Слепой Виталька
Шрифт:
Вот и сейчас идет рядом и молчит! Он тут рвет и мечет, он готов лезть в петлю, а она молчит.
– Ты что все молчишь?
– в раздражении бросается на Альку Виталя.
– Я тебя слушаю, - отвечает Алька.
– Вот слушай, слушай! Это тебя касается тоже! Это касается всех нас. Только все не хотят об этом думать.
– О чем?
– спрашивает Алька.
–
– взрывается Виталя.
– Неужели же ты этого не понимаешь!?
– Ты, Виталя, раздражен. И мне бы не понравилось то, что произошло с тобой в монастыре. Но, во-первых, та женщина сделала это из самых лучших побуждений, ну а потом...
Но Виталя не может слышать, что мелит эта блаженная. Он перебивает и уже кричит.
– Ну ты что, дура, или как? Ведь ты сейчас делаешь то, что каждый день делают с нами наши добрые учителя. Они нам уши заклеивают геркулесовыми словами, а от слов ведь ничего не меняется. Я слепой! Ты слепая! Мы тут все слепые! Пока я думал, что как-то можно выправить глаза, я еще надеялся. Мне сделали пять операций. Мои глаза исполосованы вдоль и поперек, мне кололи уколы в глаза, и капали, и вливали туда всякую дрянь. И никакого толку! А теперь врачи говорят, что моя слепота необратима. Спасибо! И что прикажете мне делать?
– А что делают все остальные? Ты же не один такой!
– Слушай, Алька, прекращай! Твои слова - это те же пилюли. Но и они уже мне не помогают!
Виталька замолчал. Они прошли молча несколько шагов.
– Вот послушай. Когда я был пацаненком, еще до приезда сюда... ведь я уже тогда ни хрена не видел. Но я не чувствовал себя уродом у матушки-природы. Хотя понимал свое положение. А тут меня научили видеть и понимать эту разницу. Научили соответствующим образом вести себя, наряжаться и носить эту дрянь!
Виталя с остервенением махнул себя по лицу рукой так сильно, что его темные очки слетели куда-то в снег.
– Ты что?
– спросила Алька.
– Да черт с ними! Очки с рожи снес.
– Подожди, - Алька высвободила свою руку из-под его руки и стала, ощупывая тростью, искать на снегу очки.
–
Да оставь, фиг с ними! Мне они уже не нужны.Алька опустилась на коленки и стала ползать по сугробу, шаря руками по сторонам.
– Куда они улетели?
– Куда-то влево, - махнул рукой Виталя.
Он попятился и, сделав шаг в сторону, наткнулся на ползающую Альку. Она ползала теперь у него в ногах.
– Виталя, пожалуйста, не двигайся, ты их можешь раздавить!
Что-то горькое и горячее вдруг нахлынуло из груди, и на глаза накатили слезы.
Вот он, совершенно беспомощный, стоит в снегу, а у него под ногами на коленках ползает такая же почти слепая дура и ищет его очки.
– Да встань же ты, наконец!
– Виталя нагнулся и, ухватив воротник ее курточки, резко потянул за него.
Алька выпрямилась. Ее рукавички, рукава куртки, и сама куртка с сапожками были в снегу. Девушка прижалась к Витальке. А тот уже хотел оттолкнуть.
Алька сняла мокрую рукавичку и теплыми пальцами провела по его щеке.
И у Витальки потекли слезы.
– Я не могу так жить, понимаешь ты это!? Я лучше повешусь, чем вот так жить!
Он не чувствовал текущих слез, не чувствовал как его большие руки обнимают, прижимают к себе эту маленькую девушку.
А Алька все водила пальцами по его лицу.
Вот одна слезинка попала под ее палец, и палец вытер слезинку.
Виталька еще что-то говорил, но все эти слова уже не слышал ни он, ни Алька. И Виталька замолчал. Он почувствовал, как теплые Алькины губы коснулись его рта.
Алька, маленькая, стоя на цыпочках и обхватив Витальку за шею, целовала, целовала, целовала.
– Все будет хорошо, миленький! Вот увидишь!
Виталька чувствовал шевеление обветренных губ. Алька дышала в рот, в нос, в щеки, в глаза. Ее теплое дыхание и неразборчивые теперь слова согревали замерзшее лицо и проникали в душу мальчика.
И ему казалось, что он читает по этим губам уже другую, еще неведомую повесть.