Сломанная скрижаль
Шрифт:
— Зато сможешь ты, — отрезал Борн.
— Людским детям? — оскорбился чёрт.
— А кому? Толика магии в мире осталась. Если мы сейчас не возьмёмся выявлять способных, она истает вся.
— Но ты сказал, что черти будут повелевать душами? — нахмурился Бин-Бен Зибигус, не понимая пока, куда клонит демон.
— Пора бы вам знать: кто обучает молодёжь, тот и повелевает душами этого мира! — невесело рассмеялся Борн. — Здесь будут расти те, кто станет властвовать в мире людей. — Он мрачно посмотрел на чертей. — Помочь мне обосновать академии — сначала в Вирне, а потом и в других городах — ваш
Бин-Бен Зибигус, Акко Ибилисимус и Герман Крохт быстро склонили головы. Может, они и не поняли, но спорить с правителем не собирались.
— А где будет первая академия? — тихо спросил старый чёрт, изучая отполированную столешницу.
— Прямо здесь, в резиденции, — пояснил Борн. — Пусть в гостевых дворцах живут преподаватели и дети. Новому правителю не нужно столько дворцов. Он удовольствуется главным зданием.
— А кто он, наш новый правитель?
Бин-Бен Зибигус робко поднял глаза, а Ибилисимус и Крохт замерли, сгорая от любопытства.
Глава 3. Ключ и замок
Конюшня так и осталась невычищенной. Конюх ушёл сушить мокрую одежду и успокаивать наливкой растревоженное нутро, Фабиус отправился на верхний этаж колдовской башни, чтобы поговорить, наконец, с Борном, а юнцы под шумок стащили в кладовой вяленую баранью ногу и уединились с нею на веранде дома кузнеца, где жили оба подмастерья.
Есть хотелось ужасно, а баранина была ужасно жёсткая. Малко безжалостно кромсал её в темноте и в конце концов загнал кончик ножа в ладонь. Только после этого и распрощались.
Диана убежала в каморку кухарки, парни улеглись спать на веранде. Там было холодновато ещё, но ночевать в доме у конюха после сегодняшнего прогула они опасались.
Скоро большая часть обитателей крошечной деревеньки уснула, и на острове Гартин стало тихо и благостно. Только бурная Неясыть шумела, да ветер нёс дальний запах костра углежогов.
Магистр Фабиус вошёл в колдовскую башню, чтобы сразу подняться в пентерный зал, где он обычно занимался магией, и поговорить там с Борном.
Пентерный зал — то есть имеющий пять секторов, как нельзя лучше подходил теперь для работы со стихиями, которые Фабиус поделил на землю, воду, воздух, огонь и флюид — сверхгорячее вещество, заменяющее демонам кровь.
Маг, однако, отвлёкся. Ночь наступила ясная и тёплая, а главное, четвёртая от той, когда он заточил в колбу язычок заговорённого пламени.
Он вторую весну искал ключ к разговору с живыми стихиями мира. Ведь людям так нужна была магия.
Для очередного эксперимента он наполнил колбу горючей жидкостью, посадил туда язычок огня и закупорил отверстие простеньким заговором.
Если язычок пламени имеет какой-то разум, полагал Фабиус, значит, выпив всё, что налито в колбу, он попытается освободиться. И маг хотел посмотреть, как.
Призовёт ли огонь свою стихию? Попытается ли выбраться с помощью стоящего рядом мага, попросив его о помощи?
Но…
язычок просто угас, и разочарованный маг сел описывать опыт.Спохватился он уже утром. С Борном-то так и не поговорил!
А ведь вопрос с магическими способностями Дианы не менее важный. И тоже требует, чтобы его записали!
Фабиус тщательно занёс в книгу опытов увиденное — крик Дианы, грозовой порыв ветра, мокрые штаны конюха…
И только потом отправился на третий этаж.
В пентерном зале, стоя в пентаграмме, до Борна докричаться было всё-таки легче, чем из кабинета второго этажа.
Маг вошёл, глянул в узкое, как бойница, окно и увидел, что на улице уже совершенно рассвело, и прачки моют на реке рубахи. А из трубы летней кухни идёт аппетитный дым. Наверное, Малица печёт пироги со щавелем, она принесла его вчера из леса вместе с крапивой.
Магистр Фабиус проглотил голодную слюну, ощутил, как кишки стучатся в желудок, вздохнул жалобно и со свистом, но налил в канавку в пентаграмме немного крепкого самогона, зажёг и встал в самый центр, крепко сжав висящий на груди магический кристалл.
— Борн, я взываю к тебе! — громко произнёс он.
Минуты две ничего не происходило. Но потом демон всё-таки откликнулся, мрачный и недовольный неожиданным вызовом.
— Что у вас там опять случилось? — спросил он сердито.
Фабиус поморщился. Борн вот уже вторую неделю изображал крайне занятого и непонятно, чем себя тешил. Оголодал, что ли, и ловил по лесам души особенно закоренелых грешников, бандитствующих на виренском тракте?
— Ты совсем отбился от дома, — укоризненно сообщил магистр Фабиус.
— Ты за этим оторвал меня от работы? Чтобы отчитать? — сухо поинтересовался демон.
— Ну, я же не лентяй, вроде тебя, — рассердился Фабиус. — Я занят экспериментами и серьёзными делами, пока ты где-то шляешься!
— Это всё? — уточнил демон, и лик его начал размываться и подёргиваться.
— Да нет же, стой! — крикнул Фабиус. — Магия проснулась в Диане!
— Я знаю, — кивнул Борн. — Я наблюдал за ее аурой. Она посветлела и начинает опалесцировать. Это — хороший знак.
— А почему ты мне ничего не сказал? — нахмурился Фабиус.
— У тебя есть глаза, ты мог бы сам…
В это время за спиной у демона раздался отдалённый человеческий рёв. Борн оглянулся, связь разорвалась, и сущий окончательно исчез из вида.
***
— У тебя есть глаза, ты мог бы сам…
За окном бахнуло и где-то внизу заревела чернь.
Борн активировал магическое зрение и поморщился. Бунтовщики в Вирне решили отметить утро взрывом ратуши. Оказывается, они всю ночь таскали к ней самодельный порох, изобретённый каким-то местным умельцем.
Демон видел ночью шевеление на площади, но не разорваться же ему на десяток маленьких надзирателей за людьми?
Только когда порох рванул, к счастью, только опалив крепкий кирпич ратуши, Борн понял, чем были заняты бунтовщики всю ночь.
И кроме него опять некому было прекращать безобразие — разгонять толпу, сводить с ума гениального изобретателя…
Или в подвал его заточить? И дать ему побольше чернил и бумаги? Вдруг изобретёт что-нибудь дельное?
В тюрьме особенно хорошо изобретается, это Борн изучил на себе.