нормально чувствую, — честно ответил я.

— А поподробнее? — не унимался врач, он пододвинул единственный в палате стул к мой кровати и с удобством расположился на нем. На вид лет за пятьдесят, на голове уже полно седых волос, темные живые глаза, смотрели участливо, но это был лишь профессиональный взгляд.

— В груди болит и голову кружит, — я еще минуту поразмышлял, прислушиваясь к себе, — вроде, всё.

— У вас, молодой человек, серьезная травма — перелом ребер, а вы, как я понимаю, рекомендацию врача не выполнили, отсюда и осложнение, — теперь он смотрели на меня с укором. –

— И долго мне здесь лежать? — задал я вопрос, никак не прокомментировав высказанную им претензию.

— До конца недели точно. Будем вас наблюдать, — обрадовал он меня, — вам прописан постельный режим, а судя по тому, в каком состоянии вас вчера ночью привези, самостоятельно вы его соблюдать не в состоянии.

— Вчера ночью? То есть сегодня понедельник? — уточнил я.

— Да, понедельник, — подтвердив тот факт, что я целый день провалялся в отключке, врач покинул мою палату.

— Охренеть, — дал я оценку произошедшему, когда остался один. Вспомнился Ломакин и захотелось вернуть ему должок. Я перебрал в уме условия заключенной с первым секретарем сделки. Согласно им, я должен был молчать об его племяннике и подписать оформленные следователем документы, за это Свиридов обязался в ближайшее время организовать мне туристическую путевку в капстраны. И на этом всё. Так что придется Ломакину ответить за мои сломанные ребра и осложнение, ведь именно из-за него я проторчал полночи в отделе.

В коридоре послышался шум. Он отвлек меня от обдумывания плана мести. Топот ног, взволнованные женские голоса и гневный мужской. Что бы это могло значить?

Заинтригованный, я приоткрыл дверь и через образовавшуюся щель посмотрел наружу.

— Где мои тапки?! — орал мужик в полосатой пижаме.

Медицинский персонал, подстегнутый начальствующим рыком, бегал по коридору и заглядывал в палаты, разыскивая пропажу. Мужик развернулся в мою сторону, и я тут же отпрянул от двери.

— Черт! — стряхнув с ног тапки, я затолкал их под матрас на кровати и улегся сверху.

Дверь открылась, в палату прошмыгнула уже знакомая мне медсестра.

— Тапки не видел? — спросила она у меня, одновременно заглядывая под кровати.

— Нет, — не сразу отозвался я, занятый разглядыванием ее обтянутых халатом аппетитных округлостей.

— А твои где? — поинтересовалась медсестра, не обнаружив искомого.

— Не знаю. Проснулся, а их нет, — ответил я, сглотнув, когда девушка наклонилась пониже.

— Что за день такой, — вздохнула она, выпрямляясь, отчего мое внимание переместилось на грудь. — Санитарка что ли, когда мыла пол унесла, — задумчиво произнесла медсестра и тут заметила мою заинтересованность. Ее глаза довольно блеснули и, покачивая бедрами, женщина плавно удалилась.