СЛОМ

– Это я, что ли, кто попало?!

Драповый футляр угрожающе раздулся, грозя разойтись по швам. Однако Левушкин, демонстративно козырнув, заметил:

– Вы слышали приказ? Прошу покинуть помещение, или я буду вынужден применить силу.

– Неслыханно!- возмущенно прошипел завхоз, повернув к выходу.- Это просто неслыханно! Применить силу! Ваше начальство будет об этом немедленно проинформировано! А вы, Метелкин, у меня за все ответите! За все!

Левушкин закрыл стеклянную дверь. Из коридора в последний раз донеслось: «Возмутительно!», и драповый футляр в сопровождении сержанта из оцепления покатился по коридору к лестнице.

– Это есть что?- спросил Штольц, ткнув пальцем в перфорированную трубку, торчащую из манипулятора кибера на одном из фото.

Конструктор поправил очки:

– Это ствол плазменного диссоциатора. Отсюда производится выброс ионизированного газа, неблагоприятно влияющего на электронные схемы противника.

Левушкин присвистнул:

– И какова температура неблагоприятного влияния?

– От трех тысяч до трех тысяч семиста градусов, в зависимости от используемой газовой среды.

– Это кроме шокера, дисковой пилы, молота и водяной пушки?

– Дротики можно исключить,- уверенно заметил Метелкин,- он израсходовал весь комплект.

Штольц взглянул на четыре титановых дротика, пробивших зеркальную стену, и сплюнул.

– Himmelhergott! Вы же не есть школьник, вы есть ученый человек. О чем вы думали, когда делайт diesemonstrum?

– Так я ведь по-честному хотел… Понимаете? По гамбургскому счету. Чтобы настоящий гладиаторский бой, а не запрограммированная показуха на арене. У них же все срежиссировано, понимаете? Все подстроено!

– Настоящий гладиаторский бой?- усмехнулся Йозеф.- Ja, будет бой. Очень скоро. Гамбургский счет. Или мы уничтожаем он, или он уничтожает нас. Три тысячи семьсот градусов. Замечательно. Спасибо большого человека.

– Большое человеческое спасибо,- привычно поправил Олег.

– Йа, данке. Пожарные уже здесь?

– Пожарные уже внизу. Скорая сейчас будет.

– Оцепление?

– Порядок, в зоне оцепления никого.

– Что с кодом доступа?

Левушкин взглянул на монитор контроллера:

– Взломал шесть раз, и он каждый раз меняется.

Метелкин замялся:

– Это защита против хакерского взлома. Чтобы никто не перехватил управление. Я не успел отладить. Может быть… все-таки есть менее рискованный способ обезвредить его?

– Да,- кивнул Олег,- укрепить двери и закачать триста кубометров бетона через вентиляцию.

– Это исключено. Не выдержат перегородки. И… и перекрытие. Можно сделать расчеты, конечно, но… нет, определенно не выдержат…

– Поэтому мы и выбрали другой способ.

– Ну,- сказал Йозеф,- хватит говорить. Будем арбайтен.

Он поднял дезинтегратор, дослал патрон в ствол, опустил забрало шлема и надел дыхательную маску. Левушкин вставил обойму и вывел киберсапера на боевую позицию. Обреченному роботу было суждено принять на себя первый и фатальный удар гладиатора.

– Охрана!- снова распорядился Олег в селекторный микрофон.- Проводите консультанта! Уходите, Метелкин,- приказал он,- и передайте пожарным, чтобы были наготове.

Сержант увел конструктора, и Олег тоже надел дыхательную маску. Холодок воздушной смеси защипал ноздри, зашипел чуть слышно, выходя в клапаны термоброни, заклубил известковую пыль у щиколоток. По спине привычно прокатилась колючая волна мурашек. Мысли обрели чеканную четкость. Раз – пискнул сигнал оружейного идентификатора. Два – главный калибр снят с предохранителя. Три – ракету на боевой взвод. Электронный замок обожженной двери лег на линию прицела. Киберсапер поднял в боевое положение манипулятор с гидропушкой.

– Готов?- спросил Йозеф.

Голос, искаженный гелиоксом, звучал из-под маски по-мультяшному забавно, совершенно не соответствуя серьезности момента.

– Готов,- доложил Олег.

Штольц обернулся на секунду:

– Мы сделаем его. Я слишком близко к свой цель, чтобы умереть сейчас,- он взял оружие наизготовку и решительно приказал,- achtung! Feyer!

***

Бонифаций засопел, скосил налитые кровью глаза на мальчишек-обидчиков и еще раз толкнул дерево широченным лбом. На стволе липы белели свежие отметины рогов, кора кое-где свисала клочьями.

– А что, если он вовсе не уйдет?- спросил Андрей.

Олег, зацепившись ногами, свесился с толстой ветки и потыкал спину быка прутиком. Бонифаций резко повернулся, взрыв копытами землю, но никого сзади не обнаружив, хлестнул себя по боку хвостом, нагнул голову и выдал сиплый короткий боевой клич.

– Да куда он денется?- усмехнулся Олег.- Все равно к вечеру на речку пойдет. Видишь, как наелся? Скоро пить захочет.

– Мы что же, будем до вечера тут висеть?

– А чем плохо?

– Есть хочется.

– Это со страху.

– Вот и нет.

– Вот и да.

– Ничего я не испугался. Сказал – поглажу, и погладил.

– Но ведь страшно было? Честно? И тогда, и потом. И сейчас.

– Нет.

– Врешь.

– Сам ты врешь. Ты сам боишься.

– Боюсь. Всем страшно. Смелость не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы в нужную минуту пересилить страх. Так мой папа сказал.

– Ну, мало ли, что твой папа говорит…

– Он больше ничего не говорит.

– Почему?

Олег подтянулся и влез обратно на ветку:

– Он умер.

– Да ну. Я его сегодня видел в магазине.

– Это мой отчим. Отец погиб на войне.

– Да ну,- сказал Андрей,- на какой такой войне? У нас нет никакой войны.

– Не у нас. Далеко.

– А зачем он туда поехал, если там война?

– Чтобы войны больше не было. Он был миротворец.

– Кто?

– Миротворец, балда. Солдат, который воюет, чтобы не было войны.