Словенская литература ХХ века

Ведущее место в творчестве словенских прозаиков, работавших в оккупированной Любляне, занимает в эти годы крестьянская тема. Эта проза, продолжавшая традиции словенских классиков Й. Юрчича, Ф. С. Финжгара, Ф. К. Мешко, опиралась на идеи, которые отстаивал журнал «Дом ин свет». В духе идиллического мировосприятия и социальной бесконфликтности написаны рассказы и повести Я. Ялена, С. Коципера, С. Янежича и др. Наибольшее признание получили романы «Горец» (1942) Станко Коципера (1917–1998) и «Крка умирает» (1943) Йоже Дулара (1915–2000).

Роман «Горе ц» стал, по утверждению автора, гимном родной земле, гористой Прлекии, родине виноградников и виноградарей. В отличие от писателей 1930-х гг. (Прежихова Воранца, М. Кранеца, А. Инголича, Ц. Космача и др.), также обращавшихся к региональной тематике и привлекавших внимание к деградации патриархального крестьянского мира и обесцениванию его исконных нравственных ценностей, Коципер пытается этот мир восстановить, утвердить непреходящую значимость таких начал, как Бог – Земля – Семья (Любовь). Эти три начала для автора неразделимы и определяют духовный смысл жизни крестьян [113] . В основе сюжета – хроника семьи виноградарей и пахарей Лакичей: деда, сына и внука, судьба которых тесно связана с жизнью общины и обусловлена социально-экономическими процессами, происходившими в словенской деревне в предвоенные годы. Главным для писателя становится раскрытие роли крестьянства, которое, по его убеждению, является хранителем словенского этноса. Авторскому идеалу – «пропитанному солнцем горцу» – отвечает образ внука Людвика, истинного наследника земли и виноградников. Прозаик подробно описывает этапы взросления и мужания героя, постепенного осознания своей неразрывной связи с землей, с родными горами. Тенденция к идеализации ощущается и в подчеркнуто положительном характере главного героя, и в красочных, почти буколических описаниях сельских праздников, и в порой психологически немотивированных поступках героев. Образы других персонажей призваны, по мысли автора, еще сильнее подчеркнуть основную идею произведения. Так, пагубность отрыва от земли ради другого, более легкого пути в жизни олицетворяет трагический образ отца героя Конрада, гибнущего в безрезультатных поисках нефти. На примере судьбы Юлики, возлюбленной Людвика, отказавшейся от жизни в городе и возвратившейся в родное село, Коципер раскрывает традиционное для словенской крестьянской прозы противостояние аграрного и урбанистического начал, отдавая явное предпочтение первому. Наиболее яркие страницы «Горца» связаны с описанием последних минут жизни Янеза, самого старшего Лакича. Картина смерти старого хозяина и старой лозы, которая должна уступить место молодым побегам, имеет глубокий символический смысл. Роман стал своеобразной иллюстрацией идеи Т. Дебеляка о необходимости создания нового героя. Хранящий верность патриархальным идеалам «аграрного культурного архетипа» [114] , преданный земле, считающий труд на ней источником морального и физического здоровья словенский крестьянин – это и есть тот новый «добрый человек», о котором мечтал Дебеляк.

113

См.: Pogacnik J. Idila kot aktivno zivljenjsko nacelo // Sodobnost. Ljubljana, 1992. St. 2. S. 202–215.

114

Pogacnik J. Idila kot aktivno zivljenjsko nacelo… S. 215.

