Сломанная нота

Это лучше, чем альтернатива.

Зубы стучат.

Сердце колотится.

Все обошлось, но у меня стойкое ощущение, что я вхожу в центр страшного урагана. Словно потеряв Виолу, я играла в игру на легком режиме. Побочный квест. Крошечное препятствие, чтобы я разогрелась. .

А теперь вот-вот начнется настоящее дерьмо.

Конечно, я могу ошибаться. Это может быть мой королевский пессимизм, который заставляет меня чувствовать, что небо падает. Я признаю, что я устала. Так уж сложилось в жизни, что когда со мной случается что-то хорошее, за этим следует что-то еще худшее.

Пресловутый сапог, который падает, всегда вдавливает меня в грязь.

Но, может быть, на этот раз этого не случится.

Может быть, поиск Виолы — это единственное испытание, с которым я столкнусь в обозримом будущем.

Может быть, все будет хорошо.

Я снова дрожу и еще глубже зарываюсь под теплую кожаную куртку Датча.

Он тормозит машину перед нашей квартирой.

На кухне горит свет.

Тень отодвигает занавеску. Почти незаметное движение, но я его вижу.

Мама все еще здесь.

Я стискиваю зубы и вытряхиваю плечи из куртки Датча. Вот тебе и затишье перед бурей. Глупо было даже думать, что я смогу передохнуть.

— Оставь себе. — Говорит Датч, переплетая пальцы с моими.

На секунду становится тепло.

На секунду мне кажется, что я смогу пережить все, что случится, и выжить.

Глупые мечты.

Бесполезно опекать меня или заботиться обо мне. Почему, черт возьми, я должна привыкать к этому? Особенно когда забота исходит от такого человека, как он — Темный. Безжалостный. Существо с золотыми глазами и волшебными пальцами.

Я знаю Датча.

Он в одном дюйме от разъяренного зверя.

Я чувствовала его опасность всю ночь.

Гнев плещется прямо над поверхностью, так же близко, как татуировки на его коже.

Даже бандиты в моем районе знали, что нельзя подходить слишком близко.

Дело не только в Датче, но и во всем, что с ним связано. Я думаю о предложении Джарода Кросса, и у меня начинает болеть голова.

Датч — это осложнение моей жизни. И он мне не нужен. Особенно на фоне всего остального, что я балансирую.

— Я в порядке. — Я бросаю куртку на его колени. — Виола, давай...

Моя сестра выскакивает из машины и захлопывает дверь с такой силой, что весь автомобиль сотрясается. С моих губ срывается вздох. Я ни за что не смогу оплатить даже царапину на шикарной машине Датча. О чем, черт возьми, она думает?

Сжав пальцы, я смотрю на нее через окно.

Не то чтобы она заметила.

Ее хвостик мечется из стороны в сторону, когда она сердито взбегает по лестнице и исчезает из виду.

Я вскарабкиваюсь на тротуар, чтобы проследить за ней.

Дверь машины Датча захлопывается, раздается тихий стук в звездной ночи. Мгновение спустя, он оказывается рядом со мной. Его пальцы смыкаются вокруг моих.

Я снова чувствую тепло. Я чувствую, как что-то защелкивается. Как будто он похоронен внутри меня. Там, куда я не могу дотянуться, чтобы выковырять его и выбросить.

Он тянет меня вперед и прижимает к своей груди. Его руки окружают меня. Большие руки охватывают мою спину и талию.

Он обнимает меня так близко, что я чувствую мускусный аромат его одеколона.

Жар, с которым я так старательно боролась, начинает проникать в каждую клеточку моего тела.

— Я не знаю, что происходит. — Пробормотал Датч. — И ты не обязана мне рассказывать, но я здесь ради тебя.

Его слова мягкие, но его хватка на мне крепкая.

Проклятье.

Проклятье, проклятье, проклятье.

Я не хочу ничего чувствовать.

Я хочу оцепенеть.

Я хочу быть одна.

Заботиться о ком-то другом — значит отнять у меня больше, чем я могу себе позволить, чтобы отдать другому. А у меня не осталось ни одной частички себя, чтобы отдать. Ни сейчас. Никогда.

На кратчайшие секунды я позволяю обнять себя.

А потом я отталкиваю Датча.

Его взгляд давит на меня. Он смотрит на меня. Пытается понять меня. Интересно, что он видит, когда смотрит на меня?

Растрепанную девушку. Грязную. В синяках. Истекающую кровью.

Какую бы игру он сейчас со мной ни затеял, у меня нет сил ее разгадывать. Молча оставляю его на тротуаре и спешу вверх по лестнице.

Входная дверь открыта.

Виола стоит там, застыв.

Все тепло, которое появилось от пребывания в орбите Датча, тут же улетучивается. Я преодолеваю оставшееся расстояние между мной и сестрой, гадая, что за отвратительное зрелище держит ее в плену.

Как только я останавливаюсь рядом с ней и заглядываю внутрь, я тоже замираю.

Мама накрыла обеденный стол.

Три тарелки. Три вилки. Три порции спагетти.

Холодные напитки. Вероятно, Kool-Aid со вкусом розового лимонада. Тот самый, который мы берегли для праздника.

Она улыбается нам одной из своих милых улыбок, от которой морщит глаза и кажется, что она не такая уж подлая наркоманка и больше похожа на тех мам, которых мы видим по телевизору. На тех, что в цветочных фартуках, с поцелуями в лоб и без травм, нанесенных в детстве.

— Что вы обе там стоите? — Мама выдвигает стул во главе стола. — Вы, наверное, голодны. Садитесь и ешьте.

Я замечаю, как по руке Виолы бегут мурашки. Это вполне объяснимо.

В ее понимании мама действительно умерла. Почему она должна сомневаться в этом? Мы видели, как они сжигали ее труп. Я держала Виолу, когда она плакала и рыдала несколько дней, из ее тела выходило столько воды, что я думала, она умрет от обезвоживания.

Мы приспособились к жизни сирот.

Без родителей.

В одиночестве.

Мы выжили.

А теперь мама здесь, в нашей гостиной, притворяется, что все нормально.

Притворяется, что все в порядке.

Притворяется, что все это не так уж и плохо.

— Пойдем. — Говорю я сестре, подталкивая ее локтем. Не похоже, что мама уйдет, если мы будем стоять здесь всю ночь.

— Не трогай меня.

Она отдергивает руку.

Резкость в ее тоне пробирает меня до костей. Как и вспышка ненависти в ее глазах.

Я опускаю взгляд в пол и следую за ней, пока она идёт к столу.