Смена
Шрифт:
Ане снова вернулась уверенность в том, что она действительно совершила поступок. Никита все это чувствовал и подмечал не только по глазам, но и по жестам, выражению лица. По тому, как выпрямилась Анина спина, вернулась осанка. Он был весьма неплохим психологом (по его собственному мнению, конечно), улавливал тончайшие изменения в человеке. Не всегда их правильно трактовал, конечно, но ошибался он только в случае с женщинами. Это простительно, скажу я Вам, ведь даже сама женщина не всегда сможет правильно назвать причину своих поступков. Поэтому-то женщины гораздо интереснее предсказуемых и примитивных мужчин.
– Мы, кстати, с твоим напарником приехали вместе из одного города. Хоть я за всех сказать не могу, но, по крайней мере, чтобы из нашего ВУЗа попасть сюда, процедура, примерно, следующая…
***
– Нихера для этого делать не нужно!
Леша отправил топливо в глотку и звонко цокнул рюмкой об стол, за которым к этому моменту оставались лишь двое:
Наши же симпосиасты в интимной обстановке делились друг с другом деталями своих биографий.
– Я пришел на пару, на которую давно не ходил. Психология, вроде. Еще я буду по пятницам на одну пару ходить!
– Ты далеко живешь что ли? – Уточнил Светлов.
– Так ведь нет, прямо рядом, в общежитии! Можно выйти за десять минут до начала занятия и потом еще в аудитории пять минут сидеть ждать.
– А что тогда не ходишь?
– Лень. Бывает, будильник откладываешь, откладываешь, откладываешь, а потом думаешь "двадцать минут до пары, не успею собраться".
– Ну и опоздал бы, ничего страшного.
– Некрасиво опаздывать вообще-то, тем более, если живешь в двух шагах! Так вот. Жду, значит, начала пары, преподавателя еще нет. И тут заходит староста, говорит: "Никто в Крым не хочет съездить на лето за счет педухи?".
– Педухи?
– "Педуха", "пед" – ВУЗ наш педагогический. Большинство его так называют и это еще по-доброму. Я ведь из маленького захолустного городка и, даже можно сказать, мечтал в пед поступить. А как поступил, переехал в большой город, пообщался с местными, так те его, оказывается, вообще не воспринимают как университет, "шарагой" его обзывают. Мне обидно, конечно. Я ведь, может быть, правда хотел здесь учиться, считал его хорошим учреждением. С детьми работать хотел, в конце концов. А мне потом говорят: "Так ты в шарагу поступил, было бы чем гордиться!".
– В наше время педагогом быть не престижно, хоть это и странно. – Светлов сжимал и разжимал в кулаке пластиковый стаканчик, а потом рассматривал, во что он превращался.
– Ага! Не говори! Ведь даже мои одногруппники так говорят! От них слушать такое обиднее вдвойне! "Я никуда не поступил, а сюда для страховки документы подавал, чтобы в армию не ходить"! Подумать только! – Леша схватил бутылку и сделал пару больших глотков. Светлов протянул ему тарелку с сухариками, которые не пошли на конфетти для Леси. Леша пожевал немного и выплюнул в чей-то стакан.
– Да, это смешно даже. Сперва они говорят: "Педагогический для тупых", потом плачут: "Где же мне найти хорошего учителя для моих детей?"
– Аминь! – Буркнул Антон. Понимал ли он о чем здесь говорят?
– Я немного отошел от темы. Староста спросила, а я подумал: "Пускай это, скорее всего, какая-то афера, но хотя бы нужно узнать, что мне это будет стоить". Поднял руку, она дала мне контакты человека, говорит: "Свяжись с ним, тебе объяснят, что нужно делать".
Леша замолчал, уперев лицо в сжатые кулаки, лежавшие на столе. Затем приподнял голову и начал растирать кулаками щеки.
– Э-эх, что-то меня совсем развезло, – затем он зевнул и осмотрелся кругом. Его зрачки не реагировали на свет и не фокусировались. Сколько бы Леша не щурился, детали не поддавались его восприятию.
– Ты связался? – Спросил Светлов.
– С кем?
– С кем тебе нужно было связаться?
– А, да. Если я сижу перед тобой, ты еще спрашиваешь? Это не самое главное… После того как я связался, мне только сказали принести деньги на самолет. На этом моменте я хотел уже отказаться, но мне сказали, что нужно будет предоставить чеки в бухгалтерию и деньги вернут. Дальше меня отправили на медосмотр. Я снова хотел отказаться. Неделю терять, бегая по врачам! Но девочка, которая уже не раз сюда ездила, рассказала мне о местном Айболите, который всю медкнижку заполнил печатями всего за тысячу рублей. Даже зубного! – У Леши с отвращением поднялась верхняя губа. – Родители, отправляя детей в международный детский центр, рискуют тем, что дети могут заболеть
от вожатых… Убогонько…– Так что же ты поехал тогда, если узнал, что тут настолько низкий порог попадания? Если уж все так убого? – Светлов скрестил руки на груди в ожидании ответа.
