Смерть на каникулах. Убийство в больнице (сборник)

Они шепотом обсудили проблему во всех ее аспектах, причем Алистер параллельно пресекал спорадические попытки нарушить порядок, а Кокер-самый-младший тем временем водил мизинцем по строчкам, следя за приключениями вороного жеребенка. Когда прозвенел звонок одеваться, было решено после службы в церкви подойти к дяде Дэвиду и посвятить его в тайну Притчарда.

Набравшаяся возле кровати Алистера горка предметов, обогащенная парой подтяжек, несколькими расческами и целой кучей подвязок, была рассортирована и распределена по владельцам. После этого обитатели дортуара поднялись, умылись и снова втиснулись в итонские костюмы.

Церковный колокол еще звонил, когда мистер Скофилд явился в музей. Инспектора Митчелла он нашел снаружи: тот смотрел, как приезжают родители на переднюю аллею.

– В детстве, – сказал инспектор, – я учился в пяти разных школах. Мои родители вечно переезжали, не знаю уж почему. Работал отец в Сити, так что мотались мы по пригородам. Все они были одинаковы – дома и лавки, некоторые здания перестроены под две или три квартиры, и все районы, в которых мы жили, походили на горошины из одного стручка. Но для меня это означало пять перемен жизни. Я никогда не был по-настоящему оседлым, как вот эти молодые люди. Для них не имеет значения, если их родители переедут в другой дом. А для меня имело, это была некоторая неприкаянность. Наверное, поэтому я пошел работать в полицию. Отец был категорически против; мать считала, что для меня это крах. Но я к тому времени привык к неприкаянности и надеялся, что она не даст мне закиснуть, не даст угаснуть интересу. Ну конечно, работа в основном рутинная, но засиживаться на одном месте не приходится. – Он резко обернулся к мистеру Скофилду: – И вы ведь тоже не засиживаетесь. Вам это нравится?

– Я этого терпеть не могу, – медленно выговаривая каждое слово, ответил мистер Скофилд.

– Это я предполагал. Но детей вы любите, верно?

– Когда-то я так считал.

– Зайдемте. У меня есть что вам сказать.

– Я так и подумал, когда получил вашу записку.

Митчелл пошел вперед, и они вдвоем сели за стол инспектора.

– Мне стало известно, – сказал Митчелл, – что раньше вы были женаты на миссис Фентон. Вы оба держали это в тайне до вчерашнего вечера, когда неожиданно встретились и выдали себя в присутствии доктора Уинтрингема. Это может совершенно не иметь отношения к расследуемому делу, но я хочу узнать детали. Поэтому прошу вас кратко изложить историю вашего брака и причины, по которым он распался.

– Недопустимое вмешательство в частную жизнь! – возмущенно воскликнул мистер Скофилд.

– Можете не рассказывать мне о самом разводе, – продолжил инспектор, глядя в свои бумаги и будто не замечая вспышку собеседника. – Подробности у меня здесь, их только что доставили. Вы подавали на развод семь с половиной лет назад. Ваше дело было рассмотрено без задержки. Суд вынес условное решение, которое через шесть месяцев стало окончательным. У меня здесь также история второго брака вашей бывшей жены, зарегистрированного с Робертом Фентоном в мае шесть лет назад, она взяла его фамилию.

– Так что вы от меня хотите? – продолжал негодовать мистер Скофилд. – Вы уже раскопали всю эту жалкую историю. Все факты вам известны, они говорят сами за себя.

– Боюсь, недостаточно ясно, – ответил инспектор. – Лучше бы вам упростить мне работу, а не усложнить. Пока у меня создается впечатление, что вам есть что скрывать.

– Например?

– Вы нашли пару от лежавшей здесь булавы?

– Нет. – Мистер Скофилд слегка сбавил тон. – Вы подозреваете, что я как-то участвовал в этом преступлении?

