Слишком много денег

Полицейский что-то энергично выкрикивал, топорщил усы и пытался одной рукой задержать нас обоих сразу. Другой рукой он шарил по поясу в поисках наручников. Но то ли живот мешал, то ли сноровки не хватило, потому что в итоге вместо наручников полицейский наткнулся на пистолет. Одно неловкое движение, и прогремел выстрел. Пуля со звоном ударила в брусчатку и, срикошетив, метко поразила витрину напротив. С мелодичным звоном посыпалось стекло, и пара манекенов в строгих купальных костюмах вывалились прямо в толпу, вызвав радостное оживление. Мы с Веней спугнутыми рыбками порскнули в сторону, а перепуганный собственными действиями полицейский попытался как можно быстрее скрыться в своей привычной будке. Видимо, в эту тяжелую минуту именно она показалась ему самым надежным убежищем…

К сожалению, будка не была предназначена для подобных потрясений и, как только этот костюмированный бегемот с ходу влетел внутрь, благополучно перевернулась вместе с содержимым. Грянул второй случайный выстрел. Восторженная публика, уже успевшая собраться в любопытствующий кружок, зааплодировала.

– Пора сматываться! – я дернул Веню за рукав. – Сейчас здесь будет не до смеха…

Но он совсем растерялся при виде окружавшей нас толпы, опять же крики, стрельба… Короче говоря, Веню заклинило, ну не его это была стихия! Он скорей всего и не дрался никогда. А сматываться все равно надо было – вон уже сирены гудят. Заберут, как нечего делать, и разбираться не будут. Но куда бежать? Сзади запертая дверь консульства, впереди толпа. Решение пришло само собой: надо пробиться через толпу, а дальше уже переулками, переулками.

Я сделал глубокий вдох и приготовился к атаке. Но куража не было. Сейчас бы грамм сто пятьдесят-двести! Или разозлиться хорошенько… Стоп! Я повернулся к Вене:

– Ну-ка скажи что-нибудь обидное!

– Кому сказать?

– Да мне! Мне!

– Зачем?

– Веня, блин! Делай, что говорят! Потом все объясню.

– А что именно ты хочешь услышать?

– Да ничего я не хочу!

– Но ты же только что попросил…

Кровь ударила мне в голову – надо же быть таким тупым, когда счет идет на секунды! Я грубо схватил Веню за руку, дернул хорошенько, чтоб он и не думал упираться, и рванул вперед со скоростью в тридцать узлов. Увидев мою перекошенную физиономию, первые ряды невольно расступились, а дальше я уже пер как торпеда. Тут главное было не остановиться. И мне это удалось! А что Веня? Веня болтался за мной, как баржа за разогнавшимся буксиром, и допытывался, куда мы бежим.

А вот, наконец, и спасительный переулок. Мы нырнули в его прохладный сумрак и помчались с максимально возможной скоростью. На названия я внимания не обращал – во-первых, они были на турецком языке, во-вторых, у меня все равно не было карты. Единственным ориентиром служил уклон – поскольку я хотел выйти к морю, то и бежать надо было все время под горку. А вот и оно, родимое! Я резко затормозил, едва удержав Веню в вертикальном положении, и мы вышли на набережную довольно спокойно. Легко поймали такси и через десять минут были в полной безопасности, запершись в номере.

– Вот это да… – задумчиво сказал Веня, глядя на меня примерно так, как я смотрел на него и в магазине, и в консульстве. – Здорово у тебя все это получилось!

Мне была необычайно приятна его похвала, тем более что ничего особенного я не сделал. Бывали ситуации и покруче! Так что я с деланным равнодушием махнул рукой – мол, ерунда все это…

– Я одного не понял, – продолжал Веня, – зачем мне надо было говорить тебе что-то обидное?

Пришлось объяснять, что для борьбы кураж нужен. Он внимательно выслушал и заверил, что в следующий раз сделает все, как я сказал. И еще извинился за свою растерянность.

– Ты пойми, – мне показалось, что Веня даже покраснел, – я в таких ситуациях теряюсь. Когда головой надо работать, все получается. И зубы заговорить кому хочешь могу.

– Да видел я, – постарался я его успокоить, – один арест американского шпиона чего стоил!

– Вот, вот! А насчет физических столкновений…

– Да брось ты! Пойдем лучше обмоем мою новую ксиву.

