Слепой Виталька

А вот ориентировка на ощущение пространства - это было интересно и забавно. Нравилась особенно игра в паровозик. Ведущий с тростью шел первым и вел всех остальных. А остальные, встав друг за другом и положив на плечи друг другу руки, шли за ведущим, как за паровозом бегут вагоны.

Сначала они так ходили по школе.

Потом игра переходила в школьный парк.

Однажды, когда Алька была ведущей и вела за собой ребят вдоль стены, ограждавшей школу от улицы, кто-то, проходивший с той стороны, сказал кому-то:

– Смотри, слепые!

Алька шла первой и тросточкой ощупывала перед собой дорожку. Когда через решетку долетели эти слова, Виталя был уверен, что их услышал каждый из ребят.

В том, что он слепой, не было никакой новости. То, что у него глаза не видят, это Виталя знал. Правда, он ясно не мог бы себе ответить:

– А что это такое - "видеть?

Для Витали это было похоже на понятие "пощупать". И, действительно, в этом смысле он видел своими руками. Ощупывая предмет, он получал о нем такое же представление, какое получал и человек, смотрящий на этот предмет.

Но была и разница. Но в чем была она, Виталя не мог понять. Что такое цвет и какие цвета бывают - он знал. Он даже знал, что небо может быть одновременно или попеременно и голубым, и белым, и зеленым, и красным. Это атмосферные явления.

Конечно, когда мама и отец дома смотрели телевизор, то Виталя понимал, что на экране происходит больше, чем может он услышать. Но и тут он научился домысливать ситуации. Он даже не выходил из своей комнаты, когда шел фильм, и лежа на кровати, слушая, видел с закрытыми глазами свое кино. Ему было достаточно разговоров, звуков и музыки из телевизора, чтобы составить в воображении картинку.

Мама иногда пыталась рассказывать ему о фильме, который шел по телевизору. Но это не нравилось Витале. Насколько было интереснее видеть свое кино! Это кино могло быть похожим или непохожим на то, что происходило на экране. Но это было кино, которое видел Виталя.

"В чем же тогда была разница между зрячим и незрячим человеком?" - рано стал задумываться Виталя.

Ему также казалось, что об этом думает и Серега, и Руслан, и Ваня, и даже веселая насмешница Алька.

Правда, Алька как-то сказала ему, что видит.

Это было в один из первых школьных дней. После уроков их класс с воспитателем гулял в парке. Виталя сидел на качелях. Тогда еще ни Серега, ни Руслан не были его друзьями. Подошла Алька. Там они и познакомились. Точнее, все они уже познакомились в классе еще на первом занятии. Но теперь, когда Алька подошла, Виталя услышал совсем некрикливый голос, почувствовал, как пахнет от нее лимонным мылом.

Они покачались на качелях. А потом просто сидели на доске и разговаривали.

– Я раньше видела, - рассказывала Алька, - а сейчас у меня светоощущение.

– Это как?
– спросил Виталя.

– Я вижу солнце.

– Ты видишь солнце?
– удивленно и недоверчиво переспросил Виталя.
– Но ведь это ослепительная огромная звезда.

Это знал Виталя.

– Оно, правда, очень яркое. Но когда я смотрю на него, я его вижу, - рассказывала Алька.

– Как ты...
– Виталя споткнулся на слове. Он хотел спросить, как она видит. Но не спросил.

Он не мог понять разницу между зрячим и незрячим человеком. Но все окружающее его как бы нарочно и настойчиво эту разницу подчеркивало.

И вот, когда двигался их паровозик вдоль школьного забора и когда каждый услышал залетевшие с той стороны слова, тогда у Витали будто молния блеснула в мозгах. Он почувствовал, как что-то тяжелое навалилось на него и придавило. Плечи у него опустились, и руки упали с плеч впереди идущего.

– Стоп!
– тут же скомандовала Алька.
– Авария! Она остановила паровозик.

– Что случилось у пассажира первого вагона?

– Неужели они ничего не слышали?
– думал Виталя.
– Нет, конечно же, слышали. Тогда почему они по-прежнему продолжают играть в этот уродливый паровозик? Они делают вид, что ничего не произошло или они уже привыкли...

Паровозик продолжал продвигаться к школе. Вагон Витали переставили в хвост состава, и он, удерживаясь руками за плечи Руслана, шел, продолжая добивать себя.

– Они все "привыкли". Это так. Ведь как просто они все рассказывают о своих слепых глазах. А я, значит, еще не "привык"? И вот почему я услышал эти слова, а они нет.

Привыкнуть? Но к чему? Разве я раньше был другим? У меня дома был Мухтар, дома отец и мама, кошка Буська. Мы ездили к бабушке и ходили с папой купаться на Жостку.

И мне не было нужды что-то еще понимать и к чему-то привыкать.

А вот здесь надо... Надо что? Надо понять, что ты слепой... другой, не такой?

4

Время вереницей гнало дни. Дни тянули за собой ночи. И в этом растянутом движении растягивались, разжижались мысли. Мысли были похожи на геркулесовую кашу, переваренную до предела в сопли.

Давно притупились и затем стерлись первые неприязненные впечатления об интернате. Все как-то улеглось, утряслось, рассеялось и забылось. По утрам, за завтраком, в школьной столовке, поедая кашу, Виталя чувствовал, как заглатывает вместе с кашей, вместе с воздухом школы, заглатывает в течение всего дня что-то вязкое, липкое и глубоко чуждое его натуре. Трудно было сказать, в чем выражалось это ощущение. Но Виталя видел, что в липкой каше измазанные ходят все учителя, воспитатели, повара и няни. Запах каши долетал с улицы. Вид размазанной каши стоял во взглядах людей. И каша постепенно наполняла и Виталю.

А жизнь в интернате была похожа на конструктор. Она лепилась из множества частей, и эта жизнь, склеенная и пропитанная сопливой кашей, уже не представлялась в сознании Витали без разнообразного набора всевозможных отношений и переживаний. Сами эти переживания и отношения казались правильными и необходимыми. ЭТО называлось взрослением с элементами воспитания. И все это замешивалось и жирно промазывалось все той же сопливой кашей...

Виталя усвоил геркулесовые законы и, усвоив их, постепенно выстроил в своем представлении несложную понятийную систему, призванную помочь лучшему усвоению все той же каши-малаши.

Мир разделился на "этот", ограниченный высоким школьным забором, и "тот", который начинался за забором и, начинаясь, сразу же растворялся в пугающей неопределенности.

"Этот" мир состоял из друзей, врагов, из любимых и не очень уроков, из его собственной лени и любви к книгам и музыке. Учителя, воспитатели, столовая с краснолицей огромной и доброй тетей Клавой - это были элементы все того же конструктора. А еще печеные пирожки на полдник и зимние лыжные прогулки по школьному парку. Сам парк, где за годы учебы стал не просто знаком каждый кустик и каждое дерево, но с каждым кустиком и каждым деревом были связаны смешные и не очень истории. Спортзал, с вечно висящим канатом, и потертые временем и задницами маты. Эти маты вечно кочевали по всей школе. В конце учебного года ученики, во главе с физруком Сергеем Николаевичем, отправлялись на поиски матов, чтобы собрать их и на все лето запереть в раздевалке вместе с козлами, лыжами и всякой другой спортивной мелочью.