– Конечно, подозреваю, – без обиняков сказал инспектор, и Скофилд дернулся на стуле, выпрямляясь. – Не поймите меня неправильно. Мой долг – подозревать всех, кто был на месте преступления или рядом с ним в момент нападения на Фентона. Вы признали, что выходили погулять в неопределенное время после второго антракта. Подробностей, куда вы ходили и что делали, вы мне не сообщили. Вы потеряли булаву, которая, судя по идентичной ей, имеет достаточный вес, чтобы нанести повреждения, обнаруженные у Фентона. Вы были явно расстроены встречей с бывшей женой – сперва в холле, когда все они прибыли, а потом вчера в павильоне. Предполагаю, что вы не пошли на спектакль, чтобы не смотреть ее игру. В свете всего этого – удивительно ли, что мне хочется больше узнать о вашей с ней истории?

Мистер Скофилд опустил голову на руки, и когда заговорил снова, лица его не было видно.

– Она была дочерью директора школы, где я преподавал. Мне было двадцать восемь, а ей всего девятнадцать. Когда ей исполнился двадцать один, она заключила помолвку с сыном друга своего отца. Он был на несколько лет ее старше, имел хорошую работу и разделял ее интересы и увлечения – в основном игры, спорт и любительский театр. По театру они оба с ума сходили. Я думаю, именно исполнение главных ролей так часто сводило их вместе, что довело до помолвки. К сожалению, больше всего он любил авиацию. Был членом местного аэроклуба и брал самолет при любой возможности. Погиб он за три недели до свадьбы. День для полетов был неподходящий – туман, наверное. В общем, ему не советовали взлетать, но он взлетел.

Она была просто раздавлена этой трагедией. Жизнь ее всегда баловала, и вот впервые она лишилась желаемого. Ее отослали к родственникам на другой конец страны, и она была, насколько я понимаю, очень больна. Через полтора года она вернулась совсем другим человеком. И выглядела хорошо – то есть намного, намного лучше прежнего. Хорошенькой она была всегда, но никогда не обращала внимания на свою внешность и одежду. Теперь же она одевалась щегольски, умело красилась, больше разговаривала, прибрела уверенность и осанку. Мы все были потрясены, а некоторые из учителей так в этом потрясении и остались. Отца все это опечалило и озадачило. Поговорить с ней по душам он не мог из-за ее деланой жизнерадостности, но наверняка чуял, что случилось что-то плохое. Ее мать, женщина недалекая, не волновалась, пока с ребенком все было в порядке физически. Я же разделял чувства ее отца. Я знал, что она твердо решила никогда больше не дать себя ранить, не разрешать себе сильной любви. И два года я наблюдал, как она укрепляется в этом решении.

Она продолжала заниматься спортом и играть в любительском театре. Завела много друзей, но ее дружеские связи длились недолго. Старые друзья и подруги, с которыми она выросла, к тому времени рассеялись. Мальчики зарабатывали себе на жизнь, девочки занимались тем же или повыходили замуж.

Мы с ней всегда были друзьями. Думаю, она считала меня очень зрелым, хотя разница была всего в девять лет, и могла поговорить со мной так, как не получалось со сверстниками. И однажды…

Мистер Скофилд вдруг прервал свой рассказ и яростно взглянул на инспектора:

– Не знаю, зачем я все это рассказываю. Это вам совершенно не нужно.

– Я так не думаю, – спокойно ответил инспектор. – Однако следующий пункт можете опустить. Соня была несчастна и дала вам это понять. Вы всегда к ней неровно дышали, поэтому попросили ее руки, и она приняла предложение.

– Да, – отрезал мистер Скофилд. – Именно так и было. Достаточно обычно, расчетливо и ординарно. Вы с этим сталкивались тысячу раз. В тех жалких преступлениях, над которыми вам приходится работать, это встречается постоянно. Молодая разочарованная женщина выходит за увлеченного ею мужчину старше себя. В результате рано или поздно происходит катастрофа, сопровождаемая преступлением или без него. По-вашему, я об этом не думал, не раскладывал по полочкам все эти неудавшиеся месяцы?

– Сколько времени вы были женаты?

– Всего два года. Это была запланированная катастрофа. Но ее отец был доволен. Планировал, что я приму его школу, когда он уйдет на покой. Поначалу я даже позволил себе разделить эту счастливую мечту. Я рвался к работе, привязался к школе за те шесть лет, что был в ней. Но очень скоро увидел, что здесь у меня нет будущего.

– Рассказывайте дальше, – подтолкнул инспектор, когда молчание грозило затянуться. Мистер Скофилд устало поднял голову.