Смерть и побрякушки

А на противоположной стороне улицы, прямо над безумной извивающейся толпой молодых австрийцев, плотно, словно в поисках защиты, прижавшись к стенам собора св. Стефана, стояли двое негров в офисных костюмах и со стаканами диетической кока-колы в руках. На их гладких черных лицах был испуг и презрительное недоумение, с каким цивилизованный человек смотрит на бешенные пляски дикарей.

Толпа рядом с Мариной подалась, из образовавшегося проема высунулась рыжая голова, увенчанная кожаной каскеткой. Потом показалась затянутая в черную кожу рука, сгребла подол Марининого платья, рывок, и бушующая людская река втянула ее в себя. Рыжий похититель сделал шаг и они очутились в центре веселящейся тусовки. Он притянул ее к себе за талию, но одновременно она чувствовала как другие, молодые, жадные, нетерпеливые мужские руки скользят по ее бедрам, шарят по груди. Рыжий, улыбаясь, заглянул Марине в глаза...

– Das sexuelle Medchen!
– и впился в ее губы долгим, пахнущим зубной пастой и пивом, поцелуем. Она сдавленно вскрикнула.

– Не шуми, родная, зачем нам скандал, - прозвучал над ухом знакомый голос. Кирилл ткнул в рыжего указательным пальцем, словно хотел по-учительски усовестить того за неподобающее поведения. Довод оказался неожиданно действенным - рыжий закатил глаза и тихо опал им под ноги.

– Я паренька понимаю, поэтому строго наказывать не стану. Давай вперед, на ту сторону ближе, - подхватив Марину под руку, Кирилл почти понес ее через бурлящую толпу. Марина вцепилась ему в плечо и заторопилась следом, лишь тихонько охая, когда ее в очередной раз щипали за попу.

Задыхаясь, они выбрались на тротуар рядом с перепуганными неграми.

– Лучше нам убраться отсюда, - озабоченно пробормотал Кирилл, - Очнется рыжий, возжаждет мести, а у него, наверняка, дружки.

Марина огляделась. Улицу от края до края заполняла счастливая толпа и конца веселью не предвиделось.

– Не выберемся.

– Тогда по старинке, попросим убежища в церкви. Раз колокола звонили, значит, кто-то там есть. Эй, янки-бойз, - крикнул он неграм, - идем с нами, пока вас тут не затоптали, - и Кирилл потащил всех четверых к воротам св. Стефана.

– Откуда ты знаешь, что они американцы?
– полюбопытствовала Марина.

– У них звездно-полосатость на лбах написана, - и Кирилл принялся гулко колотить в кованные двери собора.

– С ума сошел! Кто нас сюда пустит? Или в церкви у тебя тоже есть "свои ребята"?

– Попам по должности положено для всего мира быть "своими ребятами". Особенно для тех, кто нуждается в помощи.

Марина оглянулась и поняла, что они таки нуждаются в помощи. Очухавшийся рыжий возвышался над толпой, стоя на плечах двух здоровенных кожисто-черных жлобов, и целенаправленно, по секторам, оглядывал окрестности. Его ищущий взгляд уперся в крохотную группку людей под стенами громадного собора, лицо озарилось злобным торжеством и он что-то крикнул, указывая в их сторону. Марине стало жутко. Она раз и навсегда поняла свою бабушку, нервно ежившуюся, когда с экрана телевизора раздавалась лающая немецкая речь.

И в ту же секунду из-за тяжелых кованных дверей послышался недовольно-вопросительный голос. Кирилл прокричал в ответ несколько фраз на немецком, замок лязгнул и все четверо быстро нырнули внутрь.

– Проходите, проходите, - приветствовал их по-английски невысокий старичок в монашеском одеянии, - Что за страшные времена! Молодежь совершенно не умеет себя вести!

– Не думала, что у тебя получиться, - облегченно выдохнула Марина, - Что ты ему сказал?

Кирилл лукаво улыбнулся:

– Что со мной двое американцев. У европейцев комплекс старшего брата, они терпеть не могут штатовцев и одновременно заботятся о них, как о детях неразумных. Бросить американца в беде, все равно, что бросить ребенка.

– Никогда не была в пустой церкви, - шепнула Марина, вступая под стрельчатые своды.

Узкие проемы уходили вверх, словно бы в бесконечность, к самому престолу Господнему. Лица святых на древних витражах, освещенные огоньками маленьких круглых свечей, трепетали жизнью. Гулкий, словно орган, собор дробил, множил шорох их шагов, заставляя оглядываться и ожидать появления... Чьего появления? В этом Марина страшилась признаться даже самой себе. Но и пустующий, старинный храм был местом, где следовало верить, и надеяться, и слушать, и молчать.

Наверное, именно поэтому оба американца, опасливо поглядывая на темный, окутанный тайной алтарь, разом застрекотали, как сороки, живописуя снисходительно улыбающемуся монаху свои "horrible", ну просто "awful adventures".

– А еще говорят, что в готическом соборе любой человек чувствует себя ближе к Богу и думает о вечном, - фыркнула Марина.

– Все мы здесь грешники, - философски заметил Кирилл, - Я вот, как ни стараюсь, а думаю лишь об одном.

Марина вопросительно взглянула на него и он пояснил:

– Рыжему наглецу хоть поцелуй достался, а мне?

– Тоже хочешь поцелуй?

– Если я начну перечислять все, что хочу, могу и не выдержать, а здесь все таки святое место.

Устав кивать в такт жалобно-возмущенному рассказу американцев, старик в рясе заявил:

– Весьма сочувствую, господа, но оставить вас здесь надолго не имею права, - монах на мгновение задумался, потом усмехнулся, - Господь и инструкция по безопасности учат нас, что необычные обстоятельства требуют необычных решений. Пойдемте, я проведу вас через гробницы и выпущу на другую улицу.

Он приподнял тяжелую створку в полу и поманил их за собой по узкой, уходящей в темноту лестнице. Впрочем, во мраке они оставались не долго. Щелкнул выключатель и потоки яркого света залили небольшой подземный зал, за которым открывалась горловина узкого прохода.

– Что это? На шляпные картонки похоже, - спросила Марина, разглядывая круглые коробки, стоящие на полках вдоль стен.

– Это не шляпные картонки, мадам, - чуть обиженно буркнул монах, - Это императоры.

– Как императоры?
– насела на монаха Марина.

Видя ее любопытство, старик несколько смягчился:

– Я не профессиональный экскурсовод, мадам, но если вам интересно... В династии Габсбургов долгие столетия существовал обычай хоронить почивших государей в трех разных местах: тело отдельно, сердце - отдельно, а здесь, у нас, изволите ли видеть, внутренности, - на лице монаха расцвела горделивая улыбка собственника.

Оба американца, ставшие из черных бледно-серыми, переглянулись. В глазах их стоял ужас пополам с брезгливостью. Впервые Марина была с ними солидарна.

– Надо же, оказывается, австрийские императоры вроде наших братков - тоже расчлененку уважали.

Монах нырнул вглубь вырезанного в мягкой породе подземного прохода, поманил их за собой.

– До 18 века венцы не возились с кладбищами, хоронили своих покойников прямо под городом. Вот, извольте взглянуть, - монах ткнул пальцем в маленькое окошко. Одно мгновение Марине видны были лишь два черных, жестко кучерявых затылка, потом американцы со сдавленными возгласами отпрянули от стекла. Марина шагнула по ближе.