Смерть на выбор
Шрифт:
Когда она вышла из студии, то наткнулась на оперуполномоченного Смирнова. Он скромненько стоял в коридоре первого этажа у входа в студию, из которой шли в эфир новости, и ждал.
— Привет, ты знаешь, что случилось? — сразу набросилась на него Лизавета.
— Еще бы. Неразбериха творится у нас такая, что слепой и глухой узнал бы. Собирают сводные следственные группы. Людей прикомандировывают и откомандировывают. Уже приехали следователи по особо важным из Прокуратуры России. Завтра, поговаривают, в Петербург прибывает начальник Федеральной службы безопасности. А ты?
— Видел заявление мэра?
—
Лизавета через силу улыбнулась — упрямый оперативник будет тянуть свое дело, и пусть вокруг рушатся стены домов и начальнических кабинетов.
— Сейчас посмотрим.
Как и следовало ожидать, на кассетах ничего существенного не было. Они не имели никакого отношения к последней работе Олега Кастальского. Саша заметно загрустил, даже плечи и уголки губ опустились, даже жесткий ежик прически слегка обвис.
Лизавете пришлось его утешать. Она пообещала все же встретиться с Балашовым, узнать насчет предвыборного блока «Вся Россия», пообещала связаться с тридцать третьим каналом и разыскать группу Воробьева, когда тот вернется из Москвы.
Утешать Сашу Смирнова было легко и приятно: как только выяснялось, что еще не все проверено, а следовательно, не все потеряно, он восставал из пепла.
Он аккуратно убрал в блокнот список кандидатов от «Всей России»:
— Я их проверю по нашим каналам.
А потом отвез Лизавету домой. Открывая двери очень не новой служебной «шестерки», деловито пояснил:
— Теперь зато с автотранспортом проблем поменьше.
— За то, что преступников стало побольше? — не удержалась и съязвила Лизавета.
— Надоело оправдываться, можно подумать, милиция выдает лицензии грабителям и рэкетирам. Какое общество — такая преступность.
«Интересно, знает ли Саша, что сейчас в точности повторил слова бывшего начальника Петербургского ГУВД, сказанные уже после интервью?» — подумала Лизавета.
И решила, что знает — «бывшего» в ГУВД до сих пор помнили и любили многие.
— А ты в жизни лучше, чем на экране, — сказал ей Саша на прощание.
Перед сном Лизавета позвонила домой Главному. Вообще-то она предпочитала общаться с начальством в официальной обстановке. Но оброненные Сашей слова насчет приезда главы Федеральной службы безопасности заставили изменить принципам. Ей удалось выпросить камеру на полдня и договориться, что именно она поедет на это интервью.
— Ладно, раз узнала, поедешь. — Главный при всех его недостатках свято соблюдал журналистское право первой ночи.
«В пресс-службу Петербургского управления ФСБ позвоню утром», — решила Лизавета и занялась домашними делами. Точнее, приготовлением ужина. Как правило, в те дни, когда она работала, о еде заботилась бабушка. А иногда, она вдруг начинала бастовать, под лозунгом — тебя давно пора выдать замуж, но не берут, потому что не хозяйка, — и тогда перекладывала на Лизавету все домашние хлопоты. К счастью, приступы педагогической лихорадки случались у бабушки нечасто. Готовить Лизавета не любила, поэтому готовила быстро. Когда стол был накрыт, бабушка, видимо
услышавшая, что грохот кастрюль прекратился, величаво выплыла на кухню:— Добрый вечер, мон анж. Я попью с тобой чаю.
Лизавета поцеловала бабушку в щеку.
— Все-таки это неправильный режим дня. Кстати, тебе весь вечер звонили. Номера телефонов тех, кто соблаговолил представиться, я записала. — Бабушка придвинула к Лизавете листок. — Но ты же не станешь беспокоить людей так поздно? — У бабушки были твердые представления о том, что прилично и что нет. На этот раз Лизавета с ней охотно согласилась.
Утром ее опять разбудил телефонный трезвон. Звонил Андрей Балашов — сам и утром. Значит, Лизавета каким-то чудом попала в его список политически весомых персон.
— Доброе утро, дорогая. Надеюсь, я тебя не разбудил? — Дожидаться сварливого ответа, а Лизавета бывала по утрам сварливой, Андрюша Балашов не стал. — Нам сегодня непременно надо увидеться. Вчера не получилось, ты понимаешь почему. — Балашов говорил туманно о том, что заполнило сегодня первые полосы газет, говорил так, будто ни одно решение относительно убийства прокурора города не было принято без него. Вообще-то Лизавета полагала, что они не встретились вчера потому, что она была занята. Все журналисты одним эгоцентрическим миром мазаны.
— Андрюша, боюсь, сегодня не получится. Я совершенно не знаю, когда освобожусь, надо поймать в городе, — она прикусила язычок, — одного человечка. Где и когда я смогу его отыскать, просто не ведаю.
— Кого? Давай вместе отыщем. — Андрюша Балашов, как хорошая борзая, почуял запах дичи и постарался присоединиться к репортерскому гону.
— Ерунда, это мои дела, — небрежно бросила Лизавета — делиться этой информацией она не собиралась. Начинающий политик задал еще два-три наводящих вопроса, понял, что Лизавета — Измаил, а он — не Суворов, и сдался.
— Все равно. Разговор срочный и не телефонный. Ты поедешь на работу?
— Да. Но я не знаю…
Балашов не стал выяснять, чего еще не знает Лизавета.
— Значит, через полчаса я у тебя. Вари кофе на двоих.
За тридцать минут Лизавета успела не только приготовить завтрак на двоих (Андрюша, вопреки расхожему утверждению, будто вождь должен быть голодным, покушать очень и очень любил). Еще она привела себя в порядок и дозвонилась до пресс-отдела ФСБ. С ними у нее были запутанные отношения — желание сохранить все в тайне въелось в плоть и кровь всех контрразведчиков, даже тех, кто по долгу службы должен был этими тайнами делиться с прессой. На этой почве они часто ссорились. Но, к счастью, успели помириться после последней ссоры.
— Игорь Сергеевич, — нежно ворковала Лизавета, — хотите я продамся вам в рабство на один год, один месяц и один день?
— И за что же мне такое наказание? — рокотал в ответ ответственный за прессу. — Увольте, дорогая Елизавета Алексеевна.
— Тогда хотите, я организую бесперебойное пение серенад под вашими окнами.
— Упаси Бог.
— А может быть…
— Лизонька, кисонька, — Лизавета давно подозревала, что в жилах Игоря Сергеевича течет восточная кровь — уж больно любил созвучия, — что я должен сделать, чтобы ты меня не одаривала? Говори честно и прямо.