Случайные соседи
Шрифт:
– Ну… например, что я увлеченный художник?
– Не без этого, но… нееет. – Протянул Леманн, и я почувствовала, что он улыбается. Через голову он стянул мою кофточку, и, словно на чашу весов, положил на свои большие ладони мои груди. Свет бил по глазам, и я прикрыла веки, погружаясь в темноту, и отдаваясь полностью во власть его рук и губ.
– Помнишь, как кричала под моей дверью, и грозилась расправиться со мной самыми извращенными методами, когда я влез в твои дела с налоговой?
– Помню. – Тихо ответила я, даже не задумываясь, о чем он продолжает говорить.
– Даже если бы ты и воплотила все свои фантазии на мой счет в жизнь, я поступил бы так же. Я хочу помогать тебе. Я испытываю от этого просто нереальное удовольствие, сродни оргазму. – Я чуть отстранилась, желая возразить, но вместо того, что бы позволить мне это, Леманн приподнял меня, усадил на свои колени, спиной к себе, и запустил руку в мои трикотажные штаны. – И это не «костыль», как может показаться на первый взгляд. Мири, ты сильная, смелая, искренняя, безумно талантливая. Просто я сильнее. И я могу позаботиться о тебе. Будь рядом… со мной.
Давид коснулся моего белья, и сжал рукой холмик между ног. Я бессвязно замычала, чувствуя его улыбку на моей шее.
Я испытывала неловкость от его слов, не знала, как именно на них реагировать, и что сказать в ответ. Поэтому я решила повременить с этим.
Он заносчивый, местами грубый, прямолинейный, самоуверенный, но не без основания, и он… сейчас мой.
– Дэви… - непроизвольно вырвалось у меня, когда один его палец, а затем и другой, скользнули под кружевной, уже влажный лоскуток. Я судорожно свела коленки, в десяток раз усиливая ощущения… и полетела.
Мои руки взметнулись вверх, обнимая мужчину, спина выгнулась, а бедра толкнулись вниз и вперед.
Что бы он мне сейчас не предложил, я бы согласилась. Моя наивная простота против его опытности и уверенных движений. Тут просто без шансов.
Доведя меня до полуобморочного состояния, когда уже перед глазами была чернота, хоть закрывай их, хоть нет, Давид раздел меня полностью, расстегнул свои джинсы, опуская меня сверху, и долго целовал мои щеки, шею и каждый выпирающий на спине позвонок.
В эти мгновения я четко осознала, что у него нет любовницы, подруги и еще кого бы то ни было. Ему нужна была только я. У него была только я.
Глава 24. Заметки, сделанные про себя
Утро было пасмурным. Света едва ли хватало, что бы очертить находящиеся в спальне Леманна предметы. Дальний угол с книжным шкафом утопала в тенях. Была бы у меня под рукой моя старенькая лампа с гибкой и длинной шеей, то я бы воткнула вилку в розетку возле кровати, и осветила бы книги.
Джек Керуак «В дороге», «Бродяги Дхармы», «Биг Сур», «Погадай на ромашке»… Одним словом – целая полка, выделенная под «короля битников», полка ниже для других выскочек «бит - поколения». Люди, пытавшиеся избавиться от социальных шаблонов, писать легко и понятно, слиться с простыми смертными, но воспитанные далеко не улицами, а Университетами,
по типу Колумбийского в Нью-Йорке. Хотя почему люди? Мужчины. Ни одной женщины.Я прошлась по именам на корешках. Кен Кизи. Уильям Берроуз, Аллен Гинзберг.
Замечательная подборка для мальчиков, студентов, бунтующих двадцатилетних парней, готовых сорваться с места с одним лишь заплечным рюкзаком и окунуться с головой в новый мир. Для молодых людей, вдохновленных писателями - путешественниками, идеями буддизма, и всего в этом роде. Меня едва ли хватило на то, что бы прочесть половину из этих книг.
Интересно, в каком возрасте их читал Леманн? Как он читает их сейчас? Или это просто любимые истории, которые нет возможности прочесть, но можно беречь, как приятные воспоминая?
Говорят, по книгам в доме, можно понять характер хозяина. Давида легко можно было представить в вагоне товарного поезда, спящего на мешковине, подогревающего воду газовой зажигалкой, заваривающего суп из остатков тушенки прямо в жестяной банке. Не удивлюсь, если в восемнадцать он так и поступил, окончил школу, уехал в Швейцарию, а там… Там уже сотни тысяч дорог, открытых для того, что бы по ним ходили молодые ноги.
Вторая половина шкафа полностью разделяла мои читательские предпочтения. Если копнуть поглубже, то можно понять почему.
Писатели, вдохновляющие «хиппи», сменились навечно потерянными представителями «Generation perdue» (фр. Потерянное поколение). Авторы, рожденные до Первой Мировой, или во время нее: Эрнест Хемингуэй, Эрих Мария Ремарк, Луи Селин, Томас Вулф, Френсис Скотт Фитцджеральд.
Уже лучше! Все как я люблю! А точнее – неприспособленные к мирной жизни по прошествии войн. Спившиеся, сошедшие с ума и суицидники!
Романы о неизлечимо больных, о безнадежно влюбленных, о преданных или, наоборот, об изменщиках, или изменницах. Окопы, ружья, лодки, свадьбы, похороны…. Чума…
Превосходно!
«Ночь нежна» - подарочное издание. Долго у меня из головы не выходила эта история.
Я хотела подняться на ноги и взять затянутый в ткань томик, но горячая ладонь легла на мой живот, и потянула назад, накрепко припечатывая спиной к мужскому телу.
– Доброе утро. – Зашелестели простыни, я была готова поклясться, что слышала, как сминаются пушистые перья в подушках.
– Доброе… - Было что-то особенное в том, как крепко он прижимал меня к себе. Дождь стучал по крыше, просился внутрь, буквально требовал, что бы открыли хотя бы окошко, и он смог прошмыгнуть внутрь квартиры, но я лишь улыбнулась.
Мне было хорошо. Тепло. Спокойно.
Если вчера Леманн удивлялся, как это приятно, когда тебя ждут дома. То сегодня уже я была готова кричать в голос о том, что один человек залатал все дыры в моей душе. Одну за одной.
Как у него это вышло? Без ниток и иглы. Без кирпичей и штукатурки. Без единого гвоздя.
Сложно было поверить, да и страшновато, чего греха таить?!
Но мысли уплывали прочь от рациональности. Далеко – далеко. В те минуты, когда мы горячо целовались на диване, разбрасывая во все стороны одежду. Потом как было глубоко, остро, жадно…