Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя

В 17:38 Боб Хойт во время сбора подписанных документов послал и-мейл команде: «Продвигаюсь вперед, 5 готово, осталось 4».

Полсон, Гайтнер, Бернанке и Бэйр сидели в кабинете Полсона и ждали. За исключением ворчания Ковачевича, совещание шло хорошо, гораздо лучше, чем они ожидали. Фактически они только что национализировали финансовую систему страны, и никого не пришлось выносить из зала на носилках. Полсон, стуча пальцами по животу, как всегда, когда погружался в себя, все еще не мог поверить, что сделал это.

Он только что разговаривал по телефону с Бараком Обамой, фаворитом президентской гонки, который только что закончил речь об экономике в Толедо, штат Огайо. Затем он попытался поговорить с Джоном МакКейном, но не смог дозвониться.

В 18:23 Уилкинсон написал: «8 из 9 готовы… [S]tate [S]treet ждет совета… [Мы] практически закончили».

Две минуты спустя, в 18:25, Уилкинсон торжественно сообщил: «Сейчас у нас 9 из 9».

Каплан в Белом доме ответил: «Поразительно».

Дэвид Насон отнес подписанные документы Полсону.

Стоя в дверях кабинета, Насон молчал, пока Полсон и полдюжины его старших сотрудников осознавали важность момента.

– Мы только что пересекли Рубикон, – сказал он.

Эпилог

В течение всего нескольких месяцев Уолл-стрит и мировая финансовая система изменились почти до неузнаваемости. Каждый из бывших инвестиционных банков «большой пятерки» потерпел крах, был продан или преобразован в холдинговую банковскую компанию. Два гиганта ипотечного кредитования и крупнейший в мире страховщик были поставлены под государственный контроль. А в начале октября одним росчерком президентского пера Федеральное казначейство и, как следствие, американские налогоплательщики стали владельцами части когда-то самых гордых финансовых учреждений страны – спасение, которое казалось немыслимым всего несколько месяцев назад.

Но перекачивание десятков миллиардов долларов из Вашингтона на Уолл-стрит не сразу положило конец хаосу на рынках. Вместо того чтобы восстановить доверие, спасение дало противоположный эффект: эмоции и воображение инвесторов – те, что Джон Мейнард Кейнс называл «жизнерадостностью»,^[742] – сорвались с поводка. Даже после того, как президент Буш сделал TARP законом, Dow Jones Industrial Average упал еще на 37 %.

Но были и другие последствия, которые оказали гораздо более сильное воздействие на психику американцев, чем непосредственно драмы, ежедневно разыгрывавшиеся на Уолл-стрит. После первых выплат по законопроекту возникли национальные дебаты о том, что волнения в финансовом секторе означают для будущего капитализма, о роли государства в экономике и о том, не изменилась ли эта роль навсегда.

Через год осталось очень много проблем. Когда эта книга уходила в печать, хриплые протесты общественности вместе с предупреждениями о ползучем социализме поставили под сомнение роль государства не только на Уолл-стрит, но и в Детройте (после спасения банков правительство также выделило миллиарды долларов помощи двум автомобильным гигантам, General Motors и Chrysler, прошедшим реструктуризацию в арбитражном суде) и системе здравоохранения. Вашингтон также поставил надзирателя, известного как «царь выплат»^[743], для рассмотрения компенсаций в выкупленных банках.

Неожиданным результатом новой федеральной активности стало то, что традиционные политические убеждения были поставлены с ног на голову, с президентом-республиканцем, оказавшимся в непривычной роли защитника ручного управления. «Государственное вмешательство не является государственным поглощением,^[744] – убеждал критиков президент Буш 17 октября 2008 года. – Его целью не является ослабление свободного рынка, это нужно именно для сохранения свободного рынка».

Заявление Буша, казалось, подвело итог парадокса спасения, в котором его и последующая администрации решили, что свободный рынок должен стать чуть менее свободным, по крайней мере временно.

В некотором отношении программа TARP Хэнка Полсона изначально пала жертвой собственного пиара. Хотя программа принципиально была попыткой стабилизировать финансовую систему, чтобы не стало еще хуже, законодателям и избирателям она была представлена как антикризисный план. Тем не менее, с точки зрения потребителей и владельцев малого бизнеса, кредитные рынки по-прежнему работают неправильно. После того как сотни миллиардов долларов ушли на спасение банков, многие американцы все еще не могут получить ипотеку или кредитную линию. Для них обещанное восстановление еще не началось.

Даже с денежными вливаниями некоторые из крупнейших банков страны продолжали сбоить. Citigroup^[745], гигантский американский финансовый институт, превратилась в то, что чиновники казначейства начали называть «Звезда смерти». В ноябре 2008 года они были вынуждены добавить еще 20 млрд долларов сверх первоначальных 25 млрд инвестиций TARP и согласились застраховать активы Citi на сотни миллиардов долларов. В феврале 2009-го правительство увеличило свою долю в банке с 8 до 36 %. Банк, который десять лет назад требовал дерегулирования, теперь более чем на треть принадлежал налогоплательщикам.

Даже среди тех, кто продолжал верить в концепцию спасения, возникали вялые вопросы о том, насколько хорошо Вашингтон проявил себя, делая ставку на одну сделку.

В начале 2009 года слияние Bank of America и Merrill Lynch стало предметом национальной дискуссии, когда Bank of America объявил, что нуждается в дополнительных 20 млрд долларов от правительства. Это стало тем, что Полсон объявил «ложкой дегтя в бочке меда»^[746]. Когда позже выяснилось, что Merrill выплатил сотрудникам миллиарды долларов в виде премий непосредственно перед тем, как была закрыта сделка, общественное возмущение привело к ряду расследований и слушаний, которые сорвали покровы с частных переговоров, состоявшихся между правительством и финансовыми институтами страны.

Продажа Merrill Lynch Bank of America в сентябре была представлена как способ спасти Merrill. Но за несколько месяцев, которые потребовались, чтобы закрыть сделку, торговые убытки Merrill раздулись, его бизнес по управлению активами ослаб, и фирме пришлось сделать дополнительные списания из-за ухудшения активов. Однако общественность не была проинформирована об этих нарастающих проблемах, и 5 декабря акционеры обеих компаний проголосовали^[747] за утверждение сделки на отдельных собраниях.

За кулисами Кен Льюис пригрозил выйти из сделки, но Полсон и Бернанке поставили его перед выбором: завершить сделку или потерять работу.

Поскольку детали драмы просочились наружу, Джон Тейн стал жертвой, Кен Льюис уволил его в его собственном кабинете. Вскоре он сменил образ героя, который спас Merrill, на роль источника собственных бед. Несмотря на признаки того, что Bank of America было известно о проблемах компании, он решил не раскрывать их. Тейн был подвергнут дополнительной критике, когда выяснилось, что он просил у совета Merrill 40 млн долларов бонуса. «Это смешно!» – крикнул Джон Финнеган, директор Merrill, который был на компенсационном комитете, когда представитель отдела кадров огласил запрос. Тейн заявил, что ничего не знал об этом, и к тому времени, как дискуссия о его компенсации достигла совета, он снял все запросы на получение бонуса.