Случайному гостю

— Чего ты дубасишь по окнам? Я ж не девочка бегать вверх-вниз…

Я подобрал ключи. Тяжелая связка, похожи на ригельные, не меньше девяти штук, брелок — вырезанный из неизвестного камня белый заяц, в лапках у него свеча… нет, не свеча — факел.

Бабушка помолчала, а затем неожиданно звучно сказала:

— Лесик, а ну попробуй найти ключ, нет, мне просто интересно…

Я вздохнул.

— Вот вам, бабушка, будет очень интересно, если я тут упаду и помру? — спросил я как можно более жалостливо. — А?

— Не с чего. Не с чего умирать — добродушно заметила бабушка, отмахиваясь от снежинок. — Да и не срок овшим. Ты ключик ищи. Найдёшь — зайдём, там нас покормят — это точно.

— А вы, бабушка? — спросил я, ощущая какое-то бормотание и хихиканье в два голоса вокруг.

— То надто просто, — надменно ответила бабушка. — Поняла так — ты искать не хочешь? Пошли…

— Нет, нет, нет!! — быстренько ответил я, отгоняя дурноту. Бабушка сунула руки в карманы и отмеряла несколько шагов по улице, к замурованным воротам. Вдохнув ароматы мусора, нашвырянного под ними, она закашлялась, развернулась и также неторопливо двинулась обратно.

Я перебирал ключи и все отчетливее слышал бормочущие голоса, вьющиеся вокруг меня как комар:

Один для веселья, второй для радости, Третий и четвертый — прогнать печаль, Пятый, шестой — прогнать бесполезный гнев, Семь, восемь, девять — держатся недолго. Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один — Тёмные дни теперь ушли.

— Что же выбрать, — думал я, — прогнать бесполезный гнев? Нет. Я не сержусь. «Держаться недолго»? Нет, а вдруг нам придется просидеть там часа три. Веселье? — Я посмотрел на бабушку, вдумчиво дослушивавшую «Меланколию», и понял, что особого веселья не будет.

— Второй, третий и четвёртый — кто-то из них, — решил я. За моей спиной поднялся ветерок, совершенно явственно прошлепали чьи-то куриные лапки. — Неужели все три? — озадаченно подумал я.

— Ты совершенно прав, — отчетливо сказал заяц над входом, длительное пребывание на открытом воздухе сделало его речь несколько охрипшей, к тому же мне показалось, что он глуховат. — Хотя это и не логично.

— Ой, да брось, — пропищал брелок у меня в ладони. — Главное он понял — дверь отпирается тремя ключами.

Бабушка подошла к нам вплотную.

— Молодец, — сказала она, — без сумлений. Ну отверай, а то я змарзла.

Робея перед массивной дверью и замком, бездушно стерегущим вход, я подошел к самому порогу, отодвинул язычок над скважиной и вставил первый ключ. Где-то в недрах дома раздался звук, будто стукнули в тамбурин, второй ключ вызвал к жизни лихую скрипичную ноту, третий заставил дверь без малейшего скрипа открыться, а глубины дома — светло прозвенеть челестой.

Мы вошли. Заяц на брелоке одобрительно присвистнул. Дверь за нами закрылась.

Вестибюль встретил запахами сырости, лука и давящими сводами серого камня с розетками посередине. Где-то чуть слышно капала вода, звучала музыка, кто-то надсадно кашлял. Тут, взвизгнув петлями, распахнулась дверь квартиры и все тот же недовольный голос прокричал:

— Ну, и долго я буду ждать вас на сквозняке?! Вы пришли погулять по коридору или вам нужно что-то посерьёзнее? Входите, не стойте…

Заяц с брелока сказал, почтительно присвистывая:

— Ну идите, идите — она сегодня добрая.

Бабушка немного непочтительно отозвалась про чью-то ушастую морду, и мы вошли в открытую дверь.

Квартира обдала нас сильным цветочным духом и запахами еды. Запахи манили оставить беготню по мокрым улицам и предаться греху чревоугодия.

В конце длинного коридора стояла, сложив под пышной грудью пухлые белые руки, невысокая светловолосая женщина в лиловом одеянии. Мне стало немного жарко и почему-то я решил рассмотреть её как можно внимательнее.

— Здравствуй, Эстер, — сказала бабушка и кивнула, потом толкнула меня, жадно нюхающего воздух, в спину и сказала вполголоса: — Лесик, не пялься и не шипи как клус [50] , а чемненько поздоровайся.

— Здравствуйте… — восхищенно сказал я и умолк, мне почудился аромат жареных колбасок.

— Я вижу, ты сумел открыть дверь, — сказала дама, опуская руки в карманы одеяния, и напирая на букву «р» в разговоре. — Это было трудно?

Бабушка вновь ощутимо пихнула меня между лопатками.

50

рысь

— О да, — сказал я, изгибаясь от тумака. — Довольно сложно…

— Хм, ну я польщена, — сказала дама. — С каждым годом всё труднее её сторожить, — она понизила тон и добавила. — Заяц уже не все понимает…

Брелок в моих руках горестно вздохнул.

Меня посетила дерзкая мысль — есть ли что-нибудь у неё под этим одеянием или нет?

— А почему ты так смотришь на меня? — спросила меня дама, улыбаясь.

— Вы очень красивая, — заметил я и чихнул.

— Будь здоров! — сказали хором все присутствующие. Бабушка посмотрела на меня и хмыкнула.

— Впрочем, — величественно сказала дама. — Что же мы стоим, проходите скорее к столу… Вас ждет еда, если у вас есть желание подкрепиться.

— Власьне, — буркнула бабушка, высвобождаясь из пальто. Рядом с нею мгновенно нарисовался юркий блондинчик затёртого вида, он услужливо принял одежду и, церемонно нашептывая гостье нечто уважительное, повлек в столовую.

Мною занялся некто низкорослый и шморгающий. Вытряхнув из курточки, он ухватил меня за локоть чем-то, похожим скорее на кроличью лапку, нежели на руку, и, увлекая по коридору, заявил:

— Обед через пять минут, здесь, в Шафранной зале.

«Зала», куда меня впихнул кроликоподобный поводырь, конечно, оказалась небольшой комнаткой с двумя дверями и двумя окнами, но обещания шафранности оправдались — золотисто-оранжевым, тёплым, радостным и солнечным было всё: обивка, шторы, чехлы на стульях, скатерть. Всё явно не новое, но проведшее жизнь, как и подобает любимым вещам, в тепле и уходе, а потому — целое, красивое и уютное. Посередине комнаты стоял щедро накрытый стол: салаты, холодное мясо нескольких видов на громадной прямоугольной тарелке, фаршированные яйца с разными начинками, высокие графины с напитками, бережно укрытый салфеткой хлеб в фарфоровой корзинке. Пирожки горкой. Я мысленно попрощался с Адвентом и переколол ремень в брюках на дырочку дальше.