Роман Й. Дулара «Крка умирает», также роман-хроника, дает эпическую панораму жизни нижнекраинского села в середине XIX в. История семьи зажиточного крестьянина Урбихи, развитие его взаимоотношений с родными, односельчанами, его конфликты с бедняками, выступавшими против установленных правил ловли раков в реке Крке, позволяют автору показать весь срез жизни крестьянской общины. В романе отражены и процессы социального расслоения деревни, и те перемены, которые происходят в самих людях. Герой романа, этот «крестьянский король», убежден, что «настоящее счастье держится на доброй земле, на хороших деньгах и на том, чего люди боятся и что уважают». Он не замечает, как его деспотизм и стремление к богатству приводит к расколу в семье, разрушительно влияет на судьбы его детей. В конце концов Урбиха из-за начавшегося мора раков (ловля которых и умножала богатство героя) теряет все, что было достигнуто дорогой ценой, словно природа мстит за себя. Поэтические описания словенской природы и в первую очередь реки Крки, символа гармонии и вечного движения жизни, относятся к лучшим страницам произведения. Роман Дулара, отмеченный романтико-реалистической манерой повествования, свободный от морализаторства, был высоко оценен современниками как произведение, достойно продолжающее традиции словенской крестьянской прозы.

Особняком среди прозы военных лет стоит творчество С. Майцена. Его книга «Мастер Мехо» (1944) объединила разные по жанру произведения: символико-аллегорические картины на евангельские сюжеты, реалистические рассказы из жизни крестьян, а также новеллы и рассказы, навеянные воспоминаниями о Первой мировой войне. Общим для них является стремление автора взглянуть на события современной жизни с нравственных позиций. Так, Иисус в них выступает не как богочеловек, а как простой путник («Иисус и слепой»), сталкивающийся с душевной слепотой и злобой, поразившими мир людей. Масштабы этой «болезни» повергают его в ужас и лишают сил («Мать своих сыновей»). Лейтмотивом другой группы произведений Майцена («Баба Хана», «Мастер Мехо и Мария», «Лиана и Хелиан»), где герои воплощают людские пороки или достоинства, становится вечная борьба добра и зла. Глубокими размышлениями о бессмысленности и абсурдности войн отмечены рассказы «На марше», «В окопах», из которых вырастает символический образ войны как бессмысленного и бесцельного походного марша, движения в никуда.

В 1944 г. Майцен создает пьесу «Матери» (поставлена на сцене Словенского национального театра в 1945 г.). В основе сюжета – судьба крестьянской семьи Лебаров, потерявшей в годы Первой мировой войны своего единственного наследника. Столкнувшись с проблемой выбора: разорение хозяйства или признание своим внуком, а значит и наследником, незаконного сына батрачки Юлки, – мать погибшего Андрея Лебара делает выбор в пользу спасения рода и земли. Поступок матери преображает и Юлку, и она мужественно защищает своего ребенка и себя от шантажа и угроз. Словенская исследовательница М. Боршник относит это произведение к лучшим образцам традиционной для словенской литературы XIX–XX вв. крестьянской «пьесы для народа», в которой подняты важные для понимания национального характера проблемы: способность во имя продолжения рода и процветания своей земли бороться с вековыми предрассудками и условностями жизни [115] .

115

Borsnik . Stanko Majcen drugi ustvarjalni dobi (Z upostevanjem fragmenta in rokopisov prejsnje dobe) // Majcen S. Izbrano delo. Knj. 2. Maribor, 1967. S. 466.

В современном словенском литературоведении все больше внимания уделяется не известным ранее фактам развития национальной литературы во время войны. С одной стороны, продолжается многолетнее изучение и публикация произведений, созданных в лагерях, в изгнании; с другой – в фокусе внимания оказывается творчество писателей, до сих пор не рассматривавшихся в контексте литературы военного времени. Так, в Вене в первые годы войны существовал литературный кружок Я. Ремица (1921–1945), который объединил словенских студентов, учившихся в Венском университете. Результатом их усилий стал нелегальный литературный рукописный журнал на словенском языке «Дунайске домаче вайе» (1944). В него были включены статьи религиозного и культурно-исторического содержания, стихи И. Хрибовшека, Й. Шмита, Ф. Филипича. Не вошедшие в единственный номер журнала стихотворения были объединены молодыми авторами в рукописные сборники «Возгласы молодых» Шмита (1943) и «Стихотворения» Хрибовшека (1944). В них доминируют стихи-исповеди (цикл «Из моего дневника» Шмита), философские размышления о времени, судьбе родины и собственном жизненном пути («Весенняя песня» Хрибовшека).

