Слой-2

– Ну – разнесут, а что дальше? Кирпичи будут грызть? Это просто эмоции. Давайте же смотреть на вещи трезво.

– Но сначала выпьем, – сказал Юрий Дмитривич, и Геннадий Аркадьевич впервые за вечер посмотрел на шутника с неодобрением, было видно – увлекся, въехал в тему, желал окончательно высказаться. Существовала в этом разговоре определенная сверхзадача – Кротов догадывался, что они к чему-то приближаются, грядет развязка, – но сейчас она для Геннадия Аркадьевича как бы сдвинулась на второй план.

Вернулся профессор с кофейником. Они выпили еще по рюмке густого, мягкого коньяку из пузатой бутылки с нечитавшейся в полутьме надписью.

– Был я как-то в Армении... – Кротов произнес формулу запева к застольному житейскому рассказу, и москвичи посмотрели на него с поощрением. – Прилетел с другом на недельку проветриться и встретил прямо на улице Гарика, мы с ним вместе в Свердловске учились. Гарик оказался крутым – дальше некуда: переселил нас в «Интурист» и вечером пришел отметиться. Принес коньяк в таком маленьком деревянном бочоночке и сигареты – вот такой вот барабан, резинкой перетянутый. Сигареты классные, табак вроде трубочного или сигарного, я так и не понял, и совсем без марки, без надписи. Пьем коньяк, я спрашиваю Гарика: «Что мы пьем?» – «Коньяк называется». – «Понимаю, – говорю, – но какое название?» – «Я же сказал: коньяк». – «А марка? У вас же их много: «Арарат», «Ахтамар», «Айни»... Гарик насупился и говорит: «Запомни: мы пьем коньяк. Он называется коньяк. Его ко мне привозят каждый день такой бочонок. И мы, настоящие люди, пьем коньяк, который называется коньяк. А все остальные пьют то, что ты назвал. Понял?» Про сигареты спросить я уже не решился.

– Вот это класс, – всплеснул руками Валерий Павлович, и все от души рассмеялись. – Счастливые люди! Они вернулись к простым понятиям: коньяк, сигареты, жизнь, смерть... Спасибо, Сережа, за великолепную притчу. Если вы позволите, я бы хотел использовать ее однажды в качестве изящного повода...

– Налить и выпить, – сказал Юрий Дмитриевич. – За коньяк! И ни слова больше.

– Извини, Юрик, но я вмешаюсь, – Валерий Павлович выпрямил спину, поднял рюмку чуть выше обычного.

– Предлагаю выпить здоровье Сергея Витальевича...

– Так пили уже, – сказал Кротов с излишней поспешностью; получилось грубо и фальшиво. Профессор успокоил его взором и продолжил:

– И в его лице – здоровье всех сибиряков. Прекрасных людей, сумевших здесь, за Уралом, отгородившись горами от европейских ветров разложения и тлена, сохранить в себе лучшие черты русского национального характера: доверчивость и щедрость, широту души и твердость духа, любовь к друзьям и чувство национальной гордости.

– Я бы сейчас расплакался и стёк под стол от ваших слов, Валера, – с максимально возможной вежливостью произнес Кротов, – если бы ваш коллега Геннадий всего лишь пять минут назад не убеждал меня в обратном. Он очень настойчиво – при вас, надо заметить, Валерий Павлович, – старался мне внушить, что именно эти прелести русского национального характера и довели Россию до ручки. Настолько довели, что впору снова звать варягов.

«Хороший коньяк: как речь-то полилась, однако!..».

– Рука устала, – сказал Юрий Дмитриевич. – Вечная дилемма: глоток кофе после глотка коньяка или в обратном порядке?

– Если позволите, я отвечу Сергею Витальевичу, – сказал профессор. – Кажется, я решил вашу дилемму, Юра: коньяк, просто коньяк; зачем смывать его вкус этой дегтярной жидкостью?.. Так вот, Сергей Витальевич, для начала спросим себя: чем отличалась Российская империя от всех иных империй всех времен? Она не покоряла – она вбирала народы внутрь! Так лужица ртути вбирает в себя отдельные капли. Мы, русские, легко ассимилировались; можно ли сказать подобное про Римскую империю или третий рейх? В Российской империи брак христианки с мусульманином был невозможен нравственно, но брак православной с обращенным в Христову веру инородцем – обычное дело. И какие люди получались! Гордость нации! Тот же Александр Сергеич!.. Не хочу и не буду говорить вам, Сережа, о народе-богоносце... Это неправильное название правильной идеи – всепланетной идеи, не только русской, подчеркиваю, хотя именно русский народ был выбран историей как ее носитель и провозвестник.

– Про идею чуть позже, Валера, – вмешался Геннадий Аркадьевич. – Вначале о Пушкине. Слов нет – гений, русее не бывает, но с точки зрения биологии – негр...

– Потому всех белых русских баб и перетрахал, – сказал Юрий Дмитриевич. – Негры это умеют, у них член большой. Здесь мы Америку на сто пятьдесят лет опередили: у них там траханье белых аристократок с неграми только-только в моду вошло.

