Слезы Вселенной

– Я не могу понять, зачем вы мне это рассказываете? Да еще с такими подробностями? – растерялся Сорин. – Если только для того, чтобы поговорить о футболе, в котором я ничего не понимаю…

– Я хочу вам напомнить о человеке, которому вы сломали судьбу. Я был тогда на первом курсе Морской академии… Матч из Бельгии транслировали поздно, но мы всем курсом сидели перед телевизором… Мы болели за нашу команду, за парня – нашего ровесника, который творил чудеса на поле; его толкали, били по ногам, хватали за майку, а он уходил от всех и забивал. Тогдашний крутой «Аякс» предложил за него такую сумму, что руководство армейского клуба отдало военнослужащего-срочника в страну НАТО, между прочим.

– И все же… – попытался остановить рассказчика Сорин, – я-то…

Но полковник юстиции махнул рукой:

– Это только присказка, и она уже заканчивается. За тур до конца первого круга чемпионата ЦСКА приехал в наш город, где, как напомню, начиналась профессиональная карьера Константина и где у него оставались друзья. Во время матча он получил травму – растяжение задней поверхности бедра, и стало понятно, что несколько матчей он пропустит, а потом улетит в Голландию на медицинское освидетельствование и подписание личного контракта. Друзья-приятели пригласили его в ресторан, где он познакомился с молодой женщиной, которая пригласила его к себе, уверенная, что мужа не будет еще дней десять… Хотя нет – она сказала, что она не замужем и безумно любит футбол. Звали ту женщину Анжелика…

– Заканчиваем разговор! – в раздражении произнес Сорин, поднимаясь с кресла. – Вы считаете, что я приказал сделать того парня инвалидом… Одним этим вы оскорбляете меня. А потому я прошу вас покинуть мой дом и не появляться здесь впредь.

– Конечно, покину, только тогда вам придется посетить мой дом и остаться в нем надолго, по крайней мере, до выяснения всех обстоятельств того старого преступления и еще одного недавнего – убийства Степана Пятииванова.

– Я-то здесь вообще каким боком?

– Вот это мы сейчас и выясняем. Или вы хотели выяснять это в другом месте? Если хотите в другом, то я вынужден буду задержать вас на двое суток, а потом судья вынесет определение о мере пресечения, и, скорее всего, вы будете находиться под стражей до суда. И все это время…

Сорин побагровел, но внешне остался спокойным.

– Хорошо, – наконец согласился он, – давайте все выясним здесь. Только ответьте: зачем мне надо было заказывать избиение футболиста?

– Точно я это знать не могу, – ответил Игорь Алексеевич, – но могу предположить, что, если бы у вас были к нему серьезные претензии, вы бы заказали его убийство. А так решили только наказать за то, что он покусился на чужое. Ваша жена – эта ваша собственность. Собственность, приносящая одни убытки. Хотя, насколько я помню, ей не удалось отсудить у вас половину имущества. Она забрала лишь свои личные вещи, да и то не все… Она потом подала против вас иск за то, что вы присвоили себе ее драгоценности. Но это все к нашему разговору не имеет никакого отношения. Вы хоть и выгнали молоденького футболиста из своей квартиры, но с вашей женой он продолжал встречаться. Мне даже кажется, он ее полюбил, а может, просто испытывал к ней невероятное влечение, называемое страстью. Возможно, она была первой женщиной в его жизни. Потому и не мог он с ней расстаться. Как бы то ни было, он не вернулся домой, а остался в нашем городе. Снял квартиру, в которой начал жить вместе с Анжеликой… Я встречался с ней, и она подробно мне все рассказала. Потом она снова вышла замуж, и у нее…

– Меня это не интересует, – прервал рассказчика Евгений Аркадьевич, – бывшая жена может врать все что угодно. Давайте по существу дела…

– К Константину прибыл отец, чтобы уговорить его вернуться в Смоленск, пусть даже вместе с неразведенной женщиной. И в тот же вечер на обоих Лапниковых напали во дворе дома, в котором Костя проживал с Анжеликой. Сначала бейсбольными битами начали избивать сына, а когда отец бросился на защиту, его тоже ударили по затылку, а потом колотили и по ребрам. Ребра потом срослись, а вот зрение почти пропало… Сыну досталось больше: его били долго. В нескольких местах сломали кости ног, коленные суставы, ребра, руки, которыми он пытался прикрываться, тяжелое сотрясение мозга… Ни в какую Голландию он уже не поехал, да и с футболом все было кончено. Он почти два года передвигался на костылях, да и сейчас хромает.