– Потому что это не я один так легко сюда попал. Потому что система отлажена. Потому что сюда годами так приезжают. Всю систему не изменишь. Так почему же тогда я один должен лишать себя возможности целое лето провести у моря, м?
– За систему не отвечай, ты за себя отвечай. Ты бы отказался. Кто-нибудь еще отказался. Вот вас уже двое, а там глядишь…
– "Кто-нибудь"! – Леша с грохотом обрушил сжатую пятерню на стол. – Ты видел этого "кого-нибудь" когда-нибудь? Нет таких! У нас весь ВУЗ так ездит по лагерям страны! Нет, ведь я боялся показывать здесь на "приемке" свою медкнижку, но когда даже местный терапевт не увидел ничего преступного в том, что у десятка человек, которые приехали со мной, одинаковые печати, одинаковые подписи от одного врача… Там ведь даже дата стоит одна и та же везде! Всем плевать, на самом деле. Да, несомненно, тот, кто ставит такие печати – преступник, но тот, кто принимает эти печати – преступник вдвойне! А своей вины я в этом не вижу просто потому, что все так живут.
– Если тебя это устраивает, то не жалуйся тогда. Ничем ты не лучше.
– Ладно. Пускай. А как ты сюда попал? – Леша, как и любой пьяный в ноль, менялся в поведении за мгновение. Только что сидел и сетовал на систему. Секунда. Он растекся на кулаке, подпиравшем голову, периодически подбирая слюни, вытекающие из разинутого рта.
– Так же как все. Я честно это заслужил своими стараниями. В этом году с отличием закончил колледж, тренирую детскую сборную по футболу у себя на Урале.
– А сколько же тебе лет?
– Двадцать пять.
Слова Светлова очень сильно смущали Лешу, но почему именно он понять не мог. То сжимая, то разжимая пальцы, он с усилием проводил тяжелейшие расчеты.
– Двадцать пять… Почему ты только закончил колледж?
– Это долгая история.
– Мы разве куда-то спеши-и-им? – изумился Леша. Он даже не понял, что Светлов, таким образом, просто хотел плавно перейти с этой темы на какую-нибудь другую.
– Началось все тогда, когда мне было лет пятнадцать, – Светлов убедился, что вокруг никто не слушает, кроме Леши, да и тот не вспомнит завтра разговор, – друг детства привел меня в одну компанию, где все были старше нас. Они промышляли не совсем законными занятиями: вытаскивали аккумуляторы из машины, магнитолы, обносили квартиры летом, пока хозяева были в отпусках. Зарабатывали они этим делом очень неплохо. А мне что было делать? Я как узнал, что можно зарабатывать так, то к раздаче листовок возле торговых центров возвращаться мне не хотелось. Нашей семье нужны были деньги. Отца я никогда не видел, а мама болела. Я был полезен тем парням. Там, где они не могли пролезть, пролезал я. То, что не могли достать они, доставал я. Делились они со мной честно, никогда не смеялись надо мной, я себя чувствовал "в своей тарелке" в их кампании. Мы занимались этим около года. За этот год маме понадобилось удвоить количество лекарства, но я был способен ей их дать. Стал видеть ее реже из-за того, что мы увеличили количество краж. Я чаще был в чужих домах, чем в своем… Чем с мамой. Но из-за частоты краж, меня регулярно стали возвращать домой под конвоем. У мамы не было сил ругать меня, она лишь вздыхала. Эти вздохи разрывали мне душу, но я вновь убегал из дома, чтобы заработать на лекарства. Я верил, что вот-вот она пойдет на поправку. Это придавало мне сил. – Светлов говорил это с придыханием, еле слышно, шепотом. – Не редкий сон тогда восполнял мои силы, не энергетики, не адреналин от проникновения в чужие квартиры, а именно надежда на то, что скоро мы с мамой будем снова вместе гулять. Я верил, что скоро наступят времена, когда единственное, чем я буду огорчать маму, это то, что я не надел шапку, или за то, что я не забежал пообедать между уроками. Она бы тяжело вздыхала не от невыносимой боли, а от того, что у нее расклеилась туфля… В канун моего дня рождения, когда мне исполнялось шестнадцать, моя компания решила сделать мне подарок и вынести квартиру одного владельца магазина. У него, поговаривали, дома целые горы золотые. Все прошло как обычно: я залез ночью в окно, открыл дверь товарищам, и встал "на шухер" во дворе возле калитки. На что они там наступили, нажали или еще что, я не знаю, но сработала сигнализация и утро мы встретили в обезьяннике. На меня у ментов не было ровным счетом ничего, кроме того, что меня видели соседи, как я стоял "на шухере" возле калитки. Подельники объяснили, что они возьмут всю вину на себя, они не хотели мне жизнь ломать. Меня отпустили. Я побежал домой… В общем, я одумался после всего этого, в школу назад меня брать не хотели, устроился на автомойку, там до армии поработал, потом по контракту на три года остался, дальше вернулся и через одного хорошего знакомого, меня все-таки взяли в колледж, чтобы я хоть какое-то образование получил. Отучился с отличием… Как бы этого хотела мама… – Светлов утер нос рукавом рубашки. – Поработал тренером, хорошо у меня это получалось, меня вот сюда и позвали.