Сломанный солдат

– Ну да, но…

– Вот и я так решил, – не дал он возразить мне. – Этот месяц я потрачу на стажировку в Яндексе, и к моменту когда вы, ребята, вернетесь с поля боя, я, возможно, уже буду работать полный рабочий день.

– А военник? Пойдешь в аспирантуру?

– К черту сборы и аспирантуру. И то, и другое – бесполезная трата времени. А военник я как-нибудь да получу. Я ведь не первый, кто это попытается сделать – значит, все будет окей, – и он широко улыбнулся.

Что-то здесь было нечисто. Если он действительно не сомневался в принятом решении, то зачем явился в тот день на военную кафедру? Зачем красил тот проклятый забор под палящим солнцем вместе со всеми остальными? Быть может, он испугался в последний момент. А, может быть, напротив, набрался смелости. Я спросил его об этом. Он лишь развел руками.

– Ну, я, конечно, сомневался. Все еще сомневаюсь в какой-то степени. Но если еще утром я думал, что сборы будут чем-то вроде летнего лагеря, может чуть хуже, то после покраски забора и всех этих историй про работу на аэродроме… Ну нет, спасибо. Уж лучше потратить этот месяц на свою карьеру.

Пример Марка, дурной или нет, был заразителен и завиден. Вот он, человек, которому хватило мужества восстать против установившегося хода вещей, четко расставив свои приоритеты. Порой отказ от принятых ранее решений дается сложнее их принятия, и фигура Марка в моих глазах внезапно выросла до героических масштабов.

– Ты все же поедешь? – спросил он меня.

– Я не уверен. Как бы и не хочу вовсе, но, кажется, это того стоит. Уж слишком много времени было вложено в это все дело.

– Как знаешь, – протянул Марк тоном учителя, намеренно позволяющего своему ученику допустить ошибку. «Вот она, у тебя перед носом, но ты ее не видишь. Позже я скажу, что предупреждал тебя, но пока – делай что хочешь».

– По какому поводу пицца, парни? – подала голос Ира, о присутствии которой я как-то успел забыть.

– Я проставился, – ответил Димон. – У нас был спор, поедет Марк на сборы или нет.

– И он с позором проиграл! – просиял Марк.

Позже, когда Ира наелась и общие темы для разговоров между мню и Марком были исчерпаны, мы с ней вернулись ко мне комнату. Ира как-то назвала ее «гейским уголком нашего общежития». И в принципе, ее можно было понять: центр комнаты был устелен ковром, украшенным концентрическими кругами всех цветов радуги, северная стена на одну половину была завешена винтажными постерами со снимками из старых мюзиклов, а на другую половину – оклеена скопищем крохотных люминесцентных звездочек, светящихся по ночам слабым зеленовато-желтым светом.

– Знаешь, о чем я только что подумала? – сказала Ира первым делом, как только мы зашли ко мне. – Возможно, тебе удастся найти его по общим знакомым. Или в каком-нибудь общем чате, может, у вас есть такой?

– О чем ты… – начал было я, не сразу уловив ход ее мысли, но до меня быстро дошло. Странно, что я не подумал об этом раньше.

Как и следовало ожидать, у нас с Богданом был один общий знакомый – Максим, староста, возведенный не так уж и давно в чин старшины роты. Видимо, Максим поддерживал связь со всеми своими подопечными. Так, на всякий случай. И в списке его контактов не составило труда найти нужного мне человека.

– Черт, пустой профиль! – воскликнула Ира, разглядывая мой телефон. – Ни фотографий, ни личной информации – ничего! Ты уверен, что это он?

– Другого тут с такими именем нет, – ответил я, так же немного огорчившись.

– Тебе нужно помочь собраться? Ты ведь не передумал? Потому что мне кажется, Марк зря отказывается от этой возможности.

