Сломанная скрижаль

— Вышивать? — удивился Борн. — Вот так, как на этой скатерти?

Он указал на вышивку ришелье по самому низу льняного полотна, покрывавшего обеденный стол.

— Да, — улыбнулась Ханна. — Я умею и так, и гладью.

— Мне было бы интересно увидеть, как ты это делаешь! Я позабочусь, чтобы тебе принесли полотно и нитки.

Демон снова налил Ханне вина, сладкого, ароматного, и подвинул блюдо с нарезанной ветчиной.

— Ну её, эту кашу, — сказал он. — Налегай на вино и мясо, женщина! А потом мы посетим с тобой ратушу. Нужно проверить, вдруг она всё-таки пострадала от бунтовщиков?

Глава 5. Фурия и шершни

После завтрака, слуги и вовсе попрятались. Дворец стал пустым, и каждый шаг отдавался в нём глухим стоном.

Борн велел Ханне одеться, как подобает новой правительнице Вирны, и она собственными руками честно перебрала всю одежду в шкафу, что нашлась в спальне.

И не обнаружила ничего подходящего: платья супруги правителя не годились для правительницы.

Платья были совсем не так пафосны и нарядны, как было принято. И сшиты, наверное, для того, чтобы супруга не затеняла мужа своим величием и красотой.

Ханна никогда не видела правителя Вирны, но рассказывали, что он был мелок, плешив и плюгав. И платья жены говорили об этом же — кричащие цвета, слишком закрытые руки и грудь…

— Плохо, — задумчиво произнёс демон, просачиваясь сквозь запертую дверь. — Нужно найти опытных швей, но это после. Сейчас надень лучшее платье из тех, что видишь.

Он отвернулся, и Ханна безропотно облачилась в красное бархатное платье.

Затянуть корсет и надеть колье ей помог демон. Ему, кажется, даже понравилось играть роль горничной.

— И что не так в этом платье? — спросил он, с любопытством разглядывая женщину.

Красное платье очень шло к рыжим волосам Ханны, а гармония цвета — вещь, понятная даже демону.

— Оттенок красного слишком плебейский, — пояснила она. — Здесь должен быть пурпур. И отделка не серебром, а золотом. Серебро допускается только на синем или зелёном бархате, особенно если это костюм для конной прогулки.

Всё это она узнала, когда обучалась шитью, и вот, наконец, пригодилось.

— Так? — спросил демон, и платье послушно изменило цвет.

Ханна, прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от удивления. Она никогда не видела такой сильной магии.

Ведь одно дело убить человека — он же совсем кое-как сделан, а с другой — заставить бархат, что и полиняет не враз, — изменить тон.

— А можно ещё темнее? — попросила. — Как те, виренские розы, что растут возле ратуши?

Борн задумчиво погладил голову ящерицы, обвивающей его локоть, и платье потемнело ещё на один тон.

— Уже неплохо, — вежливо улыбнулась Ханна.

Бархат был всё ещё другого оттенка, но в его ворсинках появился дополнительный цвет — изнутри, из самой глубины ворса шла чернота. Красное и чёрное сразу… Пожалуй, такой чудесный цвет будет достоин платья правительницы.

— А теперь — нужно поменять нить… — Ханна порывисто шагнула к Борну, чтобы показать ему, где должна располагаться вышивка золотом…

И тут раздался звук удара, потом звон!

От окна прыснули осколки, и Борн в то же мгновение вырос перед Ханной, прикрывая её своим телом от посыпавшегося разноцветного стекла.

Она запоздало вскрикнула, больше от сожаления: витражное окно спальни было разбито, а… на низеньком кованом подоконнике стояла страшная женщина с чёрно-синими крыльями.

— Ты спятил! — закричала она, широко разевая рот, больше похожий на клюв. — Баба не может сидеть на троне правителя! Это против всех законов этого мира! Гони её прочь!

— Это ты свихнулась, Алекто, — холодно отозвался демон. — Зачем ты решила перечить мне? Захотела навечно остаться кошкой?

— Ты не посмеешь меня тронуть! Моя месть будет страшна!

— Это ещё почему? — удивился демон. — С чего мне бояться мести облезлой кошки?

— А с того, что твоя Алисса родит тогда лавовое отродье без разума и души! — заорала женщина, хлопая крыльями. — Она у нас! Она скоро разродится твоим зверёнышем! И мы не допустим, чтобы в ребёнка вошла человеческая душа!

— Убирайся прочь, Алекто! — Демон сделал вид, что слова женщины не произвели на него вообще никакого впечатления, никакой Алиссы он не знает, а детей десятками ест на завтрак. — Ты точно не в себе, видимо, мозг у тебя так и остался кошачий.

— Убей эту смертную дуру, и я уйду! — зашипела Алекто.

— Не твоё дело, кого я решил посадить на трон! Прочь, я сказал!

— Ты не сумеешь! Только посмей ввести в тронный зал эту бабу! Трон пожрёт её! Ты оскорбляешь своими поступками Землю и Ад, Изгой!

— Я сказал — убирайся! — холодно отрезал Борн. — Или я посажу тебя в клетку, и будешь сидеть там кошкой, пока не сдохнешь от немочи и старости!

— Раньше я откушу голову твоей Алиссе! — огрызнулась женщина.

— У тебя нет зубов, — отмахнулся демон. — Лучше отпусти Алиссу, или ты никогда не увидишь больше своего любимого Ада.

Эти слова почему-то ужасно разозлили женщину.

— Мразь! Предатель! Отдай мне замок правителя! Он мой по праву! — заклекотала она, топыря в ярости крылья.

Борн только рассмеялся, глядя как она бесится.

Женщина хлопала крыльями, вырастила когти на пальцах, но приблизиться к демону не могла. Она словно бы ударялась в прозрачную стену.

Ханна потихоньку перестала робеть, и из-за плеча Борна разглядывала страшную гостью, покрытую крошечными иссиня-чёрными пёрышками, гадая, что же это за тварь? Демоница?

— На трон сядет женщина, Алекто, — отрезал Борн. — И посажу её туда я. И не тебе здесь спорить со мной.

— Ты преступил все законы! Ты — преступник!.. Ты украл у меня трон! — горло женщины вздувалось, слова стали неразборчивыми и похожими на птичий крик.

— Да неужели? — усмехнулся демон. — И какие же законы я преступил? Мир стоит теперь на равенстве мужских и женских стихий. Мужские стихии — огонь и воздух — несут семя жизни в стихии женские — воду и землю. В этом мире мужчины и женщины равны от рождения! Я имею полное право…

— Заткнись! Нет! Не бывать этому никогда!

— Здесь будет так, как решил я! Это — мой мир! — Борн возвысил голос, и замок правителя закачался и застонал, подчиняясь ему.

— Ты захватил мой замок! — взвыла женщина. — Но ты никогда не сможешь посадить эту бабу на трон! Трон не примет её!