Слой 3

– Я поняла, спасибо, – сказала Старовойтова. – Вы садитесь, ответ будет долгим.

Виктор Александрович кивнул, повернулся от микрофона и – тут спасительно сработало чувство постоянного самоконтроля – опустился в другое кресло, благо в зале их, свободных, было предостаточно. Старовойтова заговорила о том, что такая мысль действительно была, она обсуждалась на съезде, но была расценена как трусость и предательство, и решено было ничего не менять, хотя она лично прекрасно сознает, что на новых выборах они потеряют голоса, а что насчет замаранного слова, так замарала себя не демократия, а молодые пройдохи и старые партократы, пролезшие, примкнувшие и так далее, изнасиловавшие само святое понятие, и мы будем идти до конца, и мы докажем, что нынешний режим ничего общего... Виктор Александрович слушал ее и уважал за публичную честность ответа, и все больше жалел ее по-мужски, как всегда жалел женщин на стройке, делавших неженскую работу.

Позади задышал над ухом наклонившийся Евсеев.

– «Ничего общего»... А кто развалил силовые министерства, кто угробил госбезопасность? Она же сама, когда была советником Ельцина! Так что не хрен ей тут плакаться... Придет время, еще ответит, еще как ответит...

Виктор Александрович промолчал, только повел головой в сторону, и шепот сзади прекратился.

Вопросов больше не было, серьезный мальчик с видимым облегчением сказал всем «Спасибо» и «До свидания». Забрасывая на плечо ремешок черной сумочки, Старовойтова посмотрела на Виктора Александровича, коротко кивнула ему и пошла к дверям.

– На нее шесть фирм зарегистрировано, – негромко, но отчетливо сказал позади Евсеев. – По другим сведениям – даже восемь. Торгуют бензином и нефтью в Прибалтике. Сынок завязан и бывший муж. А мамочка в виде «крыши».

– Откуда сведения? – поднимаясь из кресла, спросил Слесаренко.

– Из надежных источников.

– Криминал наличествует?

– Да как же нефть без криминала!

– Тогда почему не дадите фактам ход? Она же теперь никто.

– Во-первых, депутатская неприкосновенность. Во-вторых, есть и... другие методы. Нам пора, Виктор Александрович, время – к половине. А вообще жаль: сейчас тут Жирик будет, это стоило бы посмотреть...

– Часто здесь бываете?

– Служба обязывает.

Евсеев провел Слесаренко снова по лестнице вверх, они пересекли пресс-холл, в котором Виктор Александрович наблюдал недавно парламентские дебаты по большому телевизору; лохматый парень с диктофоном что-то бормотал в пенальчик сотового телефона. Прошли длинным казенным коридором до забранных узорчатым стеклом высоких двойных дверей. Евсеев сделал тормозящий мах ладонью, приоткрыл створку и заглянул внутрь, высмотрел кого-то и трижды кивнул.

– Заходим! – шепнул он Виктору Александровичу и отстранился, пропуская начальника вперед.

В просторном помещении, обшитом по-цековски деревянными панелями, за длинным столом сидели депутаты; справа и слева на диванах у стен расположились помощники и прочая думская обслуга. Во главе стола занимал место средних лет мужчина в больших очках на белом овальном лице – это был председатель депутатской группы Морозов: Виктор Александрович знал его по телерепортажам. Были еще знакомые: небезызвестный Гдлян без Иванова, бывший генпрокурор Степанков с вечным своим видом застигнутого мальчика, небрежно-свойский Райков, напротив – Алексей Бонифатьевич Луньков собственной персоной, потом свободный стул и далее – Слесаренко даже слегка приспоткнулся на шаге – президент «Севернефтегаза» Вайнберг.