Но мне не нужна была помощь со сборкой – всего-то нужно было сложить пару шмоток и не забыть про зубную пасту с щеткой. Мы тепло попрощались, он пожелала мне удачи и строго наказала писать ей, когда будет выпадать такая возможность. Когда ее шаги стихли в коридоре и я снова остался один, взгляд мой вновь приковала к себе дорожная сумка, все так же молча ожидавшая меня. Но это уже был момент ее торжества, ибо я начал бросать в нее вещи. Первым делом в нее полетели книги. Эрих Фромм, Курт Воннегут, Марио Пьюзо, Нил Гейман – все, что оставалось непрочитанным на моей книжной полке.

Я обвел комнату взглядом человека, надолго покидающего свой дом и не уверенного, вернется ли он когда-нибудь. Разумеется, я вернусь. И не то, чтобы я буду сильно скучать по этой комнате. Но это был важный момент моей жизни, и мне нужно было встретить его надлежащим образом. А потому: долгий зевок, усталый вздох и резолюция, уже принятая мной, которую я выпустил во внешний мир:

– Окей, один педик среди вас все-таки будет.

Глава 3

Очередное утро, несущее с собой невыносимую жару, особенно страшную для того, кто осмелился воспользоваться общественным транспортом, одевшись в военную форму, будучи при этом еще и обремененным сумкой, набитой вещами и книгами, вступило в силу слишком быстро и неожиданно, разорвав в клочья следы райской ночной прохлады с первыми же лучами солнца, не оставив ни малейших надежд для путников, ищущих спасения от жары в тени. Казалось, воздух успел раскалиться до нескольких десятков градусов за считанные минуты. Не успев выйти из общежития, с практически расстегнутым кителем поверх голого тела и еле зашнурованными берцами, я почти сразу начал обливаться потом.

К девяти часам утра вокзал, куда всем отправляющимся на сборы было велено явиться ровно в назначенное время, представлял собой гудящую раскаленную площадку. Все пространство за выходом к поездам дальнего следования было залито ярким светом, ни намека на тень, в которой можно было бы укрыться. Единственное наименее освещенное место у восточного прохода по какой-то причине было заполнено толпой детей в окружении несметного числа огромных чемоданов и едва ли меньшего числа их родителей, без умолку тараторящих о чем-то.

Множество голосов, звуков, запахов сливаются на вокзале воедино, образуя уникальную атмосферу, безмерно ненавидимую большей частью известных мне людей. Только здесь ранним утром вам могут попытаться продать самые свежие булочки в Москве, испеченные на самом-то деле несколько лет назад, которые будут ожидать своего невнимательного покупателя до конца времен, или, по крайней мере, до тех пор, пока сам вокзал, а вместе с ним, возможно, и продавец, не сгинут или не переместятся в другое место. В любой момент цепочка из усталых, печальных людей, сыплющих налево и направо матом и ругательствами, проклинающих жизнь и все остальное человечество, медленно пробирается к вагонам.

Поезда и люди двигались, сменяя друг друга, а мы, как клоуны в военной форме, стояли на одном месте, ждали непонятно чего, и от этого время текло еще медленнее.

– Может подождем майора внутри?

Максим презрительно посмотрел на курсанта, посмевшего задать этот вопрос и посильнее натянул на голову свою кепку.

– Приказ был ждать выхода к поездам здесь. У этой самой доски, у этой самой платформы. Поэтому ждем здесь.

Он ходил взад-вперед, не двигая руками, взгляд прикован ко входу, ведущему к платформам. Словно верный пес, ожидающий хозяина и не позволяющий разбежаться стаду тупых овец. Так мы и стояли, сумки и чемоданы свалены в одно место, мы – столпились вокруг них.

Кто-то из парней привел с собой девушек. Эти парочки сидели чуть поодаль от общего скопления, наслаждаясь последними романтическими моментами перед долгой разлукой. Хотя кого-то, например белобрысого Артема, пришли проводить двое друзей, и они стояли в стороне, разговаривая о чем-то своем, часто заливаясь хохотом. Но большая часть ребят, и я был в их числе, пришли в одиночку, никем не сопровождаемые, угрюмо дрейфующие близ сумок, поглядывающие каждые несколько секунд в телефоны. О чем было говорить? Все были взволнованы, никто скорее всего не успел позавтракать, все устали от жары, хотели побыстрее очутиться в поезде, где можно было бы переодеться во что-то более легкое.