– Надо же, – удивился Евгений Аркадьевич, – футболист Лапников, а сегодня еще и поэт с похожей фамилией! Хотя какая разница… То, что я застукал этого парня в своей спальне, признаю. Но меня никогда не интересовало, кто этот парень: футболист или космонавт. Он помог мне избавиться от дуры-жены, и за это ему огромное спасибо. И то, что вам рассказал какой-то Партеко…

– Партыко, – поправил Гончаров.

– Да мне трижды плевать на него. Его слово – против моего. Он – уголовник-рецидивист, а я – уважаемый человек. Но предположим… предположим только, хотя это и дико звучит, я действительно приложил руку… не руку… что я заказал то избиение. Предположим! Но ведь прошло столько лет: ведь существует срок давности, и он уже истек.

– Истек, но решение об этом в любом случае принимает судья. Но я, как вы помните, прибыл к вам, расследуя совсем другое преступление. За прошедшее после моего первого визита к вам время я посетил мордовскую колонию, в которой содержится подельник вашего бывшего одноклассника, бывшего друга и бывшего бизнес-партнера Пятииванова. Партыко не сразу пошел на контакт, но когда узнал, что Хомяка завалили, а следствие подозревает вас, то не заговорил, а запел, вспомнив все подробности.

– Но… То есть… Как меня подозревают? И что такого мог сообщить про меня какой-то уголовник?

– Во-первых, он обижен тем, что получил тогда семнадцать лет, а Хомяк всего шесть… Ругал адвоката, он у их банды был самый дорогой… Тогда, может быть, и не самый, но теперь он номер один в нашем городе. Я хорошо знаком с Ларионом Семеновичем, а потому переговорил с ним о том деле. Он сказал, что защиту оплатил молодой предприниматель… Фамилию заказчика адвокат Беседин скрывать не стал и добавил, что тот особо просил за Пятииванова. Он не сказал как, но я предполагаю, что адвокат договорился с прокурором, надзиравшим за ходом следствия, о том, что Хомяк получит ниже низшего, а всем остальным влепят по максимуму. В этом случае он пообещал, что они признают свою вину во время судебного заседания. Партыко признался в причастности к банде, но, услышав приговор, твердо решил, вернувшись, наказать адвоката за такую подставу.

– Это все ваши предположения, – растягивая слова, сказал Евгений Аркадьевич, который уже понял, что ему ничего не угрожает. – Вы же понимаете, что адвокат никогда не признается на судебном заседании, что он договаривался с прокурором. Он вообще не захочет вспоминать то дело, потому что имеет законное право не раскрывать свои взаимоотношения с заказчиком. Давайте лучше вернемся к убийству несчастного Степика. Сами подумайте: какой мне резон убивать бывшего одноклассника, который задолжал крупные суммы микрофинансовым организациям? Признаю, что я хоть и был соучредителем, но участия в деятельности не принимал, не занимал административных должностей, не получал заработную плату и не распределял прибыль. Зачем мне убивать друга, пусть и бывшего, если он мне ничего плохого не сделал?

– Прибыль вы получали, и на этот счет есть показания. Имеются даже видеосвидетельства, потому что ваши компаньоны, понимая, что расписок вы им не даете, решили подстраховаться…

– Если будет возбуждено дело по показаниям моих бывших работников, то я отвечу со всей искренностью и прямотой. Но вы ведь занимаетесь расследованием убийства, к которому я не имею никакого отношения. Я говорю это не в первый раз и повторю еще сколько потребуется, чтобы мне поверили. А у вас, кроме предположений, нет никаких доказательств, да и не может их быть… У вас только ложные показания какого-то рецидивиста Герыча…

– Вы знаете того уголовника неплохо, как и он вас. Партыко, например, вспомнил, как вы заказывали футболиста. Вы назначили Хомяку встречу на Думской возле входа в банк. Пятииванов был, как говорится, с большого бодуна, а потому усадил за руль Геныча. Они подъехали, вы сели в их «Паджеро», приказав Партыко подышать воздухом. Тот вышел, стекло водительской двери не опустил, а потому слышал почти весь разговор, включая то, как вы пообещали за избиение футболиста простить долг за японский внедорожник.