Слепой. Приказано выжить
Шрифт:
…Приставленные к генералу Потапчуку оперативники из группы наружного наблюдения действительно начали волноваться, когда динамик устройства, принимавшего сигнал с мобильного телефона объекта, вдруг замолчал на долгие десять минут. Поверх невысокого забора было видно, что в доме горит свет, но это ничего не значило: занавески на окнах были плотно задернуты, не позволяя рассмотреть, что делается внутри, а вверенный их попечению объект, несмотря на почтенный возраст, наверняка имел в запасе пару-тройку трюков, способных удивить кого угодно.
Оперативников в машине было двое. Они сыграли в «камень, ножницы, бумага», решая, кому отправляться на разведку, и проигравший, тихонько ропща на злодейку-судьбу, растворился в синих вечерних сумерках, которым оставалось всего полшага до настоящей темноты. Когда он вернулся, ожесточенно
Дослушав до конца эту пламенную речь, напарник молча включил громкоговоритель подслушивающего устройства. Из динамика послышалась бойкая скороговорка телевизионного диктора вперемежку с ворчливыми репликами — объект смотрел перед сном новости и, как это часто бывает с пожилыми одинокими людьми, разговаривал с телевизором, вслух комментируя увиденное.
Разведчик длинно и с чувством выматерился: труды и лишения были напрасными, и их было легко избежать, подождав всего пару минут. У старика, наверное, просто села батарейка в телефоне, а потом он это обнаружил, воткнул в розетку вилку зарядного устройства, и связь благополучно восстановилась. Ну, и стоило из-за этого рвать о какие-то ржавые гвозди новенькие джинсы от Версаче?
Это был еще один, второстепенный, но впечатляющий аргумент против ночного бдения в крапиве. Вопрос решился сам собой, беспокойство улеглось. Всесторонне обсудив проблему, напарники сошлись на том, что научно-технический прогресс — палка о двух концах, и, чем больше разных функций и примочек производители внедряют в те же мобильные телефоны, тем неудобнее и ненадежнее они становятся. Взять тот же айфон — это ж не средство связи, а целый, мать его, компьютер! При этом полноценно, как на нормальном компьютере, на нем не поработаешь, денег он стоит немеряно, ни в один карман его не положишь, беречь эту хреновину приходится, как зеницу ока, а приложения, которыми она нафарширована, жрут заряд батареи, как голодная солдатня макароны с тушенкой: тебе надо срочно позвонить, а телефон-то сдох!
Ходивший в разведку оперативник говорил с большим знанием дела, поскольку недавно, поддавшись веяниям моды, сам обзавелся последней моделью обсуждаемого устройства. Он уже вдоволь наигрался с анимационным котом, пискливо повторяющим каждое услышанное слово, и прочими штучками-дрючками, предназначенными исключительно для того, чтобы превратить человека в придаток собственного телефона, и понял, почему наводнившие рынок устройства с сенсорными экранами так плохо помещаются в кармане: да потому, что в кармане им делать нечего, они должны постоянно находиться в руках.
Осененный свежей идеей, он сказал напарнику: старик, да это же агрессия, интеллектуальный геноцид! Смартфоны, наладонные компьютеры и прочие электронные штуковины придумали инопланетяне, чтобы сначала превратить людей в стадо дебилов, а потом поработить. Или
сожрать, добавил напарник и принялся расхваливать свой «Nokia», батарея которого сохраняет заряд в течение месяца, а водонепроницаемый корпус выдерживает давление в полторы тонны — хочешь, машиной на него наезжай, а хочешь, говори по нему со дна морского. Вот это, сказал он, сделано людьми и для людей, и разведчик слегка сдавленным от лютой зависти голосом согласился: да, это вещь.Телефонная тема заняла их минут на двадцать пять и иссякла. Они обсудили ряд других тем, в том числе и историю с тротилом, о которой узнали из подслушанного телефонного разговора двух генералов. Вывод был единодушным: бред, конечно, но как же все-таки хорошо, что их в нужный момент угораздило очутиться на максимальном удалении от эпицентра этого бреда! Вскоре разговор окончательно увял: они работали в паре уже третий год и давным-давно не по одному разу рассказали друг другу все, что могли и хотели рассказать — анекдоты, байки, истории из жизни и даже содержание наиболее понравившихся фильмов и книг. Блеснуть было нечем, вокруг ровным счетом ничего не происходило, и каждый погрузился в свои мысли раньше, чем в доме генерала Потапчука выключился сначала телевизор, а потом и свет.
Они немного поспорили, кому идти в дозор на этот раз. Разведчик от этой сомнительной чести отказывался на том основании, что он там уже бывал — спасибо, хватило по самое не балуйся! Напарник же настаивал, что идти должен именно он, и именно потому, что уже ходил, а стало быть, изучил местность, протоптал дорожку и готов к любым сюрпризам, подстерегающим новичка за забором генеральского участка. Кладя конец дебатам, разведчик показал ему дулю, и едва не попранная справедливость все-таки восторжествовала.
Второй дозор кончился тем же, что и первый, то есть ничем. Дом, как и вся деревня, был погружен во мрак и тишину, все отверстия, через которые опальный генерал мог его покинуть, оставались наглухо закрытыми, а генеральская «тойота», как и раньше, стояла во дворе перед крыльцом, уже начав покрываться капельками ночной росы.
Они еще раз сыграли в «камень, ножницы, бумага», и разведчик опять проиграл. С удовлетворением констатировав, что удача любит смелых, его напарник до упора откинул назад спинку сиденья, скрестил на груди руки, закрыл глаза и практически сразу захрапел. Разведчик тихонько послушал музыку, а когда музыкальная передача сменилась ночным выпуском новостей, выключил радио и стал слушать, как в приречных зарослях свистят, щелкают и булькают сексуально озабоченные соловьи. Над головой, следуя заведенному не нами, а значит, извечному и неизменному порядку, неторопливо поворачивался звездный купол, в траве под заборами деловито шуршали вышедшие на ночную охоту ежики. Над рекой поднялся туман; поначалу слабый, почти незаметный, он постепенно густел, вскоре целиком затопив приречную луговину и беззвучно выплеснувшись на деревенские огороды.
В третьем часу ночи, когда на восточном горизонте уже появилась тоненькая бледно-серая полоска, но тьма еще не начала редеть, где-то неподалеку завелся мотор. Ровное бормотание холостых оборотов сразу перешло в нарастающий злобный рев, который начал быстро удаляться и вскоре окончательно стих. Мотор был точно не автомобильный. Оставшийся на бессонной (и, на его взгляд, решительно бесполезной) вахте оперативник сказал бы, что это мотоцикл, причем не отечественный и довольно мощный. Но звук доносился со стороны реки, и он решил, что слышал моторную лодку, на которой браконьеры — как нынче повелось, весьма недурно оснащенные, — отправились проверять поставленные накануне сети.
Рыбнадзора на вас нет, подумал оперативник и, устроившись поудобнее, стал терпеливо ждать конца своего дежурства.
В половине шестого утра, когда стало ясно, что совещание на глазах превращается в пустую говорильню, поступил приказ разойтись по домам — отдыхать и приходить в норму, чтобы к тринадцати ноль-ноль явиться на очередное совещание — желательно, с конструктивными деловыми предложениями.
Когда генерал Лагутин, наконец, выбрался из здания, на улице было уже совсем светло. Город понемногу просыпался, наполняясь транспортом, от ночной свежести не осталось и следа. В воздухе еще ощущалась приятная прохлада, но сизое от выхлопных газов небо было безоблачным, суля еще один нестерпимо жаркий, душный, маетный день.