– Юра, конечно, хамит и утрирует, – сказал профессор, – это его любимый метод поддерживать беседу на точке кипения. Вы сказали: негр... Я понимаю, о чем вы... Где прекрасные, исконно русские черты: светлые волосы, тип лица, цвет глаз... Но вот представьте, проснулся бы сейчас неандерталец, посмотрел на меня и заорал: где моя мощная грудь, где челюсть, где волосяной покров? Какое вырождение, по деревьям лазать разучились!.. Я здесь, конечно, немножко подыгрываю, в стиле Юрия Дмитрича, но чем не пример? Кто сказал, что человечество обрело свой законченный облик, разделившись на белых, желтых и черных?

Все четверо как-то разом потянулись за сигаретами, Кротов даже столкнулся с Юрой пальцами над пачкой «Бенсона» и отдернул руку, извинившись. Он закурил последним и сказал, отвечая зовущему молчанию собеседников:

– Не хотите ли вы заявить, Валерий Павлович, что через тысячу лет возникнет какой-то единый тип, единая раса, на всей Земле?

– Возможно, это явилось бы идеальным вариантом решения вопроса: быть или не быть человечеству. К сожалению, мир не идеален.

– По-вашему выходит, что из трех типов, из трех «цветов» останется один?

– Такая опасность существует, безусловно.

– И что же делать прикажете?

Валерий Павлович замолк, пожевал губами.

– Попробую для простоты и обострения выразить свою мысль, так сказать, в манере Юрия Дмитриевича. Взглянем с небес на Землю. Черные в Африке заняты тем, что активно убивают друг друга. Пока... Белые еще совсем недавно делились на два лагеря, угрожали друг другу ракетами и развлекались, помогая африканцам убивать африканцев и азиатам убивать азиатов. Эдакая игра в шахматы по всему земному шару. А вот желтые... Они по-прежнему убивают друг друга, но с одной-единственной ныне целью: собрать всех под единое знамя – зеленое, это понятно, – и положить головы неверных к стопам аллаха, всемилостивейшего и всемогущего. Не верите? Вот вам пример: Турция. Совершенно, казалось бы, европеизированная азиатская страна, член НАТО и прочее. Сейчас там у власти так называемая «партия благоденствия». Вам знаком ее выборный лозунг? «Объединить исламский мир от Казахстана до Марокко!» Как вам это нравится? Турки активно помогали и помогают чеченцам – во имя независимости – и десятилетиями истребляют своих курдов, проклятых сепаратистов. Очаровательный президент Турции Демирель во время визита на Украину предложил переселить в Крым шестьсот тысяч турок – якобы крымских татар по крови, но почему-то забыл предложить вернуться на родину пяти миллионам армян, согнанных турками со своих земель. Да, в исламском мире еще полно противоречий и конфликтов, но «желтые» уже опережают «белых» в своем стремлении к единству. И здесь уместно привести знаменитую фразу: «Вы против кого дружите?» Напомню вам про талибов, искусственно выращенных в Пакистане, – до семьдесят девятого года, кстати, партнере Турции по военному блоку СЕНТО, – захвативших почти весь Афганистан и прорывающихся к Таджикистану. Талибы – фанатики, они признают только две вещи: коран и автомат. Еще немного, и они появятся у вас на границе с Казанским районом. Где будем рыть окопы, куда бежать, Сергей Витальевич?

– Выход один: России надо вступить в НАТО, – уж очень серьезным голосом произнес Кротов.

– Зря смеетесь, уважаемый. Мир еще вспомнит блоковское пророчество, да будет поздно.

– «И мясо белых братьев жарить!» – Юрий Дмитриевич когтеобразно скрючил пальцы и потянулся к кротовскому лицу. Тот отстранился: не очень-то было приятно.

– Валерий Павлович у нас трагический поэт от философии, – сказал Юрий Дмитриевич, убирая руки. – Вижу, он вас запугал до безобразия. На ночь глядя это негуманно. Предлагаю... Налить, естественно и чрезвычайно... Спасибо. Позвольте мне перехватить инициативу, я и так весь вечер молчал, пока наш дуэт распевался.

Два москвича переглянулись и снова стали «ребятами».

– Друг мой Сережа, – сказал Юра, достав из нагрудного кармана рубашки маленький белый кусочек картона. – Я хочу вас поздравить. Но прежде... Прежде хочу сказать тебе, Сергей, что ты хороший мужик – и в делах, и в приятельстве. Вот уже три месяца мы с тобой работаем. Не скрою: каждый день я и мои люди очень внимательно наблюдали за тобой. Так вот, я тебя поздравляю: ты принят. Ради бога, помолчи, пожалуйста. Ты – принят. Детали потом, детали значения не имеют, они только принижают торжественность момента.

Юра протянул рюмку и чокнулся с Кротовым.

– Вот эта простая картонка с цифрами говорит о том, что отныне у Сергея Витальевича Кротова есть свой личный номерной счет в банке города Лимассол, Республика Кипр, и на этом счету... Отвлекусь, с вашего дозволения. Вперед, товарищи! – Они выпили; Гена с Валерой смотрели на Кротова с выражением удачливых фокусников. – Американский нефтяник, когда вербуется на Аляску, получает сто тысяч долларов в год. Как вы думаете, на какой срок девять нефтяников из десяти подписывают контракт? Правильно: на десять лет. Американская мечта о миллионе! Так вот, друг мой Сережа: на вашем счету лежит ровно один миллион американских долларов. Прошу учесть: это не подарок. Мы делаем дело, господа, и делаем его чертовски здорово. Эти деньги мы заработали вместе. Половина их, пятьсот тысяч долларов – ваши. Этой суммой мы оценили ваш вклад в нашу совместную работу.