Смарагдовый трон (роман)

– Не ошибаешься, но упускаешь одну деталь - ресурсы. Кристаллы сциллитума небезграничные, а на один поиск судна с Цеппеушем у Ветровидца ушло четыре штуки. Это целое состояние, а мы не настолько обеспечены, чтобы заменять этим обычную разведку.

– Понял.

Кобар не удержался и опять посмотрел на свёрнутый свиток. Лейф проследил направление его взгляда.

– А, это. Об этом мы поговорим в другой раз.

Дальше они обсуждали организационные вопросы, и Кобар к тому времени окончательно освоился в обществе Лейфа. Вот только ответа на вопрос, почему именно он, молодой солдат так и не получил. Он уже собрался уходить, когда генерал коснулся пальцами лба.

– Подожди... Кобар. Я долго размышлял над тем, стоит ли вручать это тебе, - с этими словами он извлёк из ящика письменного стола резную шкатулку из ярко-коричневого дерева, открыл её и достал оттуда небольшой многогранный кристалл, размером с куриное яйцо.

– Если вы попадёте в засаду или окажется, что у противника подавляющее число солдат, сожми этот камень в ладони и мысленно произнеси...

Он наклонился к уху Кобара и прошептал слово.

Кобар затвердил его в голове и кивнул.

– Этот камень поможет тебе остановить врага. Но крепко запомни - используй его лишь в случае крайней необходимости, если в противном случае может погибнуть весь твой отряд.

– Я понял, генерал.

– Вот и отлично, - Лейф откинул волосы со лба.
– Выступайте, как условились, через час. Этого хватит, чтобы взять у интенданта всё необходимое и собрать отделение. Ступай, Кобар, и да хранят тебя Трое Богов.

С этими словами генерал отвернулся и пошёл к окну, из которого лился чистый незамутнённый солнечный свет.

Глава 8. Миргордская равнина.

Мы пришли из-за обширного океана, претерпев много невзгод и держась лишь за веру в Ум'оса. Мы бежали, и может быть, не зря - нас встретили земли просторные, покрытые лесом и населённые множеством зверей, которых доселе мы не встречали. Мы возврадовались увиденному, но было и то, что повергло нас в ужас. С некоторыми людьми начали происходить неведомые вещи. Была ли это болезнь, или проклятие богов - не знаю. Боюсь, что эта земля наше наказание, а вовсе не спасение, каким показалась вначале. Я молюсь...

Из корабельного журнала Питера Брусса,

десять лет до создания Триединой Церкви.

Цок-цок-цок. Этот звук отдавался в голове назойливой болью. Вторая неделя путешествия подходила к концу. Пыльная просёлочная дорога, ведущая от Геррана, вливалась в широкую ленту Миргордского тракта, которая шла от самой Бадакайской Стены на востоке, горизонтально разделяла почти по середине обширную Миргордскую равнину и только у Забрасина уходила на север, к столице.

 Холмистая и лесистая равнина занимала едва ли не четверть всей Изры. Вдали, за зелёным лугом, по правую руку высились гряды поросших смешанным лесом холмов. Оканчивались они лишь у холодных предгорий сурового Каседрума. В тамошних тёмных закутках, поросших ельником и бурым лишайником, редко ступала нога человека. Гуляющие слухи о ковенах Одержимых и неведомых зверях заставляли охотников и лесорубов заниматься своими делами на южной половине равнины.

 По левую руку леса были преимущественно лиственными. Многочисленные дубовые, солнцедавные и грабовые кущи перемежались светлыми среброзовыми рощами и служили кровом для всевозможной живности и зверья покрупнее, а также разбойников и крестьян. А в её центре стоял Забрасин - город-приют для ремесленников, дровосеков, фермеров и торговцев всех мастей. Впрочем, главная его особенность заключалась не в этом.

 В одной лиге от двух всадников, из-под блестящего на солнце зелёного полога вытекала тонкая ниточка реки. На её берегах ютились десятки деревянных изб. Юго-восточный ветер доносил отдалённый лай собак и смутно угадывающийся дымный запах.

Горячий июльский воздух полнился щебетаньем полевых пташек и слитным жужжанием мошек. Звуки цикад въедались в голову подобно тупому зубилу.

 Гирем обливался потом, пока не последовал примеру Джаффара и не сбросил с плеч плащ, оставшись в лёгкой рубахе. Вишнёвые Оковы были приторочены к седлу, слева болтался походный мешок со всем необходимым для дороги. Гарапас сносил походные невзгоды со всей присущей бадакайским скакунам гордостью.

 - Ничего, родной, ещё неделя-другая - и ты как следует отдохнёшь, - нагнувшись к конскому уху, прошептал он в очередной раз, и погладил животное по шее.

 Рядом на спине рыжего коня по кличке Тепралан покачивался Джаффар. Гирем выпрямился в седле и поймал его добрительный взгляд.

 Хронист, казалось бы, переносил жару гораздо легче своих спутников. Он неутомимо шутил, поддерживая затухающие разговоры, рассказывал разные истории о Бьялви и людях, населяющих тамошнее плоскогорье, порой даже учил Гирема.

 Джаффар был неисчерпаемым источником информации. И что главное, в отличие от старика Манти, он объяснял сложные вещи простым языком, так что Гирем впитывал в себя всё подобно губке.

 За время дороги хронист стал для него кем-то вроде учителя и духовного наставника, заменив Алана. Но в отличие от всегда дипломатичного и предельно честного дяди, в Джаффаре виделась какая-то задиристость и лукавство, проявлявшиеся в их беседах и его разговорах с другими членами отряда. Но несмотря на некоторую искусственно нагнанную ауру таинственности он казался куда более простым и открытым человеком, нежели Алан.

 С Остисом Джаффар нашёл язык в первый же день, когда помог тому выследить зайца, которого выдали торчавшие из травы уши. У хрониста оказались очень зоркие глаза. Вместе с солдатом они приготовили вкусную мясную похлёбку, которую похвалил даже отец.

 К Сиверту, который оставался скрытным и нелюдимым в первую неделю, Джаффар нашёл подход не сразу. Гирем случайно обернулся и успел увидеть, как хронист закончил что-то тихо ему говорить и хлопнул его по плечу. В последующие дни Сиверт стал постепенно приходить в себя, хотя смотреть ему в глаза Гирем всё равно не решался.

 Сложнее всего Джаффару приходилось с Рензамом. Не то, чтобы отец явно выказывал неуважение к своему спутнику. Нет, он порой отвечал на его вопросы или задавал свои. Однако в одном только выражении лица Рензама сквозило холодное недоверие. Его хронист явно сторонился.

 Гирем наблюдал за отношениями, царящими внутри их отряда, но вмешиваться смысла не видел. Что он может сказать отцу насчёт их нового товарища? В сущности, ничего. Хронист предъявил доказательства связи с самими Кархарием и Саламахом Инги, помог в поимке ведьмы. Что ещё можно от него требовать?