Смех и смертный грех

Сейчас Кира слушала Лисицу с не меньшим интересом, чем Арсений Иванович, его жена, сын и невестка.

Но им всем пришлось подождать, пока Лисица сделает заказ. А он, как нарочно, долго выбирал, что ему взять, а потом еще чуть ли не четверть часа колебался с выбором гарнира. Остальные с заказом определились очень быстро, даже Кира согласилась взять зеленый салатик, хотя и сомневалась, сумеет ли проглотить хотя бы один листик из него. И теперь все они изнывали от нетерпения, наблюдая за колеблющимся Лисицей.

Наконец Лисица остановил свой выбор на свиной отбивной и гарнире из дикого риса с травами.

Арсений Иванович, увидев, что Лисица наконец освободился, осмелился задать ему следующий вопрос:

— Но скажи, зачем же мама всю жизнь выдавала Ларису за свою дочь?

— В принципе, она не так уж лгала. Ваша матушка и впрямь удочерила Ларису, став по закону ей матерью.

— Но зачем она это сделала? Почему она не могла просто взять Ларису к себе? Ведь, как я понимаю, Лариса осталась без родителей?

— Боюсь, что мотив, который двигал вашей матушкой, был далеко не оригинален — деньги.

— Деньги?

— Профессор Завгородцев — ваш дед и отец Ларисы — был весьма обеспечен материально… весьма! У него была собственная дача, квартира, машина. По тем временам он мог считаться богатым человеком. И наследницей всего этого становилась одна-единственная крошка — Лариса.

— А… а моя мать? Она ведь тоже была его дочерью.

— Да, но дочерью нежеланной, рожденной нелюбимой и быстро опостылевшей женой. Да к тому же в момент смерти профессора Надежда Сергеевна уже была взрослым совершеннолетним человеком, замужней женщиной. Профессор считал, что она в состоянии позаботиться о себе сама.

— Но все же главное было в том, что мою мать ее собственный отец не любил?

Лисица кивнул и продолжил:

— В отличие от Надежды Сергеевны Лариса была желанным и любимым ребенком. Поэтому именно в ее пользу и было составлено завещание.

— А было и завещание?

— Да, было. И чтобы завладеть всем, что было завещано грудному младенцу, ваша мать пошла на хитрость. Сначала она, пользуясь тем, что являлась ближайшей родственницей, взяла малышку к себе в дом, а затем сумела официально удочерить ее.

— И надо понимать, присвоила себе все, что иначе принадлежало бы Ларисе?

— Совершенно верно.

Арсений Иванович слегка покраснел.

— Не могу отрицать, мама очень любила деньги. Наверное, она могла бы пойти на подобный поступок. Тем более что она никогда Ларису не обижала и ни в чем ее не ущемляла. У Ларисы всегда было все самое лучшее. Сестра… я буду по-прежнему называть ее своей сестрой, имела все!

— Все, кроме свободы распоряжаться своей жизнью по-своему.

— Что ты имеешь в виду?

— Кто беден, тот не имеет возможности жить своей жизнью. Лариса во всем зависела от Надежды Сергеевны и ее прихотей.

— Ну… наверное, — был вынужден признать Арсений Иванович. — Лариса зарабатывала немного. Мать содержала и ее, и Игоря. Но Лариса была ей благодарна за поддержку!

— Вряд ли ей это давалось так уж легко. Насколько я успел изучить характер вашей матери, она была не из тех людей, кто легко расстается с деньгами. Если она и поддерживала Ларису материально, то потом дорого брала с нее за это. К тому же она лишила вашу сестру ее доброго имени. Она настолько ненавидела и завидовала сироте, что лишила ее родного отца. Выдумала какого-то несуществующего негодяя, про которого даже не хотела ничего рассказывать девочке. Думаю, что Лариса тяготилась своей зависимостью от Надежды Сергеевны. И если в ту пору, когда она считала ее своей матерью, такое положение дел ее более или менее устраивало, то когда она узнала правду, боюсь, в ее душе воцарился настоящий ад.

— Но кто же мог сказать Ларисе правду? Вы?

— Нет, я сам узнал все окончательно только сегодня.

— Тогда кто?

— Вот об этом речь у нас с вами еще впереди.

Но в это время им принесли заказ. И Лисица вновь умолк, так как принялся за еду. Всем прочим не оставалось ничего другого, кроме как последовать его примеру. Они взялись кто за вилки и ножи, кто за ложки, и дело сдвинулось с места. Однако единственный, кто тут искренне наслаждался трапезой, был Лисица. Только он ел с видимым удовольствием, все прочие были больше заняты рассказанным Лисицей, чем тем, что лежало у них в тарелках.

Кира и вовсе смотрела на салат с отвращением. И зачем они полили его маслом? Да еще, кажется, оливковым? Кира поднесла к носу кусочек огурца, но тут же поспешно положила его обратно на тарелку. Может, если поковырять, станет лучше? И Кира принялась ворошить зелень на тарелке, стараясь найти кусочек, который бы вызвал в ней наименьшую неприязнь.

На Лисицу, который поглощал огромную, в половину тарелки отбивную, она старалась вовсе не смотреть. К счастью, Лисица покончил с трапезой очень быстро и снова заговорил:

— А сейчас я хочу сказать вам еще об одном ребенке, который был у профессора.

— Третий ребенок? Ты о нем уже упоминал.

— Да, дело в том, что когда маленькая Лариса в своем нежном возрасте осталась круглой сиротой, у нее, помимо Надежды Сергеевны, был еще один близкий родственник — брат.

— Брат? Родной брат?

— Да, самый что ни на есть родной. Ведь этот ребенок родился с Ларисой в один день и от одних и тех же родителей.

— Двойняшка?

— Редкий случай, но далеко не исключительный. Иногда женщина рожает не одного, а двух детей, причем разнополых.

— И где же этот мальчик сейчас?

— Вот это мне и хотелось бы знать.

И Лисица уставился на Арсения Ивановича.

— Мне ни о каком мальчике ничего не известно, — пробормотал тот, явно находясь в еще большем замешательстве, чем раньше. — Я и про Ларису-то всегда думал, что она моя родная сестра. А никаких маленьких мальчиков у нас в доме, кроме меня, никогда не было.

— Вот именно. Кроме вас.

— Что? — вздрогнул Арсений Иванович. — Все-таки я… все-таки я — брат Ларисы? Родной? Надежда Сергеевна и меня усыновила?

— Нет, не думаю. Хотя… Хотите узнать это точно? Пока тело вашей матери еще не захоронено, это можно сделать.

— Вы что… шутите?

— Вовсе нет. Зная теперь, какой великий махинатор скрывался под маской вашей матушки, я бы не стал доверять тому, что она говорила насчет вас. Я бы также не стал доверять в полной мере записям в актах гражданского состояния. И даже показаниям Леонида Семеновича я бы не стал верить до конца. Старик показался мне весьма наивным во всем, что касается вашей матушки. Она вертела им всю жизнь, как ей заблагорассудится. Он верил ей во всем, а она… сдается мне, она частенько его использовала в своих корыстных целях.