Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
Шрифт:
С протографом воспоминаний писателя В. С. Межевича познакомиться не удалось, а в отрывочных фрагментах, опубликованных в различных источниках, ничего особенного, отличного от уже упомянутых воспоминаний «Бывшего студента», О. М. Бодянского и И. А. Гончарова, не отыскалось. В поисках воспоминаний К. Д. Кавелина, которые, по некоторым сведениям, также существовали, посчастливилось познакомиться с замечательным врачом (назовем его «N»), оказавшим нам неоценимую услугу при написании книги о болезнях Пушкина. Но об этом немного позднее [203] .
203
А. Л. Костин. Тайна болезни и смерти Пушкина. М., «Алгоритм». 2012.
О том, какая метаморфоза произошла с самим Пушкиным после этой памятной дискуссии, можно судить хотя бы по его письмам к Наталье Николаевне из Москвы, где он находился в это время, написанным, так сказать, «по горячим следам». В письме от 27 сентября, направленном в Петербург перед посещением
204
«…не твоего супиранта…» – Пушкин очередной раз иронизирует над студентом Московского университета Давыдовым В., который был влюблен в Наталью Николаевну, о чем Пушкин неоднократно упоминал в своих письмах к жене (1831—1832 годы). Однажды Пушкин встречался с «обожателем» Н. Н. Гончаровой у Вяземских в Москве (декабрь 1831 года).
«…а в Московском университете я оглашенный»– оглашенные – в древней христианской традиции люди, готовящиеся принять крещение, проходившие катехизацию. Считались учениками, неполноправными членами христианской общины. На богослужениях им разрешалось присутствовать лишь до определенной точки литургии, евхаристии, затем они покидали храм.
В расшифровке эти ожидания Пушкина перед посещением лекции И. И. Давыдова не нуждаются. Он собирался вернуться после посещения университета триумфатором (т. е. уже не «оглашенным»), поскольку не ожидал там встретиться с «зоилом» М. Т. Каченовским. И что же? Сбылись ли эти ожидания? Для этого нужно прочитать другое письмо поэта к жене, отправленное (не позднее) 30 сентября 1832 года. Отметим характерный факт датировки этого письма, поскольку прошло не менее 3 суток после диспута в аудитории Университета, который говорит о многом. Пушкин был легок на руку при написании писем Наталье Николаевне. О любом «важном» событии, будь то посещение ломбарда или визит к старым знакомым, он тут же докладывал жене. Бывали случаи, что, не успев отправить утренней почтой очередное письмо, он к вечеру садился писать следующее. А тут на целых трое суток случился перерыв. Да еще после такого события, о котором он уже успел сообщить в Петербург в первом письме.
Вот этот фрагмент из второго письма Пушкина, где мы уже не узнаем того оппонента Каченовского, который изводил его своими хлесткими эпиграммами без малого 15 лет.
«На днях был я приглашен Уваровым в университет. Там встретился с Каченовским (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на вшивом рынке). А тут разговорились с ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слезы умиления. Передай это Вяземскому». (курсив мой. – А. К.)
Ничего такого, о чем пишет Пушкин жене, непосредственно в аудитории не произошло, ничего «дружеского»«сладкого» свидетели дискуссии в своих воспоминаниях не заметили, тем более «слез умиления», которые якобы проливали присутствовавшие по поводу примирения долголетних литературных оппонентов. Все, о чем с таким пиететом сообщает Пушкин Наталье Николаевне в своем письме, произошло не в университетской аудитории, а в душе поэта за эти трое суток, истекших после памятной встречи. Так что же произошло в душе, а вернее, в сознании Пушкина после внезапного «примирения» с Каченовским? Отметим еще один факт, который, на наш взгляд, является следствием этого «примирения».
Ровно через два месяца – 27 декабря 1832 года – М. Т. Каченовский подает свой голос за избрание А. С. Пушкина в действительные члены Российской Академии. Почему 27 декабря, если заседание членов Академии согласно официальной хронике происходило 3 декабря 1832 года? Действительно, по предложению А. С. Шишкова, Президента Академии, в этот день состоялось голосование об избрании в действительные члены А. С. Пушкина, П. А. Катенина, М. Н. Загоскина, А. И. Малова и Д. И. Языкова. Присутствовали 15 членов Академии, при этом за Пушкина было подано 15 избирательных голосов (а также за Загоскина и Языкова). Однако результаты голосования были не окончательными, так как по уставу полагалось собрать еще голоса отсутствовавших на заседании членов Академии, в числе которых и был М. Т. Каченовский. То есть он принимал решение совершенно самостоятельно, не будучи подвергнутым влиянию остальных членов Академии или «давлению» авторитетных лиц, в частности, Президента А. С. Шашкова, который и был в первую очередь инициатором этого избрания. Но, самое главное, этой датой он как бы «отметил» 3-месячный юбилей «исторического» примирения.
