Слово о князе Владимире
Шрифт:
При стуках чаш Боян поет,
Вновь тешит князя и дружину…
Но кончен пир — и князь идет В великолепную одрину.
Сняв меч, висевший при бедре,
И вороненые кольчуги,
Он засыпает па одре,
В объятьях молодой супруги…
Князь спит покойно… Тихо встав.
Рогнеда светоч зажигает
И
Меч тяжкий со стены снимает…
Идет… стоит… ступила…
Едва дыханье переводит…
В ней то кипит, то стынет кровь…
Но вот… к одру она подходит…
Уж поднят меч!..Вдруг грянул гром,
Потрясся терем озаренный —
И князь, объятый крепким сном,
Воспрянул, треском пробужденный —
И пред собой Рогнеду зрит…
Ее глаза огнем пылают…
Подъятый меч и грозный вид
Преступницу изобличают…
Меч выхватив, ей князь вскричал:
«На что дерзнула в исступленьи?..»
— «На то, что мне повелевал
Ужасный Чернобог — на мщенье!» —
«Но долг супруги? Но любовь?..»
— «Любовь! к кому?., к тебе, губитель…
Забыл во мне чья льется кровь,
Забыл ты, кем убит родитель!..
Далее следует монолог Рогнеды, исполненный справедливого гнева и негодования, заканчивающийся словами:
С какою б жадностию я
На брызжущую кровь глядела,
С каким восторгом бы тебя.
Тиран, угасшего узрела!..
И князь ппоизносит свой суровый приговор:
Супруг, слова прервав ея,
В одрину стражу призывает.
«Ждет смерть, преступница, тебя!» —
Пылая гневом восклицает.
«С зарей готова к казни будь!
Сей брачный одр пусть будет плаха!
На нем пронжу твою я грудь
Без сожаления и страха!»
Заключительная часть поэмы рисует сцены несостоявшейся казни:
И вот денница занялась,
Сверкнул сквозь окна луч багровый —
И входит с витязями князь
В одрину, гневный и суровый.
«Подайте меч!» — воскликнул он.
И раздалось везде рыданье.
«Пусть каждого страшит закон!
Злодейство примет воздаянье!»
И быстро в храмину вбежав:
«Вот меч! Коль не отец ты ныне,
Убей!» — вещает Изяслав.
«Убей, жестокий, мать при сыне!»
Как громом неба поражен,
Стоит Владимир и трепещет,
То в ужасе на сына он,
То на Рогнеду взоры мещет…
Наступает финал — умиротворяющий и всепрощающий:
Речь замирает на устах,
Сперлось дыханье, сердце бьется,
Трепещет он, в его костях
И лютый хлад, и пламя льется,
В душе кипит борьба страстей:
И милосердие, и мщенье…
Но вдруг, с слезами из очей —
Из сердца вырвалось: «Прощенье!»
Древняя легенда, дошедшая до нас, возникла и сложилась на Севере, скорее всего в Полоцке, и вошла в более поздние летописные своды, как и многие летописные материалы других русских городов. О Рогнеде же мы не имеем более никаких сведений кроме записи в летописи: «В год 6506 (1000). Преставилась Малфрида. В то же лето преставилась и Рогнеда, мать Ярослава». Запись эта появилась лишь в первом летописном своде, написанном в Софии Киевской при Ярославе. Поэтому и говорится в тексте о том, что Рогнеда была матерью Ярослава.
4
О том, как Владимир
утверждал православие
Еще в Корсуни Владимир Святославич утвердился в намерениях учредить в Русском государстве собственную церковь, которая могла бы ему служить так же, как греческая служила византийским императорам. Во время его встреч с греческим духовенством, прибывшим из Константинополя, подолгу обсуждались условия учреждения и организации церковных служб и органов в соответствии с правилами церковного устава «Номоканона». Владимиру хотелось иметь под рукой независимую от Константинополя церковь, однако пришлось согласиться с тем, что на высшие церковные должности должны назначаться греческие иерархи. Да и не было еще на Руси своего духовенства, способного окормлять государственную церковь.
Ни о каком единовременном крещении Руси Владимир тогда не помышлял, хорошо представляя себе абсурдность такого намерения в условиях, когда взаимосвязи русских городов и весей не были налажены настолько, чтобы проводить такого рода мероприятия. Поэтому речь могла идти пока что лишь об учреждении киевской церковной митрополии и епископского богослужения в нескольких самых больших русских городах. Но прежде необходимо было подготовить почву, то есть ликвидировать старую языческую культовую практику, разорив капища и требища — места поклонения племенным богам и самому верховному божеству — Перуну. Этим Владимир мог заняться не ранее осени 989 года, по возвращении из корсуньского похода, или даже весною 990 года.