– Присаживайтесь, Виктор Саныч, – жизнерадостно позвал Луньков и похлопал ладонью по спинке свободного стула. Слесаренко прошел за спинами депутатов и уже потянул на себя стул, но Морозов поднялся с улыбкой, и пришлось идти, здороваться за руку и возвращаться на место. Почему-то эта неловкая процедура расстроила Виктора Александровича, наслоившись к тому же на появление Вайнберга. Притискиваясь вместе со стулом к столу, Слесаренко зафиксировал севшего в угол у двери Евсеева и посмотрел на него с неодобрением. Евсеев зажмурился и повел головой сверху вниз: все в порядке, не стоит волноваться. «Ловит ситуацию, собака», – уважительно подумал Виктор Александрович, оглядываясь и осваиваясь в гуле голосов. Он заметил, что ему подмигнул Райков: мол, не дрейфь, своих людей в обиду не дадим.

– Прошу внимания! – сказал Морозов и постучал пальцем по крышке стола.

Вопрос докладывал Луньков. Говорил он неспешно, но емко, четкими акцентами выделяя позиции сторон. Виктор Александрович и сам полжизни провел на разных совещаниях и умел оценить профессионализм и культуру докладчика. «Ты смотри, как вырос Бонифатьич!» – не без удивления отметил он про себя, прислушиваясь к выверенным модуляциям луньковского голоса. Сидевший слева от него Вайнберг напоминал о себе тонким запахом чего-то заграничного. Никто не курил, и Слесаренко отметил это с приятностью.

– Подведем итоги, – произнес Луньков и нарисовал на лежащем перед ним чистом листе бумаги большую черную «птичку». – Вынесенная на рассмотрение поправка к закону о разделе продукции предполагает изменить заложенную ранее в законе пропорцию распределения совместно добытой нефти: не пятьдесят на пятьдесят, как принято в первом чтении, а десять на девяносто. Десять иностранному партнеру, девяносто – российскому.

– Вот и правильно, – подал голос Райков.

– Минуточку, – остановил его Морозов. – Давайте не будем устраивать прения, пока не выслушаем представителей территории. С кого начнем?

– С нефтяников, – предложил Луньков. – Вот сидит президент нефтяной компании Леонид Аркадьевич Вайнберг. Пусть-ка он изложит нам свою позицию.

– Пожалуйста, сидите, – предупредительно поднял руку Морозов. – Мы вас слушаем.

– Спасибо, – сказал Вайнберг. – Для нас большая честь...

Виктор Александрович заметил по часам: Вайнберг говорил ровно десять минут, как бы следуя обозначенным Луньковым маршрутом обсуждения, но то, что у Лунькова звучало как беспристрастное изложение существующих взглядов и мнений, в устах Вайнберга приобретало все большую полярность, словно к проблеме подключили ток и стала накапливаться разность потенциалов. Слесаренко еще раз подивился умению этих людей выстраивать сценарий по правилам серьезной деловой игры с заведомо просчитанным искомым результатом.

– А теперь мы выслушаем мэра, – с горделивой земляческой интонацией произнес Луньков и поставил на бумаге вторую «птичку». – В конце концов, это на его земле добывается нефть!

– Ну, во-первых, земля не моя, – без улыбки сказал Слесаренко, и люди за столом немножко посмеялись, как бы размывая тем самым официальные рамки дискуссии.

– Земля народная, и недра, насколько я правильно понимаю, тоже принадлежат народу...

– Вы все правильно понимаете, – сказал Гдлян.

– Благодарю вас, – холодновато проговорил Слесаренко; ему не нравилось, когда его перебивали, даже в порядке дежурного комплимента. – Нефть на прилегающей к городу территории добывают наши горожане, работающие в компании «Севернефтегаз». И я, как глава городской администрации, самым кровным образом заинтересован в том, чтобы они работали лучше и зарабатывали больше. С этой точки зрения я обязан поддержать внесение поправки об изменении пропорций распределения добываемой нефти.

Краем глаза он приметил, как шевельнулся на стуле Вайнберг.

– Между тем я с достаточной ясностью понимаю, что предлагаемая схема отпугнет иностранных партнеров-инвесторов, и «Севернефтегаз» окажется в глубоком финансовом кризисе. У государства нет средств, чтобы поддержать своих нефтяников...

– А нечего было п’одавать нефтегазовые п’едп’иятия за г’оши! – картавя больше, чем обычно, выкрикнул с места Райков. – П’ихватизи’овали, понимаешь, на свою голову!..

– Геннадь Иваныч! – постучал пальцем Морозов.