И мы пошли в ресторан. Однако расслабиться время еще не пришло – в коридоре к нам подошел эстонец, которого мы видели в компании челночниц. Он был чем-то сильно озабочен, если не сказать взволнован. И классический фингал под левым глазом только подчеркивал сложность ситуации.

Дело в том, что Лембит Луйк (так звали эстонца) с самого раннего детства занимался боксом. Причем не потому, что хотел стать сильным или добиться каких-то спортивных успехов. Нет! И старшие товарищи его не обижали, вызывая страстное желание научиться драться и в один прекрасный день набить им морду при большом стечении народа. Просто однажды он попал на тренировку, случайно, в общем-то, и подумал: “А не заняться ли мне боксом?”

Пока думал – занимался. Через год он решил, что заняться боксом можно, однако теперь надо было решить, где именно заниматься. Еще через год Лембит пришел к выводу, что секция, где он проводил все свободное время, подходит ему наилучшим образом.

На ринге ему не было равных, и причиной тому не только хорошая физическая подготовка, но и особая тактика ведения боя: никогда и никуда не торопиться… Когда противник наносил первый удар, Лембит в лучшем случае только лез через канаты или шнуровал перчатки. Когда противник шел в атаку, Лембит наконец решал его поприветствовать и энергично протягивал обе руки для рукопожатия. Такого двойного удара в корпус не выдерживал даже самый сильный боец. Когда же приходило время контратаки, Лембит так долго примерялся и прикидывал, что удар оказывался настолько неожиданным и не соответствующим ситуации, что не спасала никакая оборона. Если, правда, противник был в это время еще на ринге…

Короче говоря, Лембит Луйк был в Эстонии весьма известной личностью, имел репутацию непредсказуемого и опасного бойца и, что вполне естественно, с началом перестройки нашел применение своим кулакам. В частности, в Стамбул он попал в качестве сопровождающего, по совместительству грузчика, группы челночниц с Центрального рынка города Таллина.

И вот когда товар был закуплен и упакован, дамы устроили банкет (свидетелями которого мы были по приезде). В самый разгар мероприятия старшая группы, уважительно именуемая Маша-бригадир, неожиданно воспылала страстью к сравнительно трезвому, беленькому, чистенькому и аккуратненькому молодому человеку. Лембит попытался объяснить ей, что у него есть невеста Вийви, к которой он испытывает сильное чувство. Она ждет его в Таллине. Поэтому он не очень готов идти в номер к малознакомой женщине, которая приваливается к нему горячим мускулистым плечом и недвусмысленно поглаживает под столом его ногу такой же горячей шершавой ладонью. Чтоб объяснение было доходчивым и убедительным, Лембит начал историю с самого начала – когда он еще учился в школе, а Вийви сидела на соседней парте.

Однако часа через полтора, когда удалось добраться до первого похода в кино, случилось непоправимое. То ли выпитая на жаре водка, то ли горячая шершавая ладонь, блуждавшая уже совсем не там, где надо, сыграли свою роковую роль. И Лембит неожиданно сообщил энергичной даме, уже почти утратившей и надежду и желание, что готов проводить ее до номера.

– Только сначала мне надо немного отлучиться, – добавил он, вставая из-за стола.

– Это еще зачем? – Маша-бригадир встрепенулась, как старая дева при звуках свадебного марша.

– Хочу немного освежиться, – объяснил Лембит и удалился.

Однако пока он ходил в свой номер, мыл руки, ноги и другие необходимые в предстоящем мероприятии части тела, а также чистил зубы, его пассия просто-напросто уснула, продолжая ругаться во сне. А опоздавший Ромео был вынужден спать в коридоре.

Однако самое неприятное случилось утром, когда Маша-бригадир велела Лембиту катиться на все четыре стороны и выкинула через чуть приоткрытую дверь его паспорт, обратный билет и сто баксов, причитавшиеся ему за рейс. А когда он попытался проникнуть в номер с явным намерением сделать то, за чем он, собственно, и пришел ночью, и чего от него так ждали когда-то, дело кончилось тем самым фингалом, который придавал лицу Лембита несвойственную эстонцам выразительность. Видеть эту белокурую бестию, ставшую свидетелем и участником ее несостоявшегося морального падения, Маша-бригадир больше не желала. Правильно говорят, что в любви важно не только высказать одни и те же желания, но и высказать их одновременно…