Слово о князе Владимире

Создание укреплений вокруг столицы началось задолго до Владимира Святославича, еще во времена легендарного Кия. Они представляли собой систему земляных насыпей, получивших название «змиевых валов», вероятно из-за их змеевидной конфигурации на степной поверхности, обозреваемой с киевских вершин. Позже на этих валах сооружались частоколы и сторожевые вышки. «Змиевы валы» служили передовой линией обороны Киева, преграждавшей путь печенежским конным ордам. При Владимире города-заставы строили по преимуществу по левобережью, так как оно было менее защищено со стороны Поля — подступающих к самому Чернигову степей, откуда делали набеги печенеги. По реке Суле крепости стояли в 15–20 километрах друг от друга. Преодолев этот рубеж, кочевники натыкались на новый заслон по реке Трубеж, на котором находился главный город-крепость Переяславль. Далее им противостоял еще один пояс обороны по Сейму и Десне, защищавший уже и Чернигов, и Киев. И наконец, на пути противника вставал мощный рубеж по реке Стугне с центром в городе Витнчеве, обнесенном земляным валом и крепкими стенами детинца с сигнальной башней на самом высоком месте. Зажженный на пей огонь оповещал о приближении врага и был виден в Киеве.

Города Треполь, Тумаш и Василев соединялись земляным валом, образуя заградительный пояс, внутри которого на самых подступах к Киеву Владимир Святославич поставил город-крепость Белгород. Здесь сосредоточивались передовые воинские силы, конница и корабли, готовые по первому зову выступить против врага. Создание этой оборонительной системы положило конец внезапным жестоким и разрушительным набегам печенежских орд, и русский народ обрел долгожданный покой.

Но главенствующее положение среди всех городов занимал Киев. Он впервые в истории приобретает статус столицы крупнейшего в Восточной Европе государства и перестраивается на манер византийских городов, по праву считаясь одним из самых богатых. По свидетельству германских послов, посетивших его в разное время, столько золота, драгоценных изделий, мехов и прочих предметов роскоши им не приходилось видывать даже в таких столицах, как Рим и Константинополь.

Княжеские терема и боярские хоромы, как и множество церквей, производили неотразимое впечатление своей красотой и богатым убранством. Деревянные хоромы бояр возводились как многостенные и многоярусные строения. Их узорчатые крыльца, карнизы и окна украшали тончайшей резьбой и узорами, а шиферные кровли покрывали позолотой, отчего они «горели» на солнце, создавая поразительное по красоте зрелище. Все дороги и улицы Верхнего города выстилали плинфой и содержали в чистоте, а Боричев взвоз уже тогда был вымощен брусчаткой.

Киевляне слыли законодателями русских мод и всяческих украшений, а киевские ювелиры, чеканщики, портные и изготовители искусного узорочья славились не только во всех русских городах, но и далеко за пределами Руси.

Прекрасный знаток Древней Руси Н. К. Рерих посвятил «матери городов» — Киеву немало вдохновенных полотен и поэтических строк, пытаясь передать колорит тех времен. «Мужи Ярослава и Владимира, — пишет он, — тонко чувствовали красоту, иначе все оставленное ими не было бы так прекрасно… Вот терем:

Около терема булатный тын,

Верхи на тычинках точеные,

Каждая с маковкой-жемчужинкой.

Подворотня — дорог рыбий зуб,

Над воротами икон до семидесяти,

Середи двора терема стоят,

Терема все златоверхие,

Первые ворота — вальящетые,

Средние ворота — стекольчатые,

Третий ворота — решетчатые…

Платье-то на всех скурлат-сукна,

Все подпоясаны источенками,

Шапки на всех черны мурманки,

Черны мурманки — золоты вершки,

А на ножках сапожки — зелен сафьян,

Носы-то шилом, пяты востры,

Круг носов-носов хоть яйцом прокати,

Под пяту-пяту воробей пролети.

А вот как выглядел русский богатырь дружинный:

Шелом на шапочке как жар горит,

Ноженки в лапотках семи шелков,

В пяты вставлено по золотому гвоздику,

В носы вплетено по золотому яхонту,

На плечах шуба черных соболей,

Черных соболей заморских,

Под зеленым рытым бархатом.

А во петелках шелковых вплетены

Все-то божьи птичушки певчие,

А во пуговках злаченых вливаны

Все-то люты змеи, зверюшки рыкучие…

Предлагаю на подобное описание посмотреть не со стороны курьеза былинного, а по существу. Перед нами — детали, верные археологически. Перед нами в своеобразном изложении отрывок великой культуры, и народ но дичится ее. Эта культура близка сердцу народа: парод горделиво о ней высказывается.

Заповедные ловы княжеские, веселые скоморошьи забавы, мудрые опросы гостей во время пиров, достоинство постройки городов сплетаются в стройную жизнь. Верится, что в Киеве жили мудрые богатыри, знавшие искусство».

В центре «града Кия», или, как тогда говорили, на Горе, возникла большая площадь с примыкающим к ней торгом, называемым в летописи «Бабиным Торжком». Украшенная привезенными из Корсуни античными статуями и бронзовой квадригой, она стала местом смотров и парадов дружин, средоточием религиозно-церковной жизни и торговой деятельности. Здесь постепенно и обоснуется новая политическая партия, или блок, бояр, купцов и церковной иерархии, который со временем постепенно встанет в оппозицию самому князю. Одновременно завершалось строительство крепости, или детинца, известного в исторической литературе под названном «города Владимира».

За весьма короткий срок на Горе были возведены вокруг Десятинной церкви и на месте погоста дворцовые сооружения, боярские златоверхие терема, торговые дворы, проложены широкие улицы. Личная резиденция князя располагалась вне «града», в «оттином» (родительском) каменном доме, построенном при жизни Ольги. А поблизости от Десятинной церкви, как установлено недавно нашими археологами, воздвигли огромное по тем временам светское дворцовое сооружение. В нем, по всей видимости, и располагалась упоминаемая в «Повести временных лет» «гридница», в которой устраивались большие собрания и пиры княжеских дружин и «нарочитых мужей». «По вся неделя устави на дворе в гриднице пир творити и приходити боляром, и градем, и соцким, и десятским, и нарочитым мужем, при князе и без князя».

О роскошном убранстве и внушительных размерах гридницы рассказывается в арабских хрониках, в которых описывается, что «во дворе княжеском собиралось до 400 человек из храбрых соподвижников князя и его верных людей, они умирают при его смерти и подвергают себя смерти за него. Эти 400 человек сидят под его престолом (рядом с ним. — В. Р.), престол же велик и украшен драгоценными камнями. Когда он желает ездить верхом, то приводят его лошадь к престолу и оттуда садится он на нее, а когда желает слезть, то приводит лошадь так, что слезает на престол».