Большинство стихотворений написаны в духе французской декадентской поэзии, но с присущим словенскому экспрессионизму трагическим пафосом, который передает настроения горечи и безысходности.

При взгляде на литературный процесс в Словении в период оккупации и народно-освободительной борьбы бросается в глаза сосуществование в нем двух основных художественных потоков: нелегального и легального. К первому относится партизанская литература и фольклор, а также произведения, написанные в концлагерях и изгнании. По своей значимости и объему, по вовлечению в творческий процесс широких масс эта литература представляет собой уникальное явление, в чем уверены словенские литературоведы: «В нашей истории еще не было периода, который бы так крепко объединил поэтические силы и связал людей разных взглядов и позиций общей жизненной темой и идеей» [116] . Партизанской проблематике – темам сопротивления, страдания и надежды – посвятили свои произведения авторы разных поколений – от О. Жупанчича до И. Минатти. Характерной особенностью партизанской лирики стал ее оптимистический антифашистский пафос. Другими важными ее чертами были демократичность, коммуникативность, простота и ясность выражения. При этом в патриотической поэзии сосуществовали различные стилевые течения. Одни авторы опирались на традиции народной песни, другие на поэтику экспрессионизма или футуризма. Однако в условиях войны эти различия нивелировались, что приближало авторов к реалистической или романтико-реалистической поэтике. Преобладала романтическая героизация «нового человека» – патриота-борца, патетика и морализаторская декларативность.

116

Paternu В., Glusic-Krisper H., Kmecl . Slovenska knjizevnost 1945–1965. Knj. 1. Ljubljana, 1967. S. 9.

В поэтических произведениях, представленных в легально выходившем в эти годы журнале «Дом ин свет», доминировали элегические интонации, связанные с образами страдающей родины и невинных жертв войны, хотя в целом их отличала известная индифферентность по отношению к антифашисткой проблематике. В этом смысле творчество Ф. Балантича противостояло революционной, социальной поэзии К. Дестовника-Каюха и М. Бора, что свидетельствовало о разнонаправленности словенской военной поэзии.

Партизанские репортажи и рассказы, как и одноактные пьесы, благодаря своей актуальности обладали огромной силой воздействия на читателей и зрителей. Однако по своим художественным достоинствам они уступали аналогичным произведениям в литературе предвоенного времени, в первую очередь созданным в русле социального реализма. Легальная же проза католической ориентации в большинстве своем сознательно отказывалась от темы войны и оккупации, делая акцент на нравственно-этических проблемах (Ф. С. Финжгар, С. Майцен, С. Цайнкар) или идеях национального согласия. Авторы широко представленной в эти годы крестьянской прозы (Й. Дулар, С. Коципер Я. Ялен), освещавшие жизнь села сквозь призму патриархально-крестьянской морали, ответили на вопрос о новом герое литературы, по-своему. Человеку борьбы, сражающемуся герою народно-освободительного движения, они противопоставили человека труда, который был носителем и защитником вековых традиций словенского народа.

После войны судьба словенских литераторов сложилась по-разному. Многие из тех, кто поддерживал ОФ и национально-освободительное движение, после освобождения активно включились в процесс создания нового общества. Другие были вынуждены эмигрировать. Некоторые пережили тяжелое время репрессий (Я. Модер) или замалчивания (А. Градник). Большая группа словенских деятелей культуры после 1945 г. оказалась в эмиграции в Аргентине и Канаде (Т. Дебеляк, С. Коципер, З. Симчич, К. Маусер и др.). Однако во время войны все они несли читателям словенское слово. В сосуществовании этих двух потоков – революционного, направленного на обновление всех форм социальной жизни, включая культуру, и «охранительного», препятствующего радикальной «ломке» и в той или иной мере тормозящего распад сложившихся традиций и норм, – был реализован потенциал словенской литературы военного времени, достойно пережившей выпавшие на ее долю испытания.

