Случайная девочка

«Кстати, ее продать, наверное, нужно. Что стоит без дела? И бабки в оборот пустить. А то Марго выбрала свою долю. И мне теперь икается, бл.дь», – поднимаюсь по лестнице. Мажу взглядом по дурацким надписям на облупившихся стенах.

Люди так живут. Каждый день ходят мимо. Читают все это паскудство. И дети их читают, и внуки. И никому не приходит в голову взять и закрасить. Сколько там банка краски стоит? А потом бы поймать этих сраных художников и всечь…

– Пришли, – кивает мне Ефим. Нажимает на черную кнопку звонка.

Слышится резкий гудок. Даже я вздрагиваю. А потом там, за дверью, раздаются шаги.

– Ляля, открой, – требую я. – За тобой долг. Давай поговорим.

– Проваливай, Федор Николаевич! – кричит она.

Мигает глазок, видимо, Ляля орет и меня разглядывает.

– Я тебе ничего не должна. Ты мне за трах сотку перечислил!

– Нет, милая, – хмурюсь я. – Я с тобой не спал и не собирался. А бабки перечислил за информацию. Но ты наврала…

– Я сейчас полицию вызову, Анквист. Еще посидеть хочешь? – раздается из-за двери сварливая угроза.

– Не зли меня, – рычу глухо. – Лучше открывай, и давай поговорим. По-хорошему…

– Да ну тебя на хер! Я полицию вызвала! Пошел вон отсюда, придурок, – вопит она, и я уже хочу бросить все к ядреной фене. Вернуться бы домой к Оле. Обнять. Уткнуться носом в макушку, пахнущую шампунем с жимолостью.

А я… Вместо этого стою в обоссанном подъезде и переругиваюсь с проституткой. Но и уйти теперь не могу. Слишком много на себя Ляля взяла. Сначала врала, что отдаст деньги со дня на день, потом сбежала. Сняла убогую квартиру в Шанске и затаилась. Еле-еле ее пацаны обнаружили. Деньги с карты снимала, идиотка.

Два месяца меня за нос водила. А теперь еще подгавкивает из-за двери. Явно берега попутала. Вот как я могу уйти, сука? Я же перед пацанами лицо потеряю.

– Ломайте дверь, – киваю на жидкую конструкцию из говна, картона и палок. Видимо, как вселились люди на заре заката СССР, так никто ничего и не менял.

Двое моих телохранителей наваливаются на дверь, пытаясь снять ее с петель. А Ляля начинает истошно голосить.

– Помогите! Спасите! Убивают!

Сзади как по команде открывается еще одна такая же картонка. Выходит мужик в трениках. Испитой и небритый.

– Вы чего тут? – смотрит на меня исподлобья. Не сразу, но узнает.

Бритников! Каким хером он тут оказался?

– Зайди к себе и закрой дверь, – рявкаю грозно.

Вот тут ему самое и место, а не в универе, где он к девчонкам лип, сука.

– Ты мою Лялю не трогай! – пьяно угрожает мне бухой в дымину Спирс. – Я ее специально сюда привез и спрятал…. – Поднимает вверх указательный палец.

– Пошел вон отсюда, пока ветер без камней, – огрызается Ефим.

И Бритников, в растянутой майке и таких же трениках, безропотно возвращается в квартиру. Даже дверь за собой прикрывает тихо и аккуратно.

– Поломали мы его, – кивает на квартиру Ефим.

– А нечего было чужие работы красть и над моей женой издеваться, – бросаю хрипло и перевожу взгляд на бойцов, снимающих дверь с петель. – Ну что там, пацаны?

Дверь, скрипя, поддается нажиму. Щелкают замки, срываются петли. Ляля орет как потерпевшая. А я уже прикидываю, сколько с нее содрать штрафов. Из-за шума и воплей совершенно пропускаю момент, когда дверь позади открывается снова.

Краем глаза вижу тень, но не успеваю среагировать. Только на автомате отступаю в сторону. И тут же в голову прилетает что-то тяжелое, и глаза застилает темнота.

Глава 46

Глава 46

– Как в реанимации? Почему? – не могу поверить ни единому слову.

– Тиме позвонили, – всхлипывает в трубку Лера. – Бандита сразу взяли. Говорит, ударил из личной неприязни.

– Кто? Почему? – причитаю тихонечко.

Сейчас самое главное – не расплакаться, не закричать в голос. А то Дамира испугаю. Вот он, сидит на ковре. Собирает пирамидку и что-то поет.

– Я сейчас, – прижав трубку к уху, выхожу из детской.

– Лера, я ничего не понимаю, – плачу в трубку. – На следующей неделе свадьба…

– Тима позвонит в ЗАГС. Там перенесут, – вздыхает Лера. И все у нее так ровно и гладко получается.

– Федя в какой больнице? – спрашиваю робко. Боюсь, меня к нему не пустят. Кто я ему? Невеста? Ни разу не жена.

– У нас, в Шанской, – тараторит она раздраженно. – Никак не пойму, какого его понесло на окраину?

– Он с кем-то поговорить хотел, – вытираю слезы. И еще не понимаю, что делать.

– Вот и поговорил! – припечатывает Лера. – Неймется ему. Женатый человек. Ребенок! А в ж.пе горном девяностые играют.

Согласна. По каждому пункту согласна! Но сейчас не хочу ничего обсуждать. Мне к Феде надо. Помочь. За руку подержать. Сказать, что люблю!

– Можно к нему? Я хочу поехать! – усевшись на краешек кровати, реву как маленькая. На автомате хватаю Федину майку и прижимаю к лицу. И кажется, будто со мной он рядом.

«Чижик мой. Я без тебя не справлюсь», – будто зовет меня к себе.

– Оль, нельзя к нему. Там охрана. Тима говорит, никого не пускают. Была б ты жена… Ну сама понимаешь. Дома жди. Он все равно без сознания…

– А ты бы поехала к Тимофею Сергеевичу? – спрашиваю зло.

– Да, с места бы сорвалась и помчала, – признается как на духу Лера.

– Тогда помоги мне, Лер. Пожалуйста! Вдруг ему легче станет, когда я рядом буду, – прошу, всхлипывая. – Знаешь, уже и наукой доказано…

– Знаю, – вздыхает племянница Федора. – Но не могу я…

– Я же медик, – захожу с другой стороны. – Сестринское дело окончила. Может, есть какая вакансия в реанимации. Я же никакой работы не боюсь, Лер.

– В реанимации – не знаю. А вот в роддоме точно есть. Витя на днях причитал, что персонал, который он годами собирал, разбегается. Труд тяжелый. Платят мало. Лучше, вон, в частных клиниках анализы собирать. В вену колоть с восьми до трех. В патологии беременных нехватка медицинских сестер. А знаешь, где патология? В том же корпусе, что и реанимация! – торжественно заявляет Лера и добавляет решительно. – Я сейчас Вите позвоню.

– Не надо. Я сама, – обрываю порыв. – Потом Тимофей Сергеевич на тебя рассердится. Он же сказал никого не пускать. Не хочу, чтобы вы из-за меня ссорились.