Чтобы понять в деталях, как проходила эта дискуссия, следовало бы ознакомиться с мнением всех ее участников, которые оставили свои воспоминания. Из различных источников известно, что таковых было не менее семи, в том числе, как утверждает Т. М. Николаева, «письма самого Пушкина» [205] . Если «вычесть» два письма поэта, цитированные выше, остается пять источников, из которых воспоминания «бывшего студента», слависта О. М. Бодянского и писателя И. А. Гончарова нами проанализированы. В воспоминаниях писателя В. С. Межевича, как уже отмечалось выше, ничего особенного,
поясняющего загадочную сцену «примирения» А. С. Пушкина с М. Т. Каченовским, не отыскалось. Остается К. Д. Кавелин, упомянутый А. И. Гессеном наряду с А. И. Герценом и И. А. Гончаровым, которые «…считали его <Каченовского> главной заслугой умение будить критическую мысль, никогда ничего не принимать на веру» [206] , поскольку А. И. Герцен своих воспоминаний об этой встрече не оставил. Однако Константин Дмитриевич Кавелин (16.11.1818—15.05.1885) не мог присутствовать на этой встрече, поскольку в ту пору ему было всего лишь 14 лет, а упомянут он А. Гессеном в качестве слушателя лекций Каченовского в период его учебы в Московском университете (1835—1839 годы). Мог ли он узнать от самого Каченовского об этом эпизоде и как-то отметить этот факт в своих воспоминаниях? Для ответа на этот вопрос обратимся к биографии известного публициста, историка, правоведа, философа и общественного деятеля второй половины XIX века К. Д. Кавелина.205
Т. М. Николаева. Указанное сочинение, С. 140.
206
А. Гессен. Все волновало нежный ум… Пушкин среди книг и друзей. М., «Наука», 1965. С. 421.
Глава III
В поисКах автора «Слова о полку Игореве»
Константин Дмитриевич Кавелин родился 4 ноября 1818 года (по старому стилю) в Санкт-Петербурге, а с 1829 года жил в Москве. Происходил он из старинного русского дворянского рода, началом своим восходящим к XVII веку. По своему социальному статусу он принадлежал к среднему провинциальному помещичьему кругу и только благодаря природным талантам и путем борьбы с окружающею средою сумел выйти за пределы этого круга.
Дед К. Д. Кавелина, секунд-майор Александр Михайлович Кавелин (умер в 1812 году), от брака с Анной Ивановной Кошелевой имел семнадцать человек детей – одиннадцать сыновей и шесть дочерей. Вследствие такого большого семейства довольно значительное состояние деда, заключавшееся в 500 с лишним душах крепостных крестьян (в Калужской, Рязанской и Тамбовской губерниях) при разделе между его детьми раздробились на довольно мелкие владения. В результате чего сыновья и дочери А. М. Кавелина стали мелкопоместными дворянами, за исключением второго сына Дмитрия Александровича – отца будущего, всемирно известного историка, философа и юриста.
Дмитрий Александрович Кавелин в годы царствования Александра I весьма успешно служил по ведомству внутренних дел и народного просвещения и за свою службу получил как аренды и единовременные крупные денежные награды, так и пожалования землей, что дало ему возможность значительно увеличить свои наследственные владения. Он был человеком весьма образованным и находился в близких отношениях с просвещенными людьми своего времени: А. И. Тургеневым, графом М. М. Сперанским, М. Л. Магницким, В. А. Жуковским, графом Д. Н. Будовым, Д. В. Дашковым, князем П. А. Вяземским, поэтом К. Н. Батюшковым, графом С. С. Уваровым.
Одни из указанных лиц были его товарищами по учению в Московском благородном пансионате, другие были сослуживцами. В 1805 году он женился на дочери умершего придворного архитектора шотландского происхождения Белли, Шарлотте Ивановне, родившей семь человек детей, из которых Константин Дмитриевич был пятым.
Первоначальное воспитание и образование К. Д. Кавелин получил в доме родителей. Когда он входил в отроческий возраст, служебная карьера отца сильно пошатнулась, что, естественно, повлияло как на материальные условия жизни всей семьи, так и на душевное состояние отца Константина Дмитриевича. Биограф семьи Кавелиных, историк Корсаков Дмитрий Александрович (183—1919 годы), писал: «Д. А. Кавелин был вообще натурой недеятельной, не обладал ни самостоятельностью ума, ни силой характера, а потому постоянно и легко поддавался посторонним влияниям – как окружающей его среды, так и различных умственных и правительственных течений, что, между прочим, доказывается его поведением в 1822 году в печальной истории гонения профессоров Петербургского университета (Арсеньева, Галича, Германа, Раупаха и Малова), обвинявшихся в вольнодумстве. Д. А. Кавелин занимал в то время должность директора Петербургского университета и в этой истории был слепым орудием в руках известного Магницкого и его alterego, петербургского попечителя Рунича. После этой истории Д. А. Кавелин переходит на службу к своему давнишнему покровителю, бывшему министру полиции А. Д. Балашову, назначенному в 1823 году генерал-губернатором пяти губерний – Рязанской и смежных с ней. С 1832 года, покинув службу и забытый своими прежними друзьями, Кавелинотец до конца своей жизни жил в Москве» [207] .
207
Д. А. Корсаков. Жизнь и деятельность К. Д. Кавелина // К. Д. Кавелин. Собрание сочинений в 4 томах, Т. I, СПб., 1897, С. XIII.
Корсаков Дмитрий Александрович – историк, член-корреспондент Петербургской АН (1905 год) и РАН (1917 год). Труды по истории Ростовско-Суздальской земли, дворянства в XVIII веке; статьи о русских историках, в т. ч. Очерки жизни и деятельности К. Д. Кавелина, СПб., 1896.