* * *

29 ноября 1945 г. на Учредительной скупщине в Белграде была принята декларация о ликвидации монархии и провозглашении Федеративной Народной Республики Югославии (ФНРЮ), в которую на правах республики вошла Словения. По Конституции 1946 г. все вступившие в федерацию народы получили равные права на свободное развитие своей национальной культуры [117] . Культурная жизнь Республики Словении обновляется: открываются государственные издательства и типографии, возникают культурные центры и творческие организации – в 1945 г. возобновляет работу общество писателей, резко увеличивается количество печатной продукции, но при этом концентрация власти в руках КПЮ становится главной предпосылкой для возникновения в стране единого культурно-идеологического пространства и общегосударственной культурной политики. «Важнейшей задачей первых трех послевоенных лет, – отмечает Г. Я. Ильина, – оставалась консолидация демократических, антифашистских сил» [118] , в том числе и творческой интеллигенции. Этому во многом способствовал I съезд писателей Югославии (1946). Подавляющее большинство литераторов страны, в том числе словенских, приняло новую Югославию, веря в гуманистический характер и благие намерения новой власти. Они не ожидали, что в скором времени культурная политика начнет регламентироваться компартией, а в качестве основного художественного метода «сверху» станет внедряться социалистический реализм ждановского типа, который, однако, не получит широкого распространения. Общая эйфория от победы над фашизмом сопровождалась презрением и ненавистью к предателям и коллаборационистам, которые нередко распространялись и на простых обывателей. В Словении, где борьба с фашистской экспансией была осложнена гражданской войной, эти настроения еще больше отдалили писателей, вынужденных в 1945 г. эмигрировать, от оставшихся в стране. К концу 1946 г. существенно расширяется влияние концепции искусства, отдающей предпочтение одной традиции – традиции революционной литературы межвоенного и военного периодов, прежде всего социального реализма, а также опыту советской литературы 1930–1940-х гг., которые выдвигали на первый план изображение нового, героического человека и нового общества. Проводить в жизнь эту концепцию был призван Отдел агитации и пропаганды ЦК КПЮ (Агитпроп), созданный в 1945 г., в котором за идеологию отвечал словенский философ-марксист Б. Зихерл. На первый план были выдвинуты классовость искусства, требование героизации борцов с фашизмом и тружеников социалистического строительства, необходимость бескомпромиссной борьбы с индивидуализмом. Тем самым насаждалась политизация и унификация художественного творчества. В таких общественно-политических условиях словенская литература так же, как и другие литературы новой Югославии, начала свой путь выживания при социализме. Принципиальными, как отмечает Я. Кос, здесь оказались первые пять послевоенных лет [119] . Литературу этих лет создавали авторы разных поколений и эстетических воззрений, объединенные стремлением понять, что помогло народу победить заведомо более сильного противника, а также увековечить его мужество и героизм. Этим можно объяснить художественную специфику произведений 1945–1950 гг., опиравшихся на документы, факты, воспоминания, дневники, приоритет малых жанров – рассказа, новеллы, очерка, репортажа.

117

Югославия в XX веке. Очерки политической истории. М., 2011. С. 547–548.

118

Ильина Г. Я. Литература Югославии // История литератур Восточной Европы после Второй мировой войны. Т. I. 1945–1960 гг. М., 1995. С. 321.

119

Kos J. Pregled slovenskega slovstva. Ljubljana, 1980. S. 351.

В первые месяцы мирного времени словенские читатели получили книги, «опаленные войной», куда вошли произведения, выходившие в партизанской печати. Так, в июле 1945 г. увидела свет антология «Слово нашей борьбы», ставшая первым художественным изданием послевоенной Словении. В ней были опубликованы и откровенно тенденциозные произведения, и сочинения тех, кто еще не успел проникнуться атмосферой политизированного искусства («Пробуждение» Ц. Космача, «Andante patetico» В. Зупана, «Капитуляция» Й. Брейца). Вторая книга 1945 г. – «Словенски сборник» – содержала художественные, публицистические и документальные тексты. Название воспоминаний М. Кошира «Из тьмы к солнцу» определило тему всего издания.